Знаете, я всегда думал, что слова — как старые монеты. Потёртые, со стёртыми лицами, но если приглядеться — у каждой своя история, своё путешествие. Вот как слово «шофёр». Казалось бы, что тут такого? Водитель и водитель. Ан нет! История у него… огненная. Буквально. Заварите чайку, сейчас расскажу.
Жар Парижских Котлов
Представьте Париж, ну, скажем, 1850-й год. Не тот шикарный бульварный, а задворки. Грохот, пар шипит, как разъярённый кот, воздух густой — смесь дыма, пота и металла. И там, в этом аду, мелькает фигура. Жан-Пьер. Лицо в саже, рубаха прилипла к спине, руки — в мозолях и ожогах. Он — chauffeur.
— Жан! Давай, подкидывай! — орет бригадир, еле перекрывая грохот машины. — Давление падает! Котел остынет — все к чертям!
— Да я ж кидаю, сколько могу! — хрипит Жан-Пьер, швыряя лопатой уголь в ненасытную пасть топки. Искры летят, жар бьёт в лицо — как у печи в кузнице, только хуже. — Черт возьми, это же не печь — это дракон!
Вот оно, настоящее значение. Chauffeur. По-нашему — истопник. Кочегар. Тот, кто жжет, кто согревает. Его мир — уголь, огонь, пар, зола. Его мастерство — не рулить, а поддерживать жизнь в этой железной махине, будь то заводской паровой двигатель или огромный, пыхтящий паровоз. Работа каторжная, чёрная (во всех смыслах!), но без него — вся мощь пара превращалась в холодное железо. Жан-Пьер вытирал пот рукавом, оставляя чёрную полосу по лицу, и думал: «Хоть бы не лопнул котел… Хоть бы хватило угля до смены…» Его гордость? Не скорость, а стабильное давление в манометре. Его страх? Не авария, а взрыв.
Дракон выходит на дорогу
Прошли годы. Техника не стояла. И вот уже на улочках Парижа (и не только) появляются первые… самодвижущиеся экипажи! Ну, экипажи… Громоздкие, неуклюжие, плюющиеся паром и искрами. И знаете, кто ими «управлял»?
— Позвольте представить: месье Арман, шофёр парового омнибуса «Ла Фумароль»! — важно объявлял кондуктор.
Арман, в форменной фуражке и кожаных перчатках (уже чуть чище, чем у Жана-Питера, но не намного), стоял на запятках своего чудища. Он держал не только руль. Его взгляд постоянно метался между дорогой и… манометром! Его руки то крутили штурвал, то хватали лопату.
— Луи! Угольку! — кричал Арман своему помощнику (потому что одному было не справиться!), пока «Фумароль» с пыхтением карабкалась на холм. — Давление на пределе! Еще пол-лопаты, аккуратно!
— Есть! — отзывался Луи, открывая топку. ОГОНЬ! ИСКРЫ! ЖАР! — Черт, Арман, опять подпалил фалды сюртука у пассажира в первом ряду!
— Не до фалд! — отмахивался Арман, лихорадочно сбрасывая пар, чтобы котел не разнесло. — Главное — не заглохнуть! Представляешь позор? «Шофёр» — и не смог доехать!
Вот она, точка перелома. Шофер. Кочегар на колесах. Да, он поворачивал руль. Да, он выбирал путь. Но его главная забота — все тот же огонь в сердце машины. Без его угля, без его внимания к котлу — никакой поездки. Пассажиры боялись не скорости (она была черепашьей), а этого шипящего, клокочущего чудовища под ногами. Арман чувствовал себя укротителем. Не водителем — укротителем огненного змея. И слово за ним закрепилось прочно: шофёр.
Огонь погас, слово осталось
Потом пришел бензин. Тихий, невидимый огонь внутри цилиндров. Паровые монстры ушли в историю. Но слово… слово осталось! Как старый друг, переживший смену эпох.
Я сижу в современном такси. Кондиционер шелестит, двигатель урчит тихо и ровно. На водительском кресле — Николай, лет пятидесяти, с умными, усталыми глазами.
— Шофер Николай, к вашим услугам! — представляется он. Голос спокойный, профессиональный.
— Николай, а вы знаете, — не удержался я, — что «шофер» изначально… кочегар значил?
Он резко повернул голову, удивленно глянул в зеркало заднего вида.
— Серьёзно?! Кочегар? Ну надо же… — Он задумался, машинально перестраиваясь в потоке. — А ведь… логично! Батя мой, царство ему небесное, на «Победе» ездил. Так он мне рассказывал: чтобы в дороге не встать, шоферу надо было не просто рулить. Знать машину! Чувствовать её нутром! Масло проверить, воду долить, ремень подтянуть, свечи почистить… — Николай оживился. — У него в багажнике целая мастерская была! Гаечные ключи, пассатижи, изолента, патрубки запасные… А уж если на трассе что — сам, с фонариком, под машину, в грязи! Это ж не то что сейчас — «ассистент парковки, климат-контроль». Ремесло было! Настоящее! Кочегар… — Он усмехнулся. — Да, пожалуй, сродни. Тоже сердце машины поддерживал в рабочем состоянии. Только не углем, а знанием да сноровкой. И маслом, конечно, — добавил он с легкой ностальгией в голосе.
Мы ехали молча. Я смотрел на руки Николая на руле — крепкие, с жилками. Руки мастера. Руки человека, который не просто крутит баранку, а чувствует железного коня. Как Жан-Пьер чувствовал жар топки. Как Арман слышал шипение пара.
Слово-путешественник
Вот так-то. Шофёр. Казалось бы, просто «водитель». А за ним — копоть угольных топок, шипение первых паровиков, мастерство и тяжелый труд людей, которые буквально кормили огнем своих железных коней. Слово пережило революцию в технике, сменило смысл, но сохранило отголосок той, огненной эпохи. Оно — как старая кожаная куртка: потертая, но прочная, с историей, впитавшая запах дорог, масла и… да, немного дыма.
Так что в следующий раз, садясь в машину (или вызывая такси), вспомните этих парней у раскаленных топок. Без их сажи, пота и огня — не было бы и этого удобного слова «шофёр». История, застывшая в буквах. Живая.
Оценили 3 человека
5 кармы