В плену у мертвецов. Аспекты и нюансы обменного процесса с Украиной

Когда моего товарища Алексея вернули по обмену, на нём не было живого места. Мы его встретили в Донецке, поблагодарили силовиков, которые занимались освобождением, и поселили на одной из наших редакционных квартир.

«Ты, наверное, в душ хочешь?» — спросил я. Глупый вопрос после СИЗО, транспортировки и общежития, в котором освобождённых «выдавали на руки». Он кивнул и снял футболку. Таких синяков я до этого не видел никогда. Огромные, расплывшиеся, самых немыслимых цветов. Некоторые — продолговатые, от полицейских дубинок, в определённых кругах известных как «палка резиновая» и дальше маркировка длинны. «Так это они примерно за месяц до обмена перестали бить меня, чтобы типа как в себя пришёл», — криво усмехнулся он, заметив мой взгляд. На дворе было лето 2014 г. …

«Меня когда в Харькове свинтили, сначала отвезли в СИЗО. А когда поняли, что я говорить с ними не буду, передали «Правому сектору». Те транспортировали нас на одну из своих баз под Изюмом и посадили в зиндан. Именно реальная яма, куда и солнце палит, и дождь льёт. Когда у них там в Славянске случались потери и ещё какие неприятности — поднимали нас наверх и избивали до обморока, некоторых ребят до переломов. Или просто если настроение плохое, то же самое всё делали…», — рассказывал Лёша. Однако же, его история закончилась хорошо. Благодаря давлению адвокатов и усилиям родных удалось вернуть украинский паспорт, бывший узник переехал в Москву и вполне нормально там устроился. Но так повезло далеко не всем.

После того, как «майдан» 2013-2014 гг. плавно перерос в войну, Украина стала стремительно «затягивать гайки». Это выражалось не только в обстрелах городов (например, для Донецка прощание с мирной реальностью состоялось 26 мая 2014 г.). Украинские спецслужбы на постоянной основе похищали людей, и в первую очередь — именно лидеров антинацистских протестов, организаторов сопротивления на местах. Эти вот представители гражданского актива и ополченцы, оказавшиеся в руках противника, и составили первичный массив пленных.

России до массового столкновения с суровой реальностью было ещё далеко тогда. В спокойных городах, уверенных, что маховик войны обойдёт стороной, о страшных местах вроде мариупольской «Библиотеки» (оборудованного в местном аэропорту пространства для содержания пленных и пыток) слышали только те, кто интересовался вопросом, сочувствовал и каким-то образом пытался помогать восставшим республикам Донбасса. В то же время среди русского чиновничества, близкого к Москве, до сих пор распространено мнение, что «вот вас признали с 2022 года, с этого момента и начнём отсчёт. Что было «до» — нас не касается».

Специально для этих людей, которых «не везде касается», привожу ещё одно воспоминание. «Русских активистов в украинских тюрьмах ломали по-разному. Когда не получалось выбить нужные показания и получить под ними подпись «сепаратиста», говорили — «Мы же знаем, где твоя семья. Сейчас доставим сюда твою дочь, и будем насиловать. А ты будешь смотреть. Ну, или подписывай, что даём». Конечно же, в таких обстоятельствах многие сдавались. И, кстати, есть случаи, когда эти страшные угрозы осуществлялись в реальности», — вспоминает Лилия Родионова. Она с 2014 по 2016 гг. была представителем Министерства обороны ДНР по переговорному процессу, и подобного рода живых и страшных историй у неё достаточно.

Сейчас русское государство, похоже, осознало окончательно, что мы имеем дело именно с нежитью. Инфернальным злом, живыми мертвецами, которые с русскими солдатами, оказавшимися в плену, особо не миндальничают.

Именно поэтому у меня лично цифры, озвученные главой делегации РФ на переговорах с Украиной Владимиром Мединским, провоцируют холодок по спине. Во вторую волну обмена должны быть включены 1 200 наших воинов. В ответ Киев получит такое же количество своих «воякив». А вот есть ли они в украинских душегубках? Живы ли наши ребята там? Очень хочется верить в это, но случаи бывают очень разные.

По ТВ нам обычно показывают бодрых солдат относительно нормального вида, без увечий, сидящих в автобусах и ожидающих скорой встречи с родными. Но есть гораздо более страшная картинка, которая остаётся в основном за кадром. Есть жертвы пыток. Люди с отрезанными конечностями и изуродованными лицами. Нам не показывают их, чтобы не портить настроение. А может, и не надо бы уже смягчать?

Для общей эрудиции хотелось бы напомнить читателю, что «военнопленный» — это не просто часть речи. Это юридический статус. Цитирую термин. Военнопленный — человек, который был взят в плен вооруженными силами противника в ходе вооруженного конфликта или войны. Военнопленные являются членами вооруженных сил одной из сторон конфликта и находятся во власти противника. Их статус и права регулируются международным гуманитарным правом, включая Женевские конвенции и их протоколы, которые обеспечивают защиту и гарантии для военнопленных, включая право на гуманное обращение, неприкосновенность и возвращение в свою страну после окончания конфликта.

Существует целый свод правил о том, как следует обращаться с военнопленными. И практически все они не соблюдаются украинской стороной. Начиная от того, что карточки со специальными данными нужно передавать в международный Красный Крест, а о том, где находится оказавшийся в плену воин, извещать не только противную сторону, но и родственников. О том, как скрывают эти данные украинские силовики, очень хорошо написала в своих воспоминаниях о том, как её выкрали из Тореза и держали в плену Ирина Полторацкая, депутат Народного совета ДНР. Её книга «Я не умру» фиксирует, что это было одной из главных проблем арестованных русских активистов — сделать так, чтобы на нашей стороне узнали хотя бы где человек сидит.

Есть целый ряд положений Гаагской и Женевской конвенций, о которых ВСУ, запрещённые «Азов» и «Торнадо» если и слышали, всё равно никогда не применяли. Например, «защищать военнопленных от всяких актов насилия или запугивания, уважать их личность и честь». Ещё в конвенциях прописаны запреты «не подвергать пленных научному или медицинскому опыту, удалению тканей или органов для пересадки, за исключением случаев лечения военнопленного».

Между тем, только беглое ознакомление с заголовками материалов СМИ погружает нас в совершенно другую реальность: «Отрезали пальцы, били током». А вот уже об обращении с мирным населением: «Изнасиловали, а потом отрезали голову». А ведь в медиа попадают только самые вопиющие случаи. В основном зверства украинствующих умалчиваются.

Тут уж невольно вспомнишь из Симонова: «Сколько раз увидишь его — столько раз его и убей». Трудно как-то иначе относиться к тем, кто сам, добровольно, нарисовал белой краской знакомые немецкие кресты на уже современной технике.

Этот текст пишется в период, когда Украина отказалась принять тела своих же солдат, погибших в развязанной Киевом бессмысленной войне. Да, конечно, где-то за спиной там стоят и Европа, и Америка, и глобальная элита. Но ведь оружие в руки взяли именно граждане Украины. Что уж тут попишешь?

Обмен пленными Киев тоже затягивает. Наверное, судорожно ищут, кого можно показать в относительно нормальном состоянии.

Ну, а главный мой личный страх — живы ли товарищи? Те парни из украинских городов, которые в 2014 г. не согласились с нацистским переворотом? Их много, из разных городов, было в бандеровских застенках. Что с ними сейчас?

Очень хочется надеяться, что обмен этот всё же состоится. Ещё больше хочется дожить до времени, когда на карте Европы такого названия, как Украина, просто не будет. Она это давным-давно заслужила.

Источник