ИСТОКИ ФАШИЗМА .... И ЛИБЕРАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ.

Говоря в трёх словах, фашизм – это идея радикального скотства. Но поскольку такие три слова похожи на ругательство, а ругаться не входит в наши планы, то придётся их развернуть. В глубинной основе фашистского движения лежит радикальный отказ от «химер сознания» - высоких, невещественных идей, связанных с сакральными образами и священными представлениями. Отказ идёт в пользу вещественных и грубо-материальных, ощутимо-плотных явлений. И за счет этого очищенная «верхняя полочка» сознания оказывается заполнена грубыми зоологическим отправлениями, которые теперь «исполняют обязанности» высших ценностей и духовных идеалов.

То есть нечто традиционно-низшее (низшее в Традиции, в её мире) – возводится в ранг высшего.

А высшее аннулируется, как предрассудок, как химера сознания, как некий беспочвенный (потому что нематериальный) домысел праздных умов.

Скажем, медведь убил и съел другого медведя. Ничего удивительного в этом нет – а особенно ничего удивительного для человека традиционнного общества, веками такое наблюдающего в лесах вокруг себя. Но человек традиционного общества не додумается об этом писать книги, снимать киноленты, рисовать батальные полотна, восхищаясь «метафизикой воли» и «силой духа жизни» в медведе-каннибале, проклиная слабость и «лунную вторичность» съеденного медведя-неудачника.

Мерзость зоологии, свершившаяся в глухом и тёмном лесу для человека Традиции лишь мерзость и ничего больше. Зверств в традиционном, особенно на примитивных стадиях, обществе много, но они проходят именно по категории "зверства". Так же и любое собственное безобразие безобразник, живущий в традиционном обществе, воспринимает лишь как безобразие, и не более того[1]. Совершенно иное происходит, когда «верхняя полочка ума» очищена от священных образов, носящих возвышенно-потусторонний характер, не связанных с зоологией жизни непосредственно.

Тогда зоологическое отправление становится альфой и омегой для остаточных навыков духовной жизни человека. Безобразие начинает в мире без Образов обретать свою метафизику, философию, становится религией самого себя, в него начинают веровать с неистовой, фанатичной силой.

Если мы поймём эту глубинную динамику, то мы поймем и наивность современного «антифа»-движения, отмахивающегося от фашистского «ницшеанского ренессанса» как от мухи индивидуальных психических расстройств социопатов.

Реабилитации фашистской идеи предшествует простая и бытовая реабилитация морально-бытового скотства. Вначале должно уйти то, что подпитывало в человеке человеческое – и тогда на освободившееся место войдёт ницшеанство, потому что остаточные навыки осмысления мироздания в целом ещё присутствуют в человеке, но при этом зоология уже стала его единственной верой.

В фашизме зверь осмысляет мир с помощью человеческого познавательного аппарата, внутрь которого оскотившийся зверь проник.

«Базовым принципом, лежащим в основе всякого оправдания войны с точки зрения человеческой личности, является героизм. Война предоставляет человеку возможность пробудить героя, спящего внутри него. Война взрывает рутину комфортабельной жизни и при помощи суровых испытаний предлагает преображающее знание жизни, жизни со смертью. Момент, в который индивид становится героем, даже если это последний момент его земной жизни, своим значением бесконечно перевешивает затянувшееся существование, проводимое в монотонном потреблении среди серости городов" - пишет об этом (сам этого не понимая, но отражая) один из УМЕРЕННЫХ идеологов фашизма Юлиус Эвола, в своей "Метафизике войны". "Только война напрягает до высшей степени все человеческие силы и налагает печать благородства на народы, имеющие смелость предпринять таковую. Все другие испытания являются второстепенными, так как не ставят человека перед самим собой в выборе жизни или смерти». - "авторитетно" добавляет уже ничуть не умеренный, а центральный идеолог фашизма Бенито Муссолини. "Что такое жизнь, как не тень мимолетной мечты?" - меланхолично добавляет в копилку агрессивного глубинно-бытового антитеизма Умберто Эко...

Ну, а как может осмыслить зверь мир, если дать зверю такую способность – мир осмыслять? Он, естественно, возведёт звериные (свои) инстинкты в ранг священнодействия и высшей добродетели.

А.Гитлер, заявляя: «Я освобождаю вас от грязной и разлагающей химеры, именуемой совестью и моралью», лишь потворял Ф.Ницше: "Испытывал ли я когда-нибудь угрызение совести? Память моя хранит на этот счет молчание." (Т. 1. С. 722, "Злая мудрость", 10). Или: Угрызение совести — такая же глупость, как попытка собаки разгрызть камень" (Там же. С. 817, "Странник и его тень", 38). (Основной постулат Гитлера в программном обращении к армии перед Drang nach Osten звучит так: «Солдаты, я освобождаю вас от древней химеры, именуемой совестью во славу Великого Рейха!». А еще в 1923 г. Гитлер говорил: «Совесть — еврейское изобретение». Затем в разных речах Гитлера эта тема варьировалась: «... совесть — это еврейское измышление, предназначенное для порабощения других рас». "Десять заповедей утратили свою актуальность. Совесть — еврейское изобретение, это недостаток, как обрезание".

Откуда идёт такая преемственность воинствующего "беспредела" (говоря современным языком)? А вот откуда: При попытке обобщить свою практику, волк или тигр придёт к выводу, что убийства есть священнодействие, поскольку ими поддерживается высшая форма жизни во Вселенной – его собственная. Хищник, обобщая практику, приходит к выводу, что:

- Он сам является высшей и абсолютной ценностью, а «выше меня никого нет».

- Его инстинкты есть воля и завет высшей и абсолютной идеи, ведь и Вселенная – это он сам, всего лишь его отражение.

- То, что тёмные предки называли «безобразием» - на самом деле полнота самореализации, а всякие ограничители воли и её триумфа – это «психологические комплексы», продукт обмана тёмных людей всякими лжеучителями, навязывавшими тёмным людям свою волю вместо их собственной.

Таким образом, фашизм вовсе не постороннее миру идей ХХ века явление. В определённом смысле он прямее и последовательнее выражает тенденции века, чем либерализм и коммунизм.

Фашизм пугает радикальностью своего разрыва с глубинно-бытовыми основами человеческой жизни в традиционном обществе. Это и помогло В ПЕРВЫЙ РАЗ затолкать его обратно в преисподнюю совместными усилиями всех напуганных, и либералов, и коммунистов.

Но пугая своей радикальностью реформизма глубинно-бытовых представлений «о хорошем и плохом», фашизм в то же время и подкупает своей честностью и способностью доводить мысли ХХ века до конца.

Либерализм, как экономический фашизм (со всеми положенными фашизму «триумфами воли», но только на бирже) – пытается сохранить унаследованные от традиционного общества мораль и право, политические институты и структуру познания. Похоже на утверждение про что-либо: «Это всё глупость и пережиток старины, но менять его мы не будем».

Так не бывает. Или не глупость, не пережиток, не рудимент, или – надо менять. Нельзя одновременно проповедовать экономическое неравенство, связанное с «триумфом воли» «по ту сторону добра и зла» - и политическое равенство. Это же бред – на чём и берут молодёжь неофашистские движения.

Нельзя морить голодом миллионы экономических неудачников, «не вписавшихся в рынок»[2] - и при этом отстаивать гражданские права каких-то политических лузеров. Тут уж или туда – или сюда. Не морочьте людям голову туфтой – триумф слепой и злобной воли или везде хорош, или везде плох.

Безусловно, современный либерализм – это брюхо, беременное фашизмом и войной[3], как, впрочем, и любой дарвинизм, включая советский.

В истории фашизм иной раз приобретает религиозную окраску в той же мере, в какой социализм (его сущностный антипод) приобретает окраску атеистическую. И то и другое – лишь гримасы истории, свидетельство её нелинейности, зигзагообразного пути. Антитезой социализму по сути (а не по внешнему виду) может быть только Идеал Несправедливости, Идеал Неразумного устройства экономики (ибо планирование пытается построить экономику на началах Разума, с научной организацией труда и усилий людей). Отсюда апология орды, войны, захвата, грабежа, военной добычи во всяком фашизме, даже том, который несёт перед собой проституированные церковные хоругви[4]. Совсем другое дело, что и понятие Справедливости и понятие Разумности в атеизме сущностно отсутствуют, то есть не могут употребляться в разговоре с достаточным основанием[5].

Как можно, просто и грубо представить путь цивилизации? Было некое первобытное стадо. Оно жило по законам зоологических отношений и руководствовалось зоологическими инстинктами.

Потом появились сакральные ценности – служение которым (зачастую себе в убыток) превратило зверолюдей в людей. Служение сакралиям отделило человеческое общество от джунглей и саванны древнего мира.

Начался процесс ДИВИРГЕНЦИИ – расхождения признаков между животным стадом и человеческим сообществом.

Веками они расходились – именно потому, что мотивации зверя – зоологические, замешаны на инстинктах прожорливости, похотливости, немотивированной агрессии, самодовольства и самооправдания, жажды доминирования и т.п.

А мотивации человека были сакральными, через поклонение святыням, потребовавшим аскетизма взамен прожорливости, воздержания взамен похотливости, сдержанности взамен внезапных вспышек ярости, стремление к служению (святыне ведь служат) взамен животной жажды доминирования и т.п.

Вот эта самая дивиргенция по требованию культа и его служителей – создала и нашу культуру, и наше просвещение (изначально однокоренное с освящением, культовым действом по сакрализации предмета), и вообще всё наше общество.

Возможен ли обратный процесс – то есть КОНВЕРГЕНЦИЯ признаков человеческого сообщества и звериного, первобытного стада приматов? Безусловно, и он уже вовсю запущен в XXI веке, а в ХХ его глубокие корни.

Уже то, что в ХХ веке общество раскололось на партии – показывает печальное явление: истина стала неоднозначной в глазах людей, а единый культовый субстрат (так сказать, глубинный мицелий[6] и микориза цивилизации) – стал дробиться на разные христологические секты.

Секта – по определению – отщепенчество от чего-либо, но не с целью провозгласить новую веру, а с целью отстоять чистоту старой веры, якобы попранную в субстрате отделения. Сектанты не есть выкресты, они не отрекаются от старого мира, не отрясают его прах со своих ног. Сектанты настаивают на том, что прежним вероначальством (от которого они отделяются) – ПРЕДАНЫ ИЗНАЧАЛЬНЫЕ ИДЕАЛЫ движения.

В этом смысле бунт старообрядцев мало отличается от бунта большевиков – ибо и те, и другие прокляли кадровый состав прежней церкви, но не её идеалы[7].

Строго говоря, с научной точки зрения – по-настоящему с идеалами, смыслами и ценностями христианской цивилизации порвал только фашизм. Все остальные, даже самые атеистические партии ХХ века – лишь христологические секты, руководствующиеся старыми, традиционными ценностями, и обвиняющие Бога разве что в том, что он медлит с их воплощением.

По формуле «Сказал-то правильно, да делать не торопится, мы уж вместо него сделаем».

Но никто и никогда не ответил в ХХ веке на вопрос – зачем воплощать Заветы «иллюзорного образа», и какую ценность могут иметь законы, установленные ошибкой в понимании устройства Вселенной? Вопрос этот поставил ещё Ф.М.Достоевский своим знаменитым «Бога нет – всё позволено». Фашизм же ответил за всех атеистов разом – что никакой ценности «психологические комплексы ущербных жертв обмана» иметь не могут, а воплощать Заветы того, кто никогда никаких Заветов не давал, в связи со своим отсутствием – нелепо.

Дело в том, что абстрактно-познавательные модели, которыми баловалась КПСС и западные вольнодумцы – всего лишь игра слов. Что значит «Бога нет?» Это же только слово из трёх букв… Бога нет, а «Готт» есть? Или «Чиз»? «Нет Бога» – говорил Коран в вольном переводе – и добавляет «Кроме Аллаха»…

Это всё игра слов. Нужно понять смысл. 

Ляпнуть, что нет Бога – всего лишь колебание воздуха. Суть-то утверждения, так и оставшийся закрытым для членов КПСС (кроме Ельцина, Чубайса и Гайдара) – в том, что нет Истины. Смысла нет. Правды нет. Единства в мироздании, его строении и законах нет. А вся наша жизнь – иллюзия, какие-то случайные пузыри на квашне смерти… Вселенная – мертва, и смерть её единственное нормальное состояние. Жизнь – флуктуация. Нет ни Суда, ни Воздаяния, ни Любви…

Такого рода радикальный пересмотр картины мира требует радикальной смены быта, которая уже не есть игра слов, а ревизия основ человеческого существа. Достоевский в образе Раскольникова показывает, что трепаться о благости убийства в газетке одно, а совершить его в быту – совсем другое. Это не просто назвать привычные вещи новыми именами-словами. Это выбросить привычные вещи и заменить их принципиально новыми…

Будучи одной из христологических сект, коммунизм никакой радикальной перестройки бытовых ценностей не представлял. Наоборот, сугубо-церковное представление о Правде, которое мужик веками впитывал в церкви, коммунизм воплотил в быту, убрав раздражавшие мужика факты «лицемерия» в виде дворян, буржуазии и т.п.

Ведь в самом слове «крестьяне» заложено определение «христиане», разделение слов произошло много потом. Изначально же сословие «крестьянин» означало, что он «христианин», а крестьянская община – была христианской общиной.

Из этого определения, впитываемого мужиком с молоком матери много веков, было и опаснейшее ответвление: ведь если крестьянин – христианин, то, получается, кто не-крестьянин, тот и не-христианин.

Те же дворяне или купцы – какой бы внешней набожностью не бравировали – воспринимались как нехристи, не-крестьяне в силу привилегированного сословного положения, непозволительного истинному христианину.

Невозможно сказать (что подчёркнуто уже всеми серьёзными исследователями вопроса) что коммунизм требовал от христиан каких-то непривычных и нетрадиционных вещей в быту. В культе, в символике - да, но не в бытовом поведении.

Отречение от частной собственности, ненависть к богачам были изначально заложены в христианской этике. И по сути большевизм был не сломом традиционного общества, а наоборот – извращённой и уродливой (потому что и сионисты, и просто психопаты поучаствовали) попыткой реставрации традиционного общества с традиционными ценностями. Интересно отметить, что враги коммунизма видели это яснее, чем его друзья, хотя и друзья часто проговаривались, что – по слову евангельскому – «не нарушить пришли, но исполнить».

Что касается западного общества, то там вообще не было резкого надлома и христологические секты (под видом политических движений нового времени) были куда менее радикальны и деструктивны, чем троцкизм-ленинизм.

Традиционные христианские конфессии играли важную роль в жизни Запада вплоть до 60-х годов ХХ века, и даже позднее. Общество Запада было религиозным до ханжества, и в основу своей борьбы с коммунизмом клало борьбу за христианство.

Христологические секты не только враждуют между собой (что вполне естественно для узколобых фанатиков) – но в определённых обстоятельствах могут и объединятся против общего врага. Союзу либерализма и коммунизма против фашизма предшествовал союз католиков и православных против османского нашествия (сразу же кончившийся – как только османы перестали представлять реальную угрозу Европе), союз разных конфессий Римской Империи против Атиллы и т.п.

Единая фундаментальная основа ценностей разных христологических сект легла после 1945 года в основу планетарного антифашизма, сделавшего Гитлера (во многом искусственно) главным и беспрецедентным злодеем человечества, фашизм – ругательством во всех языках мира. Но прошло совсем немного времени – и сквозь асфальт единого советско-американского антифашизма стали прорастать ростки неофашистской идеи.

Это доказало старую истину: с носителями идей можно воевать штыком, но с самой идеей штыком воевать не получится. Даже если физически истребить всех носителей идеи – сама идея – как напрашивающийся ответ на очевидный вопрос – останется висеть над миром вопросительным знаком.

Скорость реанимации неофашизма в мире связана с тем, что сопротивление фашизму базируется во многом НА ПЕРЕЖИТКАХ христианской цивилизации, в тех обществах – в которых, в общем и целом уже осуществлён мировоззренческий отказ и отречение от ценностей прежних веков.

С точки зрения рационально-логической построения фашизма выглядят, как бред, и действительно являются бредом – это так же верно, как и то, что никого из фашистов это никогда не волновало. Безусловно, само по себе принятие фашизма требует от ума либо существенной деградации, распада, либо патологического искривления. Но в том-то и дело, что УМ (к которому прилагается эпитет "холодный", "трезвый") - продукт цивилизации, с которой фашизм решительно рвёт! Этого никогда не понимали умники, пытавшиеся высмеивать фашизм с рационально-логических позиций.

Ведь вся сложная архитектура разума и его логики базируется (теоремы) на аксиомах (догмах). А потому для отвергателя догм и аксиом все умозаключения, отложенные от них – не указка.

Фашизм вызывающе-антиразумен, он апеллирует не к рациональному аппарату мышления, а к «живой жилке» воли, свойства человеческого характера добиваться своего. Разум же настроен, как инструмент, работать по правилам. Воля – наоборот, ломать и нарушать правила. Разум – продукт влияния других людей (учителей, воспитателей, книг) в сознании человека. Воля – его собственный, нутряной позыв. Воля не констатирует «так есть». Воля требует – «хочу, чтобы так было».

Рациональная дискуссия с фашизмом невозможна, а научные разгромы всяких «расологий» удовлетворяют только рационалистов, которые и так фашистами не являются. Самим же «расологиям» и их свихнувшейся пастве никакие научные обзоры никогда не мешали. Потому что это разум устанавливает истину, а воля – считает истиной собственную установку.

Для добропорядочных атеистов бывает обычно неприятным сюрпризом, что вытеснение религии (системы, сделавшей человека человеком) оборачивается отнюдь не той, чаемой ими, «научной картиной мира». Они удивляются, когда вместо трезвой и рациональной мироощутимости приходит вдруг «черная романтика» биологизаторского воспалённого примитива.

Но тут их утешить нечем. Рациональная картина мира, трезвая, с достаточным доказательным основанием – вторичный продукт. Сама по себе она быть не может. Глупо верить в Разум – если считаешь разум игрой эволюции, случайным пузырем на биосферной квашне…

Отрицание Высшего Разума приводит в итоге к отрицанию всего Высшего в каждом из Разумов. И не видит этого только слепой. 

А что если останется в Разуме, если смыть оттуда высшие слои? Низшие слои, то есть зоологические мотивации. Востребованность зоологических по своей природе выводов и обобщений в качестве высшей культуры и идеала человеческой жизни создаёт тягу к фашизму.

+++

Западное, т.н. «демократическое» сопротивление фашизму базировалось на теориях «тоталитаризма», нелепых в самой основе своей.

Ведь понятно же, что тоталитаризм базируется на тоталитарном мышлении. То есть целостном, комплексном, если перевести. И такое мышление неправильное? А какое тогда правильное? Дробное, дискретное, бессвязное мышление – идеал «демократии»?

Но дискретное мышление – это уже область клинической психиатрии. Всякое здоровое мышление раздробленным и фрагментарным быть не может. Оно обязано быть целостным и связным. Переведя на латынь, получим – «тоталитарное»…

По сути, либерально-демократическая толерантность и вызванная ею дискретность мышления выступают «Ледоколом», расчищающим фашизму пространство под формирование новой (на самом деле очень старой, животной) целостности (тотальности).

Потеряв ценности, общество погружается в беспросветный маразм толерастии, откуда выныривает с тем багажом, который сидит в подсознании наследием диких веков, некогда вдохновлявшим орды наиболее культурно-отсталых варваров[9].

Нельзя просто так объявить своими предками звероподобных животных-каннибалов, и при этом не попасть к ним в заложники…

[1] По свидетельству Ф.М. Достоевского «Самый крупный безобразник, самый даже красивый своею дерзостью и изящными пороками, так что ему даже подражают глупцы, все-таки слышит каким-то чутьем, в тайниках безобразной души своей, что в конце концов он лишь негодяй, и только». Достоевский Ф. М. -- Дневник писателя 
[2] Как говорил А.Чубайс в разгар рыночных реформ: «"Что вы волнуетесь за этих людей? Ну, вымрет тридцать миллионов. Они не вписались в рынок».
[3] Цель обывателя в потребительском обществе – бесконечно наращивать благосостояние. Но эта цель упирается в ограниченность ресурсов. Чисто технологически, с помощью современной техники, можно сделать бесчисленное количество автомобилей, но дело в металле, в руде. Если количество технологических операций на производственной линии ничем не ограничено (как и аппетиты потребителя) – то количество лежащего в основе манипуляций сырья ограничено. Это и является главной причиной всех современных войн – как открытых, так и гибридных, нового типа. Все они ведутся с целью переподключения той или иной ГЛЫБЫ ресурсов – от питания одних лиц к питанию других лиц.
[4] За фашизмом (включая и такую его форму, как сионизм, фашизм в еврейской среде) стоит не только неверие в справедливость и разум, но и жгучая ненависть к попыткам выстроить справедливую и разумную экономику.
[5] Откуда взяться справедливости в слепо и случайно возникшей вселенной и что в ней считать разумным, если она изначально мертва и безмозгла? Миражи и галлюцинации забродившего под черепной коробкой мозгового вещества?
[6] Вегетативное тело гриба, состоящее из очень тонких переплетённых нитей под землёй: корни гриба, выпускающие плодовые тела грибов.
[7] Вот свидетельство классика: Клюев Николай Алексеевич:
«Есть в Ленине керженский дух, Игуменский окрик в декретах, Как будто истоки разрух Он ищет в "Поморских ответах". Мужицкая ныне земля, И церковь - не наймит казенный, Народный испод шевеля, Несется глагол краснозвонный».
[8] Не труд создаёт богатство, богатство создаёт обладание территорией с природными и инфраструктурными ресурсами. Труд лишь обрабатывает заранее данное богатство, переводит его из потенциальной формы в актуальную. Если исходить из того мифа, что рабочие и крестьяне сами, своим трудом, создают богатства, часть которых у них потом отбирает эксплуататор (в марксистской схеме – чистый паразит) – тогда почему же не могут своим трудом создать богатств своим семьям безработные рабочие и безземельные крестьяне? Завоевание и удержание земли, территории, ресурсной базы – вот источник богатства, труд же – лишь актуализирующее приложение к нему. Чтобы было понятнее объясним современным простым примером. На депозите в банке лежат деньги. Поскольку это депозит – ими нельзя расплатиться за блага сразу же. Нужно пойти в банк и снять деньги с депозита. Поход в банк – это труд. А деньги на счету – ресурсное обладание. Можно сколько угодно ходить в банк, хоть каждый день, хоть каждый час – но вы там ничего не получите, если на счету у вас там ничего нет… Так марксистский эксплуататор-паразит преображается в организатора обороны территории (эту должность, как и любую можно исполнять хорошо или плохо, но она отнюдь не паразитарна). Рабочие никакой прибавочной стоимости не создают (сами по себе) – они с помощью труда извлекают стоимость из предоставленной им организатором обороны глыбы ресурсов. Точно так же скульптор, ваяя статую из мрамора, не извлекает никакой прибавочной массы мрамора (да и не может, по законам сохранения вещества и энергии). Скульптор, напротив, снижает массу мрамора, отсекая лишнее от заключённой в глыбе форме статуи. Тем же самым занимается и рабочий, и крестьянин: они берут глыбу ресурсов и отсекают от неё «всё лишнее». Сами они создать ресурсов не могут и трагически зависимы от предоставления ресурса со стороны подлинного кормильца нации – Организатора Обороны Территории.
[9] В этом смысле очень характерна чёрная романтизация фигуры современными неофашистами в РФ фигуры садиста-психопата времен гражданской войны Унгерна-Штернберга. При этом многие зверства Унгерна попросту приписываются ему его современными поклонниками, так как в их среде принято считать, что садизм не позорит, а возвышает личность Вождя. Сам Унгерн, впервые поднявший знамя со свастикой, поднял его в древнем, а не гитлеровском смысле: Унгерн делал ставку на панмонголизм, на дикие народы, с помощью которых мечтал сокрушить века цивилизации и вернуть мир в состояние раннего феодализма, представлявшегося ему идеалом общественного устройства. Трудно сказать, зачем это нужно было самому Унгерну – судя по источникам, личности крайне психически неуравновешенной, в обстановке всеобщего авантюризма Гражданской войны. Но в современной идеологии неофашизма поднявший свастику в смысле панмонголизма Унгерн воспевается как беспощадный каратель, полностью порвавший с «гнилой» цивилизацией и взявший себе в учителя жизни древних ханов-варваров времен монгольских нашествий.

Александр Леонидов; 

Капитал преступен всегда. Капитализм - преступление по определению. Фашизм - это частный случай капитализма. Капитализм - это и есть фашизм. Капитализм как идеология убийства.

Капитализм породил в России непрекращающийся экономический и политический кризис с чудовищными потерями материальных, людских и интеллектуальных ресурсов, который закончится неизбежной катастрофой для России.