ЭКОНОМИКА “НАСАЖДЕНИЯ ОТСТАЛОСТИ” К ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫМ ПРИЧИНАМ РЕФОРМЫ РАН. Часть 2. Окончание и выводы.

Начало -  Здесь

Всё сказанное подводит нас к важнейшему вопросу о роли, которую сегодняшний капитализм отводит науке и образованию. Французский исследователь К. Серфати, опираясь на изучение взаимосвязи между финанциализацией, глобальными цепочками стоимости и технологическими инновациями, отмечает, что, хотя Риккардо и его последователи строго разграничивали предпринимательскую прибыль и ренту, “прогрессирующее размывание границ между этими явлениями по ходу истории капитализма очень затруднило” проведение данного различия [27, p. 44]. Обострение проблемы так называемых интеллектуальных прав собственности в последние годы вызвано стремлением западных ТНК защитить патентами свою монополию на цепочки производства с высокой добавленной стоимостью, оставив на долю партнёров с периферии трудозатратные технологии. Серфати показывает: наличие подобных монопольных позиций в глобальных производственных цепочках, то есть реализация накопления путём отъёма, является важнейшим фактором высокого курса котировок акций современных ТНК. Другими словами, важнейшим инструментом эксплуатации на мировой арене становится монополизация технического прогресса со стороны ТНК. Следовательно, современный капитализм приводит к техническому регрессу, особенно наглядно проявляющемуся в странах периферии, и накладывает жёсткие ограничения на развитие науки и образования. Последние достигают лишь того уровня, который необходим для создания обслуживающих центр производств, но не того, который требуется для самостоятельного развития. В условиях же нарастания мирового экономического кризиса поддержание монополии на науку и образование странами центра мирового капитализма становится существенно большим императивом их выживания, чем во времена Британской империи.

“НАСАЖДЕНИЕ ОТСТАЛОСТИ”В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ

Радикальные рыночные реформы в России начала 1990х годов и последующие преобразования – яркий пример процесса “насаждения отсталости”. Страна, потерпевшая поражение в “холодной войне”, позволила развитым государствам определять стратегию своего развития. Профессор Кембриджского университета Д. Лейн выделяет “глобальный политический класс”, оказавший “через гегемонию западных правительств и международных организаций” решающее влияние на “формирование капитализма и буржуазного класса собственников” в России [28, р. 43].

Хотя реформами руководила группа высших государственных чиновников во главе с Е.Т. Гайдаром, “их консультировали, поддерживали и подталкивали высокопоставленные сотрудники администрации США и группа их единомышленников изчисла американских экономистов” [29, p. 24].Как свидетельствует американская исследовательница Д. Уэдел, российские реформы разрабатывались кулуарно, фактически несколькими специалистами Гарвардского университета, тесно связанными с правительством США, и реализовывались в России усилиями правившего политического “клана Чубайса” [30, гл. 4].

По имеющимся данным, А.Б. Чубайс официально принял в Министерство государственного имущества РФ, причём на руководящие должности, иностранных консультантов, включая кадровых офицеров ЦРУ. Например, приказом № 141 по министерству начальником отдела иностранной технической помощи и экспертизы и заместителем председателя комитета в экспертной комиссии (этот пост занимал сам А.Б. Чубайс) был назначен Джонатан Хей – гражданин США, сотрудник ЦРУ. Экспертная комиссия была уполномочена рассматривать проекты указов Президента РФ, постановлений Правительства РФ и распоряжений председателя и заместителя председателя Мингосимущества по определению специфики приватизации в различных отраслях народного хозяйства 3.

Помимо юриста Дж. Хея, можно упомянуть экономистов неолиберального толка Д. Сакса и А. Шлейфера. По словам С. Пирани, “американские советники совместно с Гайдаром, Чубайсом и их коллегами вырабатывали политические меры, которые потом вписывались прямо в президентские указы.

Каждое значимое экономическое решение ельцинского президентства было осуществлено именно таким образом(курсив мой. Р.Д). Парламент оказывался выключенным из процедуры принятия решений” [29, p. 27]. Мемуары С. Тэлботта [32], помощника президента США Б. Клинтона по российским делам, не оставляют сомнений в том, что американская администрация считала Президента РФ Б.Н. Ельцина надёжным проводником своих интересов.

В основе продиктованных нашей стране экономических преобразований лежали принципы Вашингтонского консенсуса – свода правил, которым должна была руководствоваться экономическая политика в период перехода от командной к рыночной модели хозяйствования. Разработанная финансовым сообществом США для проведения своих интересов в Латинской Америке стратегия предлагала нехитрую формулу: либерализация (то есть приватизация, освобождение цен, дерегулирование капитала и внешней торговли) плюс стабилизация (то есть ограничение печатания денег).

Повсюду в мире эта стратегия приводила к разрушению экономик развивающихся стран, к усилению их бедности и внешней зависимости [33]. Не стала исключением и Россия, экономика которой вот уже более 20 лет демонстрирует типичные признаки процесса “насаждения отсталости”.

Нет смысла повторять широко известные факты об упадке обрабатывающей промышленности и изменении структуры производства в пользу добывающих отраслей, прежде всего производящих на экспорт энергоресурсы и другую продукцию низкой степени обработки.

Перед нами – обычная картина перехода к монокультурной структуре экономики в интересах обслуживания центра мирового капитализма, сопровождающегося глубокой трансформацией социальной структуры общества, на одном полюсе которого формируется компрадорский класс собственников, а на другом – масса низкооплачиваемых трудовых кадров низкой квалификации.

Криминальный характер российской приватизации признан как зарубежными исследователями, так и официальными властями РФ. В меньшей степени осознаётся, что в ходе этого процесса произошёл синтез двух явлений: разложения советской правящей бюрократии [34, p. 9] и финанциализации современного крупного зарубежного бизнеса. Именно соединение двух этих процессов, отражающих разрушение базовых институтов и самих систем ценностей, соответственно, советского общества и современного капитализма, породило нынешнюю российскую модель корпоративного управления (см. об этом подробнее в [35]).

Специфика этой модели заключается в том,что она основана на так называемом неформальном контроле над активами. Необходимость такой формы контроля обусловлена невозможностью в современной России реализовать формальные права собственности, если они не подкреплены механизмами внеэкономического принуждения. Чтобы чётче представить описываемую особенность современного корпоративного управления в России, автор данных строк ввёл понятие “инфраструктура контроля” (ИК).

Под ИК понимается совокупность формальных и неформальных институтов, позволяющих доминирующим группам осуществлять власть над предприятиями. Внешние элементы ИК складываются из обеспечивающих защиту собственности от покушений со стороны конкурентов неформальных связей с государственными чиновниками, правоохранительными органами и криминальными структурами.

Внутренние элементы ИК включают в себя призванные обеспечить контроль над трудовыми коллективами централизованную систему принятия решений, мониторинг деятельности персонала, службы безопасности. Существенной характеристикой неформального контроля над активами является то, что их нельзя легализовать и передавать по наследству и всегда можно оспорить. Волны перераспределения прав собственности регулярно захватывают те или иные секторы российской экономики или национальное хозяйство в целом [36], нередко принимая форму криминального рейдерства.

В последние годы перераспределение собственности всё чаще предстаёт в виде квази-национализации [37, с. 77–90], когда частное присвоение доходов сочетается с национализацией убытков предприятий. В результате временной горизонт управления отечественным крупным бизнесом становится краткосрочным, что отражается на целях, которые ставят перед собой предприниматели. В отечественной литературе всё более утверждается концепция ренто-ориентированного поведения российского крупного бизнеса, то есть поведения, мотивированного стремлением извлекать прибыль из контроля над финансовыми потоками предприятий [38, 39].

Источником ренты могут быть урезание заработной платы рабочих и окладов менеджеров, сокращение инвестиций, уход от уплаты налогов, расхищение фонда амортизации, присвоение кредитных ресурсов и т.д. Я рассматриваю этот вид дохода как определённую форму прибавочной стоимости, отражающую периферийный характер российского капитализма, то есть, по существу, речь идёт о российском варианте империалистической ренты 5.

Компрадорский характер отечественного крупного бизнеса ярко проявляется в его офшоризации. По мнению эксперта В.А. Дёмина, «Россия – единственная страна, где 90% крупного “российского” бизнеса и столько же флота с российскими судовладельцами зарегистрированы в офшорах, 80% сделок по продаже российских ценных бумаг проводится через эти юрисдикции»[43]. Согласно исследованию американского консалтингового агентства “Бостон групп”, богатые люди Северной Америки размещают свои капиталы в собственных странах, тогда как элита периферии –за рубежом [44, p. 14], прежде всего в США. Потребность доминирующих на российских предприятиях групп накапливать сбережения за рубежом, преимущественно в странах центра мирового капитализма, является одним из важнейших стимулов непрекращающегося процесса извлечения ренты. По данным Центрального банка России 6, чистый вывоз капитала из страны частным сектором составил в 1994–2012 гг. 522.3 млрд. долл.

При этом чистый ввоз капитала наблюдался лишь в 2006–2007 гг. – 131.5 млрд. долл. Только в первом–третьем кварталах 2013 г. вывоз капитала той же категории достиг 62.7 млрд. долл., тогда как весь бюджет РАН за этот год составил всего около 2 млрд. долл., то есть в 31 раз меньше!

Таковы приоритеты нынешнего имущего класса страны, свидетельствующие о его компрадорском характере. Ориентируясь на извлечение краткосрочной ренты и её инвестирование за рубежом, отечественный крупный бизнес неспособен осуществить модернизацию экономики.

Согласно некоторым опросам менеджмента российских предприятий, в 1999–2012 гг. от 20 до 55% предприятий (в апреле–мае 2012 г. – почти 46%) вообще не осуществляло никаких производственных инвестиций [45, с. 103]. Те предприятия, которые всё же вкладывают в развитие производства, зачастую приобретают устаревшее оборудование. Об этом свидетельствует сокращение за годы реформ доли современной техники в общем выпуске машиностроения и катастрофическое старение его собственного оборудования [46, с. 38]. 

Доля респондентов, полагавших, что инвестиции на их предприятиях обеспечивают полноценную модернизацию производства, колебалась в 2000–2012 гг. между 3.7 и 18.4% [47, c. 142].Такая глубокая незаинтересованность отечественного крупного бизнеса в технологическом прогрессе объясняет феномен невостребованности науки в современной России. Стоит ли удивляться тому, что “вовлечённость российского бизнеса в НИОКР ниже, чем в любой развитой стране(курсив С.М. Рогова. –Р.Д.)” [3, с. 37], если бизнес развитых стран не является компрадорским и извлекает ренту не из своих экономик, а из периферии для вложений у себя дома, а не за рубежом. В обществе периферийного капитализма и насаждения отсталости фундаментальная и прикладная наука и качественное образование оказываются просто ненужными, поэтому правящий и имущий класс стремится свести затраты на эти цели к минимуму.

ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ОТЕЧЕСТВЕННОЙЭКОНОМИЧЕСКОЙ НАУКИ

Периферийный характер российского капитализма отражается на состоянии сегодняшней экономической науки и экономического образования в нашей стране. В 1990е годы, одновременно с разрушением унаследованной от советских времён системы экономических научно исследовательских институтов в стране быстро возникла сеть совершенно новых образовательных и исследовательских учреждений. Они полностью или в значительной мере финансируются из западных источников, для чего используется целая система грантов “на поддержку науки”, а в некоторых случаях спонсором выступает отечественный крупный бизнес. Способствует процветанию подобных учреждений и российское государство, обеспечивающее их заказами на различные исследовательские проекты.

В число таких научных или научно образовательных организаций входят Российская экономическая школа, Национальный исследовательский университет “Высшая школа экономики”, Институт экономической политики им. Е.Т. Гайдара, Институт экономического анализа, фонд “Бюро экономического анализа”, Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ и многие другие.

Как правило, оклады в этих учреждениях соответствуют западным стандартам, недостижимым для большинства отечественных научных и образовательных центров. Для молодых и перспективных исследователей-экономистов получение работы в подобных организациях нередко является единственным способом обеспечить себе и своей семье достойный уровень жизни.

Российская академия наук не может предложить ничего подобного. Описанная ситуация привела к возникновению в России отлаженной системы контроля над экономическим образованием и исследованиями, а также над выработкой основ экономической политики со стороны ангажированных научно образовательных учреждений 7. Я не утверждаю, что даваемое ими образование и проводимые исследования – низкого качества.

Обычно преподавание ведётся силами смешанных коллективов западных и отечественных профессоров. Происходит тщательный отбор студентов, при этом предпочтение отдаётся людям, уже имеющим техническое или математическое образование.

Обучение резко отличается от принятых в советское время стандартов. Традиционно, например, на экономическом факультете МГУ, студент изучал большое число фундаментальных теоретических дисциплин – философию, политическую экономию, историю экономических учений и др. Можно справедливо упрекнуть советское экономическое образование в догматизме, но было бы неверно отказать ему в приобщении студентов к культуре теоретического мышления, благодаря чему они приобретали способность независимо рассуждать и делать самостоятельные выводы.

В вузах, о которых идёт речь, лекционные курсы не менее заряжены догматизмом в виде неолиберальной апологетики капитализма, а главный упор делается на технический анализ эмпирических данных с помощью утончённых математических методов.

В результате выпускается специалист, чьё мировоззрение ограничено догмами свободного рынка, приспособленный к обработке массива эмпирических данных исключительно с заданных идеологических позиций. Подготовка подобных кадров поставлена на широкую ногу с весьма важными целями. Ещё в1990е годы утвердилась практика создания при ведущих экономических министерствах страны так называемых экспертных комиссий, укомплектованных лучшими выпускниками образовательных учреждений нового типа. Эти формально совещательные органы в действительности осуществляют постоянный мониторинг экономической деятельности нашего государства и готовят проекты важнейших решений.

Специалисты, оправдавшие доверие неолибералов своей деятельностью в экспертных группах, продвигаются на должности заместителей руководителей подразделений соответствующих экономических министерств. В дальнейшем они сменяют своих начальников, а потом становятся заместителями министров и министрами в Правительстве РФ. Яркий пример подобного карьерного роста демонстрирует бывший помощник Президента РФ, а ныне заместитель председателя Правительства РФ А.В. Дворкович, последовательно отстаивающий неолиберальную позицию. Таким образом, поддерживается и укрепляется социально-экономический строй периферийного капитализма, и неудивительно, что представители этой своеобразной инфраструктуры западного мэйнстрима – Е.Г. Ясин, В.А. Мау и другие –выступают в поддержку правительственного курса на ликвидацию РАН – избыточной и даже вредной в условиях курса на “насаждение отсталости” структуры.

Казалось бы, в такой ситуации академическая экономическая наука должна встать на защиту интересов страны и вступить в непримиримую научную борьбу с неолиберальной доктриной и её апологетами. Однако обладает ли секция экономики Отделения общественных наук РАН необходимым для этого научным оснащением? Мировоззрение сообщества академических учёных-экономистов или, точнее, та теоретическая путаница, которая выдаётся за таковое, определяется произошедшим с крахом СССР отказом от марксизма.

Характерно, что при этом марксизм отождествляется с официальной советской идеологией, чуть ли не со сталинским “Кратким курсом истории ВКП(б)”. Такая позиция не вызывает удивление, когда её озвучивает оглушённый антикоммунистической пропагандой малограмотный обыватель, но она не может разделяться научными работниками, считающими себя самостоятельно мыслящими интеллектуалами.

Представляющим марксизм в таком выхолощенном виде коллегам хочется напомнить, что он неизмеримо шире и глубже официального советского марксизма-ленинизма. 

Марксизм как научная традиция включает наследие К. Маркса и Ф. Энгельса, теоретиков Второго интернационала, русских меньшевиков и большевиков, советский марксизм, породивший целый ряд различных оппозиционных интерпретаций, и западный марксизм.

 Разрабатываемый многими поколениями учёных всех континентов марксизм противостоит не какой то одной западной экономической школе, но всей буржуазной общественно-научной традиции в целом. Остальные школы и течения гуманитарных наук располагаются между этими главными полюсами современной мировой общественной мысли. Отождествление марксизма с официальной советской идеологией является проявлением глубокого невежества или постыдного конформизма.

Но, главное, отказ от марксизма в его официозно-советской трактовке не означает отказа от догматического мышления как такового, а наоборот, сопровождается принятием в той или иной степени противоположного мировоззрения. “Твёрдое ядро" 8 неолиберального учения во многом повторяет смысловое ядро политической экономии социализма, представлявшей собой наиболее догматическую часть советской экономической науки. Сравнивая их, необходимо указать на следующие поразительные параллели.

Во первых, обе школы неправомерно оценивают возможности рационального познания и, соответственно, рационального выбора, предполагая, что экономика является эргодической системой, в которой отсутствует фундаментальная неопределённость Дж. Кейнса. В советской традиции “общественный центр” – совокупность органов государственного управления – трактовался как всеведущая сила, распределяющая имеющиеся ресурсы в соответствии с заранее выявленными общественными потребностями. В неоклассической либеральной теории аналогичным образом преувеличиваются перспективы для индивида – “рационального экономического человека” – максимизировать ожидаемую полезность на основе точного предвидения будущего.

Во вторых, как официальный советский марксизм, так и неолиберализм объявляют способность обеспечивать бескризисное развитие фундаментальным свойством своих социально-экономических систем. В первом случае это отражено в “законе планомерности как постоянно поддерживаемой пропорциональности”, а во втором – в теории “общего равновесия”.

Закономерное возникновение кризисов равно исключается и в системе государственного социализма, и в системе капитализма.

В третьих, и политическая экономия социализма, и неолиберализм отрицают даже теоретическую возможность эксплуатации труда в рамках своих общественных систем, при этом обвиняя в его эксплуатации (со стороны частного капитала или государства) друг друга. Одновременно обе школы декларируют гармонию социальных отношений. Она достигается либо благодаря “закону распределения по труду”, согласно которому каждый гражданин получает доход в строгом соответствии со своим вкладом в общественное производство, либо в условиях рыночной конкуренции, когда любой фактор производства вознаграждается по величине своего предельного продукта, то есть в зависимости от своего вклада в конечный результат хозяйственной деятельности(теория предельной производительности).

В четвёртых, максимизация благосостояния рядовых граждан трактуется как закономерно порождаемая экономическим развитием соответствующего типа. Для выражения необходимого характера достижения всё большего благосостояния в советской науке постулировался “основной экономический закон социализма”, гласивший, что главной целью социалистической экономики является всемерное удовлетворение постоянно растущих материальных потребностей трудящихся. В неолиберализме аналогичную роль играет принцип Парето-эффективности, отражающий такое состояние общества, когда никто уже не может повысить своё благополучие, не уменьшив благополучие кого то другого.

Это благостное состояние капитализма якобы наступает в результате рыночной конкуренции, являясь частью общего равновесия. Как видим, фундаментальные принципы неолиберального мэйнстрима и политической экономии социализма практически совпадают, формулируя одни и те же законы разными словами.

Видимо, это отражает идеологическую потребность любой правящей касты в обосновании легитимности своего господствующего положения. Из сказанного становится ясно, что произошёл отказ большинства отечественных экономистов не от марксизма, который они никогда не знали и не знают до сих пор, а от советской догматики, после чего они приняли зеркально противоположную, но столь же догматическую систему взглядов неолиберального толка.

На это можно возразить, что сообщество учёных-экономистов РАН в общем и целом выступило против “шоковой терапии” 1990х годов, критиковало принципы пресловутого Вашингтонского консенсуса и предлагало градуалистский подход к реформам. Это отчасти верно и является заслугой, однако заслугой довольно скромной, которую не стоит переоценивать.

Одно дело критиковать осторожно и с оговорками, другое – бросить принципиальный вызов. Последнее, на мой взгляд, состоит не в отвержении отдельных мероприятий реформаторов, а в выдвижении мировоззренческой альтернативы всей системе разделяемых ими ценностей. Между тем критическая риторика велась с таких позиций, будто реформаторы просто не знают закономерностей развития институтов, чересчур молоды и неопытны, слишком буквально понимают постулаты неолиберальной теории и т.д.

Отсюда следовало, что дела обязательно поправятся, если им всё обстоятельно объяснить, просветить по тем или иным вопросам и немного подождать, пока они повзрослеют. Критика реформ велась отечественной, и в частности академической, наукой без постановки вопроса о легитимности самого капиталистического общественного строя.

Никогда не доказывался и даже не озвучивался тезис, согласно которому реформы способствовали превращению России в страну периферии мирового капитализма, объективно обусловив тем самым технологическую деградацию экономики, разрушение обрабатывающей промышленности и сделав просто ненужными добротное образование и науку высокого уровня.

Качество критики определяется и используемым теоретическим инструментарием. Если в сети прозападных экономических заведений безраздельно господствует чистый неолиберализм,то в среде академических экономистов наблюдается большая пестрота.

Здесь встречаются и неолибералы, и те, кто считает себя институционалистами, кейнсианцами, сторонниками теорий постиндустриального общества, экономики знаний, информационного общества, “длинных волн” и множества других концепций. Однако важно подчеркнуть, что все эти теории берутся в том виде, в котором они образуют “защитный пояс” всё того же доминирующего неолиберального учения.

Например, под институционализмом, как правило, подразумевается не старый институционализм Т. Веблена и Дж. Коммонса, отвергавший рыночный фундаментализм, а плохо освоенная так называемая “новая институциональная школа”, интегрировавшая, хотя и с некоторыми оговорками, их взгляды в рамках неолиберальной идеологии.

Под кейнсианством также понимается “неоклассический синтез”, переосмысливший наследие Дж. Кейнса под углом зрения неолиберализма, а многочисленные вариации экономики знаний вуалируют монополизацию технического прогресса западными ТНК.

Подобным образом любая система взглядов интерпретируется в интересах неолиберализма, в то время как разработки альтернативных по отношению к мэйнстриму школ мировой экономической науки российским коллегам практически неизвестны. Между тем в настоящее время существует много различных направлений, наследующих традиции классической политической экономии: посткейнсианство, неорикардианство, французский дирижизм, современный марксизм.

Если же эти школы и их взгляды и известны, то к ним не апеллируют, предпочитая продолжать изображать критическую позицию, не переходя опасную грань идеологических табу, то есть не отвергая саму систему ценностей периферийного капитализма.

Таким образом, отказ отечественной экономической науки от марксизма (вместо отказа от официальной догматики) привёл к утверждению властиновой идеологической догматики.

При этом из двух видов догматизма современный явно хуже. Если советская идеология отражала интересы нашей бюрократии, то неолиберальный мэйнстрим выражает интересы правящих классов Запада, объективно противостоящих интересам нашего народа, как, впрочем, и интересам трудящихся всех стран периферии мирового капитализма. Если догматизм политической экономии социализма затруднял развитие нашей страны, то неолиберальный догматизм закрепляет её отсталость.

Получается, меньшему злу мы, вопреки не только науке, но и здравому смыслу, предпочли зло большее. С таким мировоззрением отстоять интересы нашей науки и, шире, интересы нашей страны невозможно.

                                                                ***

Анализ социально-экономической ситуации в мире и в России подтверждает выдвинутый в начале статьи тезис: борьба чиновников против Российской академии наук является частью процесса разрушения отечественных образования, науки и культуры и носит объективно неизбежный характер в условиях формирования и закрепления периферийного капитализма в качестве общественного строя пореформенной России.

Советская бюрократия стремилась развивать образование, науку и культуру, в том числе нуждалась в Академии наук, потому что вела “холодную войну”. В противоборстве с Западом наука была необходима для обеспечения технического прогресса, прежде всего в военной, но также и в гражданской области, для выработки собственной идеологии и познания окружающего мира в рамках этой идеологии.

Современный правящий и имущий класс нашей страны глубоко зависим – финансово, политически и идеологически – от западной, прежде всего американской, элиты. Приняв на себя роль простого посредника в эксплуатации дешёвого труда и природных ресурсов нашей страны в интересах Запада, он не стремится отстаивать интересы России.

Следовательно, его не заботят ни достижение военного паритета, ни выработка собственной идеологии, а рациональное познание общества и окружающего мира вообще противоречит инстинкту самосохранения отечественной компрадорской буржуазии, потому что неизбежно разоблачает её неприглядную роль в процессе “насаждения отсталости” в стране.

Развитие образования, науки и культуры необходимы только обществу, которое ведёт борьбу за самостоятельность и независимость, противостоит доминированию центра мирового капитализма, отвергая сложившуюся модель устройства мирового хозяйства и противопоставляя ей альтернативную экономическую стратегию, – вот главный урок, который Правительство РФ преподало российской интеллигенции, внеся в Государственную думу РФ законопроект о “реформе” РАН, и из которого научное и интеллектуальное сообщество страны должно сделать выводы.

https://www.academia.edu/17387345/ЭКОНОМИКА_НАСАЖДЕНИЯ_ОТСТАЛОСТИ_К_ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫМ_ПРИЧИНАМ_РЕФОРМЫ_РАН

3

Хроника государственного переворота 1990х и потрошения России чубайсами.  http://www.uznai-pravdu.ru/forum/ viewtopic.php?t=2897&sid=af4b02eedc9fa06d5e4d60538484c603 (дата обращения 22.01.2011).

4

Это ярко подтверждается и воспоминаниями американского банкира российского происхождения Б. Йордана(см. его интервью [31, р. 291–293]). Возглавив западных экспертов, он осенью 1992 г. по просьбе А.Б. Чубайса в кратчайшие сроки разработал программу приватизации. В результате процесс был запущен за день до начала работы очередного съезда народных депутатов, который оказался просто поставлен перед фактом. “То, чего мой дед не смог достичь во время войны Белой армии с коммунистами, мы сделали, изгнав государство из отношений собственности”, – с удовлетворением заключает внук белоэмигранта[31, p. 192