Размышления у парадного подъезда

Мыслитель прошлых врёмен был один на один с этим миром. В руках у него был только меч своего собственного размышления, и не было щита авторитета, за которым надо было бы прятаться.

Много с тех пор слов было сказано, много чего произошло, много воды утекло, но ведь и в одну реку невозможно войти дважды. И если уж нет ничего нового под луной, то и мы решились остаться один на один с этой луной, с этим миром, подобно этим самым мыслителям, оставив в стороне всю уже записанную мудрость. Сие, конечно же, не означает, что мы не оставляем за собой право на прозрачные намеки и экивоки в сторону великих мужей прошлого (говоря по-научному, аллюзии и реминисценции). Что уже и пролилось в этих немногих строках. Просто… желая выразит на страницах, то есть в письменной форме, некоторые свои мысли обще-, так сказать, философического толка, – а такое желание возникло у нас уже давно – и не имея на то оформленное соответствующим дипломом право, мы то и дело слышим возмущённые голоса наших гипотетических оппонентов: «Да что он такое вообще?.. что за бред?.. да ведь об этом уже писал г-н N!.. да ведь г-н NN уже опроверг эту, такую-сякую мысль!.. да эта галиматья элементарно безграмотна, посмотрите, он же элементарно путает "экивок" и "кивок"!.. данная концепция, была разработана, молодой человек, ещё в … веке, Вам должно бы знать, если Вы уж… » и прочая, и прочая.

Всё это верно, конечно же, куда уж нам с суконным рылом-то… Только вот в чём дело, когда какой-нибудь там Кант, к примеру, глядел на звёздное небо у себя над головой и докапывался до категорического императива у себя в душе, он меньше всего делал это с, допустим, дидактической целью, с целью приобрести последователей и приверженцев или же какой-никакой капитал. И вообще с какой-либо прикладной целью. Как и любой другой творческий акт, философствование, если оно – творческий акт, и – самодостаточно и не нуждается в оправдании какой-либо утилитарной целью. И, наоборот, любой акт, будь то: съёмки кинофильма, преподавательская деятельность, отвлечённое размышление, создание поэтических текстов etc, – преследующий какие-либо – не важно какие – цели, не есть акт творчества. Повторяюсь, творчество самодостаточно, а всё то, что может к нему прилагаться – деньги, внимание поклонников, слава в потомках или же, к примеру, реализация какой-либо программы – не важно, политической, мировоззренческой или художественной (соцреализм, экзистенциализм, различные художественные "измы") – всё это вторично и не может иметь к творчеству непосредственно го отношения. Творчество, или движущая сила, порождённая любовью (в отличие от другой движущей силы – воли) есть качество человека, отличающее его от прочих тварей. Ну, а любая творческая потенция требует своей реализации. Так что мы уж в калашный-то ряд и заглянем.

Опять же, к примеру, если, допустим, какой-либо мыслитель прошлого выдвинул мировоззренческую (этическую, социологическую – не важно) концепцию, и этакая концепция будет признана абсолютным большинством в мире, нам что же? уже не моги разрабатывать эти же самые вопросы со своих собственных позиций, со своей, так сказать, колокольни? Нам только и останется, как подбирать интеллектуальные крошки со стола основоположника? "Нонсенс, – скажите Вы, – мы были свидетелями господства единого мировоззрения на 1/6 части суши. Ни к чему хорошему это не привело и, как мы сейчас понимаем, привести не могло". И будете правы. Но пра­вы не абсолютно, а относительно. Относительно так называемых гуманитарных наук – правы, а относительно естественных – не совсем. Согласитесь, когда Михайло Ломоносов поставил точку в разыскании флогистона, дальнейшие изыскания в этой области стали нецелесообразны. Когда Дмитрием Ивановичем Менделеевым был открыт периодический закон, искать иной принцип классификации химических элементов – также – было бы и нецелесообразно, и глупо. Конечно же, и в области естественных наук не всё так просто. Ведь эти науки оперируют не истинами, а гипотезами. "Научная истина" – это всегда гипотеза, которая ещё не нашла своего опровержения, достаточно вспомнить гипотезу Евклида о параллельных прямых, которая считалась истиной, пока Николай Иванович Лобачевский не задумался.

Однако же в отношении так называемых гуманитарных дисциплин, мы должны твёрдо и безапелляционно заявить, что здесь нет и не может быть раз и навсегда утверждённой истины ни по одному вопросу. Здесь могут быть лишь мнения, которые на более или менее короткий срок разделяет более или менее значительная часть т.н. учёного мира и человечества, вообще. Здесь могут быть лишь адепты и критики. И, дай Бог, чтобы "адепты" готовы были бы отдать свою жизнь за право иметь "критикам" свою точку зрения. А "критикам" обращать внимание на те или иные существенные положения того или иного учения, не размениваясь по мелочам и не передёргивая карт. Собственно говоря, именно это-то положение и определяет т.н. свободу слова. То есть свободу слова в обществе определяет культура общества и воспитанность его членов, а никак не законы того или иного государства.

Вот что нам ещё непонятно, так это подразделение наук на естественные и гуманитарные. Ну с первыми всё более или менее понятно, объектом их изучения являются факты и явления окружающего нас мира, критерием истинности – практика, а методом – опыт и логическое размышление. А гуманитарные науки? Что является объектом их изучения? "Человек и всё, что с ним связано: его язык, культура, история. Осмысление политической и экономической организации общества, а также юридического регулирования в нём", – скажите Вы, и будете, в общем-то, правы.

Но что есть человек? Как мы можем его определить? Самоё устоявшееся определение человека – Homo sapiens, Человек разумный. При этом подразумевается, что мы принадлежим к надсемейству Homo – гоминоидов – это наш, так сказать, родовой признак, объединяющий нас с подобными себе, и в тоже время обладаем разумом – это наше видовое отличие. То есть, признак, которым обладает только человек, и который отличает и определяет его. Но если это так, тогда что ж? Шикльгрубер действовал вполне обоснованно, отправляя людей, лишённых разума, в газовые камеры. Да?! Поосторожней надо быть с определениями господам мыслителям. Какие ещё определения достойны нашего внимания? У Маркса его как таково­го, вроде бы, нет, но из всей его философии вытекает, что человек – это работоспособная обезьяна. Определение не столько обидное, сколько необоснованное. Здесь предполагается, что трудовая деятельность побудила к развитию мыслительных способностей, которые в свою очередь способствовали усовершенствованию орудий труда. Работа с помощью которых, способствовала дальнейшему развитию мыслительных способностей и т. д. – этакая цепная реакция орудий труда и разума, в результате которой и сформировался Человек современный. Но не логичнее и не легче ли принять, что уже изначально человек, обладал какими-никакими мыслительными способностями, что и позволило ему развивать орудия производства, а заодно и производственные отношения. (Из диалектического взаимоотношения которых, марксизм вывел и всю историю развития человечества, и смысл существования оного в целом.) То есть, все тот же, бессмысленный спор, том, что было первым: курица или яйцо. А вообще-то, человечество уже переболело марксизмом. И, рассмотрев его очень подробно и применив на практике некоторые его положения, отвергло. А кидать камни в мёртвого льва – занятие хотя и безопасное, но всё ж таки неблагодарное.

Есть ещё определение человека, которое дал Аристотель. Человек – существо политическое, то есть проживающее в городах (полисах).

Безусловно, наше рабоче-крестьянское сознание не может принять такой трактовки этого апологета рабовладельческого строя и мракобеса, воспитавшего одного из величайших в истории человечества империалиста. Хотя и в этом определении, надо признать, присутствует доля истины, однако мы не можем признать таковое определение за всеобъемлющее, ибо, хотя политическая деятельность (в самом широком смысле этого слова) и является достаточно важной в ряду остальных, но не является основополагающей для человека

Как бы там ни было, следует признать, что из всех определений челове­ка единственно приемлемым остается определение Платона "Человек – двуногое без перьев". После шутки Диогена, который подбросил в Академию ощипанного петуха, Платону, правда, пришлось добавить: "… и с ногтями!"

Вот на что мы не можем не обратить внимание, любое определение человека, если таковое вытекает из животной природы человека, рано или поздно даёт в руки всякого рода фюрерам и вождям мощное идеологическое оружие, позволяющее им ввести террор против той части человечества, которая не подпадает, по мнению такового фюрера, под данное определение. Вспомним, к примеру, практику того "бешеного ефрейтора" (кстати, унтер-офицера, на самом деле), которого упоминали выше.

"Закон об эвтаназии" от 1938 г., предписывающий уничтожение умалишённых, – это не что иное как воплощённый в жизнь тезис о человеке, как существе разумном (и об этом мы уже говорили). Уничтожение евреев – это уничтожение той силы, которая мешает истинному арийцу стать истинным арийцем (не правда ли, убогая философия, перекладывающая собственные ошибки на чужие плечи). Уничтожение цыган – уничтожение "бесполезного человеческого материала", бесполезного значит бессмысленного и не нужного. Славяне по этой философии рассматривались как "говорящие орудия труда", что напоминает нам взгляды Аристотеля. А вся вообще философия нацизма базировалась на том нехитром тезисе, что человеком признавалась только некая неудобопонятная сверхчеловеческая личность.

У коммунистов в этом отношении было всё гораздо проще – человеком признавался так называемый человек труда, то есть пролетарий, крестьянин и трудовой интеллигент, остальные подвергались террору (пролетарий, крестьянин и трудовой интеллигент подвергались террору по иным ос­нованиям).

Резюмируя, мы ещё и ещё раз утверждаем, нельзя определять человека, исходя из его животной природы, это может привести (и уже приводи­ло, достаточно оглянуться на историю ХХ века) к катастрофе вселенского масштаба.

"Человек есть образ и подобие…" и всё! И не надо к этому ничего добавлять. Правда, это уже отдаёт столь нелюбимым учёным миром креационизмом, что ж? уж лучше принять эту нехитрую мысль за истину a priori и оставить её за бортом обсуждений, чем…

В конце концов, давайте посмотрим. С XVIII века французские "просветители" стали настойчиво проводить в жизнь идею, что человек не есть тварь Божия, а всего лишь скотина разумная (ну хорошо! не в XVIII веке и не французские и не просветители. И не "скотина разумная", а Homo sapiens – да, ить, хрен редьки-то не слаще, но ведь у истоков метаморфозы взглядов на природу человека кто-то когда-то, да и стоял – не важно кто и когда), что из этого вышло?

Напоминаем, по плодам его…

Вполне усвоив этот взгляд на природу человека как, на «Homo sapienc’a», некоторые обернулись на условия своего существования, то есть на социально-политическое обустройство современного им государства. Что же они обнаружили? То, что и следовало ожидать, социально-политическое обустройство современного им государства неразумно. Человек благоразумный на это ответил бы: «слаб человек, одна надёжа у нас на Господа Бога». А нам – рукава засучи и по мере сил, так сказать… Губернатору на губернаторском месте, военному – на военном, сантехнику – на том, на что учился. Да и, например, жене губернатора вести себя подобающим образом, в соответствии с тем положением в обществе, которое ей было уготовано, кстати (см. "Выбранные места из переписки с друзьями" Н. В. Гоголя). У каждого в этой жизни свои обязанности перед своими родными и близкими, перед обществом и государством. И какими бы ни были высокими эти слова, от них не следует отмахиваться, если мы хотим жить и существовать в нормальных человеческих условиях.

Не то – те "некоторые" (среди которых и главный оппонент Николая Васильевича – "неистовый Виссарион". Оппонент именно по вопросу о социальном переустройстве общества, см. его знаменитое письмо), что усвоили идею Homo sapiens ’а. По их разумению, если человек разумен, то и государство своё он должен устроит по разуму своему. А если в настоящее время государство обустроено неразумно, значит, виноваты в этом управляющие, ибо, если результаты их деятельности неразумны, значит и они сами неразумны – "Геть их!"

Вспомним, весь XIX век всю Европу, как лихорадка, сотрясала социально-политическая Революция. В Европе, правда, эта Революция не была доведена до своего логического конца. До своего логического конца, она была доведена в России. Которая была вскормлена совершенно глупой и ничем не обоснованной Мировой бойней, развязанной совершенно идиотской, бессердечной и безмозглой правящей кликой Европы начала ХХ века, возомнившей себя лучшими представителями Homo sapiens’ов. А русская Революция породила ещё одну бойню и ещё, и ещё… Разделила весь мир на два противоборствующих лагеря на более чем 80 лет. ХХ век – самый ужасный, самый кровавый, самый… да что там говорить?! – век.

Напоминаем, по плодам его…

Я вот сейчас перечитываю записки Виктора Некрасова «Взгляд и Нечто». Грустные записки, что там говорить, но и очень светлые. В этих записках натолкнулся на фразу "Ох и неразумная у нас Родина. До чего ж неразумная, чтоб не сказать крепче…" Да, неразумная, Виктор Платонович, неразумная! Да ведь дело-то в том, что и Жан, и Джон, и Хуан, и охотник племени мумба-юмба – все они говорят то же самое, каждый о своей Родине. Однако если бы только они захотели преобразовать свою Родину по "законам разума" или хотя бы только заявили: "Я знаю как…" – у них вышло бы ни что иное, как подобие СССР – этакий страшный морально-идеологический уродец, ломающий людей как физически, так и нравственно.

Мир несоизмеримо обширней человеческого сознания, а жизнь несоизмеримо более многозначная и разнообразная, чем только сознание может себе представить. Именно поэтому все попытки человеческого сознания преобразовать мир по разумению своему неизменно приведут к краху. Нельзя объять необъятное…

Кстати, а так ли уж важно социально-политическое обустройство общества, говоря другими словами, форма государственного управления? Так ли важна эта форма, прежде всего для самого гражданина этого самого государства? Так ли важна форма государственного управления для гражданина, когда он вступает с этим государством в какие-либо отношения? Так ли уж важно для гражданина избивает ли его полицейский демократического режима или милиционер коммунистического? Быть может, в том, что избивают гражданина виновата не форма правления государства, а данный конкретный полицейский или милиционер? Тут нам вспоминаются слова из Высоцкого: "… но был один, который не стрелял…" Каким бы жестоким ни был режим правления, "тот, который не стрелял" всегда будет сильнее этого режима, всегда победит его.

Понятно, данный пример приемлем и для любого иного взаимоотношения гражданина и государства. Когда гражданин входит в непосредственное сношение с чиновником, то ему наплевать, многоженец ли его визави, демократ или тайный анархист, баптист или правоверный мусульманин etc. И если этот чиновник сношает гражданина винить в этом следует, прежде всего, самого чиновника, а не какую-то там абстрактную форму государственного устройства.

Да, но! – слышим мы возражение, – именно современная демократическая форма государства, с её мощными правозащитными механизмами, независимой судебной властью, свободой слова, наконец, и стоит на страже прав простого гражданина и от произвола органов правопорядка и от произвола разного рода чиновников, вплоть до первого лица государства. Вспомним "Уотергейт".

Совершенно верно, кто же с этим спорит, современная демократическая система является на данный момент самой-самой, что ни на есть… Только дело-то в том, что все эти прекрасные механизмы и власти и свободы начинают работать post factum, то есть если Вам, к примеру, полицейский выбьет зубы, Вы поднимаете шумиху в прессе, добиваетесь независимого расследования и отсуживаете 1000000 $, после чего вставляете себе коринки, с одной стороны платиновые, с другой – золотые. Всё это прекрасно, а если Вам выбьют не зубы, а глаз или, не дай Бог, пристрелят… тут никакие доллары не помогут, да и шумиха в прессе не будет для Вас столь уж актуальна.

Ещё и ещё раз мы смеем утверждать, никакая форма государственного устройства, взятая сама по себе, не способствует установлению на земле царства мира и справедливости (или же "Свободы, Равенства и Братства", или же – кому как нравится). Любые попытки обустроить внешним образом жизнь, или хотя бы теоретически обосновать таковое обустройство, отдают самым элементарным хилиазмом, и ни к чему хорошему привести не могут (по той простой причине, что не могут привести). Как бы там ни было мы с неизбежностью должны констатировать, недостатки и достоинства того или иного государства есть сублимация недостатков и достоинств граждан этого государства. Говорят, каждый народ имеет то правительство, которое заслуживает. Верно, но высказывание следует расширить, не "правительство", а "государство".

А вся эта катавасия с "демократиями", "тираниями" и т.п. пошла ведь от тех же самых философов. Вздумалось Платону классифицировать все виды государства, не только реально существующие, но и гипотетически возможные, он и создал подобную классификацию: хорошее народоправие – демократия, плохое – охлократия; хорошее единодержавие – монархия, плохое – тирания; власть немногих – аристократия и олигархия (хорошая и плохая, соответственно). Казалось бы, что здесь плохого, но… для обывательского сознания чересчур уж сложна оказалась вся эта систематизация. Вот услужливые политологи и подсунули этому самому сознанию более упрощённую схемку: плохое государственное устройство – это монархия и тирания, хорошее – демократия. И систематизации Платона эта схемка, вроде бы, не противоречит, но все его рассуждения о государстве выворачивает шиворот-навыворот. Но и Платон, также, хорош?! Подошёл к этому вопросу как самый обыкновенный философ, то есть как мыслящий субъект к познаваемому объекту: со взглядом извне. Но, позвольте, с таким взглядом можно было бы подходит в своих рассуждениях к какому-нибудь чуждому нам, например, марсианскому государству, буде таковое имеется. Согласитесь, если человек вот так вот отрешённо, с абстрактной точки зрения рассуждает, к примеру, о семье, то что бы он ни говорил, а мы будем вправе его заподозрить в нелюбви и к семье как социальному институту (т.н. ячейке общества), и к своей собственной семье. Нельзя одномоментно и любить своих родных и близких, т.е. конкретных людей, и в то же время рассуждать о родных и близких вообще, т.е. абстрактно. Точно также и философа, рассуждающего с подобных позиций о государстве никоим образом нельзя заподозрить в любви к людям и к тем институциональным формам существования людей, которые в просторечии именуются государством. (Я вообще подозреваю, что Платон был если не первым, то величайшим мизантропом мира, достаточно посмотреть какую жизнь он приуготовил нам – человекам – в своём "Государстве". Да и, честно говоря, за что ему было любить современное человечество, ведь даже самое передовое на то время – по нашим воззрениям – государство-демократия не остановилось перед убийством немощного беззащитного старика. Убийством, цинично и демагогично рядящемся в тогу, пардон, тунику правосудия. А ведь это убийство нисколько не вменяется в вину самому передовому и демократическому обществу античности. Да… получается, что ж?! Достаточно любому государству современности обрядится в тунику "самого передового и демократического общества", как ему будут прощены самые отвратительные преступления.)