В русской философии высшее благо понимается как единство добродетели и благополучия. Тёмная сторона, то есть противоположность блага, есть зло. Без единства и борьбы противоположностей нет целого.
Но экономика – это не философия и не нравственное учение. Научной дисциплине не осилить термина такой широты. Экономика сужает смысл слова, выхолащивает его глубинную сущность и оставляет в засушенном остатке лишь полезность. Высушенное и сморщенное «благо» компонуется с прилагательным «экономическое». Об этом экономическом благе дальше и пойдёт речь.
Художественный, фантастический, детективный и прочие литературные жанры дают множество рецептов создания и распределения благ. Здесь чрезмерно много вымышленных ситуаций, но, как настаивал весьма талантливый Теодор Моммзен: «Некоторых указаний можно доискаться или можно до них добраться путём правдоподобных догадок» . Используя в своём главном историческом труде (Моммзен Т., 1939-1949) об истории Древнего Рима множество таких «правдоподобных догадок», он получил Нобелевскую премию, значит, мыслил в нужном направлении и «правдоподобные догадки» вполне встраиваются не только в литературу и историю, но и в научный процесс. Это очень важная деталь, которую мы уже использовали и далее будем использовать в своих размышлениях.
Реальные фрагменты битв за экономические блага рисуют нам уголовные дела, однако они мозаичны и, как по умолчанию считается, не высвечивают общей картины, хотя, что интересно, прибыль преступников в этих делах всегда связана с убытками потерпевших, что документально зафиксировано.
Об этой особенности распределения экономических благ знает множество высокопоставленных личностей, но они все как воды в рот набрали. Впрочем, не все. Так, Муаммар Аль–Каддафи в своей «Зелёной книге» выразился вполне ясно: «Если для удовлетворения потребностей каждого члена общества достаточно одной единицы общественного богатства, то, следовательно, тот, кто владеет общественным богатством в количестве, превышающем одну единицу, по существу присваивает себе долю остальных членов общества. Поскольку же его реальная доля превышает единицу общественного богатства, необходимую для удовлетворения его потребностей, то, следовательно, он присвоил её в целях обогащения, обогащение же возможно только за счёт потребностей других, за счёт причитающейся им доли общественного богатства. Именно в этом кроется причина существования людей, стремящихся к обогащению, которые не тратят, а накапливают сверх необходимого им для удовлетворения своих потребностей. Причина существования нищих и обездоленных, то есть тех, кто, не имея средств существования, выпрашивает полагающуюся им по праву долю общественного богатства. Это воровство и грабёж, более того, это открытый, узаконенный грабёж, соответствующий жестоким эксплуататорским законам, которые правят данным обществом».
В современной литературе сочных описаний этих потерпевших крайне мало, описания мимолётны, полупрозрачны: никто не хочет расстраивать читателей. Всё внимание и яркие краски (особенно в американской так называемой литературе «делового человека») достаются удачливым преступникам, криминальная прибыль которых генерируется как будто из волшебных ларцов, из щедрых колодцев без дна, потому что про туманный их источник, где-то мимоходом упомянутый, читатель забывает уже к середине книги. Впрочем, нет, в рассказах О’Генри литературные герои – вполне конкретные грабители и потенциальные убийцы, потому что «Боливар не выдержит двоих». А Бонни и Клайд, грабители и убийцы, чуть ли не национальные герои США, имеющие даже музей имени самоих себя.
Если у зарубежного населения есть чёткое, не афишируемое ими понимание, что, не растолкав локтями сородичей, не завладев таким ларцом, разбогатеть нельзя, то у русских людей эти волшебные ларцы просматриваются на втором плане. Главное у нас – это скатерти–самобранки, которые на полном серьёзе ассоциируются нашими людьми с производительным трудом. Этот труд у одних по «воле божьей», у других по воле «открытых К. Марксом объективных законов» чудесным образом превращается в прибавочную стоимость и далее, надо думать, в деньги. Жаль, что этого чуда, этого превращения стоимости во вновь рождающиеся деньги ещё никому не удалось увидеть.
Потому что нет прибавочной стоимости, а есть прибавочный (или «убавочный») продукт – результат колебаний абсолютной величины блага. Стоимость же понятие смутное.
Зарубежные товарищи стараются наших людей ни в коем случае в этом светлом заблуждении не разочаровывать, постоянно извлекая из своего знания и нашей наивности материальные выгоды.
Напрямую это своё знание иностранцы обычно не проговаривают, но то, что оно у них есть, прослеживается по косвенным признакам.
Так, Альберт Эйнштейн в своих научных трудах, говоря о законах сохранения энергии, обычно приводил в качестве доказательства фундаментальных законов физики примеры из финансовой сферы: "Если теплоту можно рассматривать как форму энергии, то, может быть, сумма всех трёх энергий - теплоты, кинетической и потенциальной энергий - остаётся постоянной. Не одна теплота, а теплота и другие формы энергии, взятые вместе, неразрушимы, подобно субстанции. Это похоже на то, как если бы человек, обменивая свои доллары на фунты, должен был из тех же денег заплатить франками за комиссию по обмену; общая сумма денег тоже сохраняется, так что сумма долларов, фунтов и франков представляет собой определённую величину, которую можно установить соответственно определённому курсу обмена".
Однако это мы говорим о распределении благ и роли денег в этом распределении, а что же сами экономические блага?
Согласно экономическому словарю благо − это всё, что способно удовлетворять повседневные жизненные потребности людей, приносить людям пользу, доставлять удовольствие. Соответственно, утверждает словарь, экономические блага – это благо или их множество, полученные в результате созидательной экономической деятельности. При этом что такое «экономическая деятельность», словарём особо не расшифровывается.
Уже упоминавшийся нами труд «Экономикс», похоже, не очень с этим согласен и сообщает, что экономическое понятие «земля» не есть собственно земля, а это понятие гораздо шире и охватывает все естественные ресурсы, все даровые блага природы, которые применимы в производственном процессе. Даровые блага, которые пока не применяются, но «могут быть применимы», как-то вяло стыкуются с понятием «созидательная деятельность», а тем более с ограниченностью ресурсов1, но при некоторой натяжке можно принять и такое согласование.
Дальше размышлять над тонкостями терминологии не будем. Дело, в общем-то, не в согласовании тонкостей определения термина в разных источниках и не в отсутствии строгой классификации благ, а в том, что людское благо производится физическим трудом, умственным трудом или просто свободно летящей фантазией человека.
В оборотах речи имеется немало терминов для людских благ. Часто термины допускают пересечение включённых в них множеств и здесь довольно легко запутаться, а если и не запутаться, то распылить своё внимание на несущественные для раскрытия нашей темы подробности.
Поэтому вместе с термином людские (экономические) блага дополнительно будем пользоваться ещё и ёмким, и загадочным термином, введённым в экономическую науку А.С. Пушкиным:
…
Как государство богатеет,
И чем живёт, и почему
Не нужно золота ему,
Когда простой продукт имеет.
Под золотом в этих строках поэта я понимаю не металл, а виртуальную величину − денежный номинал. В простой продукт денежный номинал не входит. Это, впрочем, следует и из текста самого стихотворения.
Носители же номинала – они, напротив, все принадлежат простому продукту. Например, золото идёт на украшения, им покрывают контакты и прочее. Бумага, каменные и пластиковые карты – всё это носители денежного номинала, элементы простого продукта. Редкость затрудняет подделку информационных значков, символизирующих денежный номинал (долю от простого продукта), поэтому мысль властителей на этих носителях и задерживается.
Вместе с тем, использование золота как носителя денежных символов привязывает волю доминантов к ресурсу, не полностью от доминанта зависящему: золото посылает людям Создатель. Это стесняет верхнюю власть, вбивает её в довольно узкие границы и даёт возможность обитателям более низких ступеней властной иерархии к некоторому вольнодумству. Поэтому, как только появилась техническая возможность контролировать выпуск денег без привязки к ограниченному, не до конца контролируемому властями физическому носителю, от золота отказались, расширив границы тотального контроля.
Напрямую нарисованные на монетном дворе символы (деньги) в процессе производства и распределения простого продукта не должны участвовать, да они там и не участвуют, а непосредственное участие денег в создании блага есть иллюзия.
То, что денежный номинал не нужен при производстве простого продукта, на эмоциональном уровне показано в сотнях художественных произведений. Возьмём хотя бы повесть Андрея Платонова «Котлован»: «Отдельно от природы в светлом месте электричества с желанием трудились люди, возводя кирпичные огорожи, шагая с ношей груза в тесовом бреду лесов. Вощев долго наблюдал строительство неизвестной ему башни; он видел, что рабочие шевелились равномерно, без резкой силы, но что-то уже прибыло в постройке для её завершения.
— Не убывают ли люди в чувстве своей жизни, когда прибывают постройки? — не решался верить Вощев». Здесь не то что денег нет в производстве, но даже и мотивация к труду не материальная, а идейная, желанная, завязанная на жизненной энергии.
Однако художники, рисуя жизнь с натуры, редко бывают ещё и дипломированными экономистами. У экономистов свой взгляд на мир, где экономики без денег не бывает, а в моделях многих экономистов деньги входят в категорию людских благ. Такое вычленение подсистем для нас неприемлемо. Запустив деньги в заявленную с такими исходными условиями подсистему, в категорию «простой продукт», мы напрочь затуманим всю картину сверхаддитивностью и убьём саму возможность дальнейшего анализа. Точнее сказать, анализировать–то можно будет – случайных событий здесь мириады,– но «анализы» в этом случае можно изготовлять сотнями и просто добавлять их поштучно к уже имеющимся в официальной науке.
Зачем человеку «простой продукт»? Только для потребления. Перед потреблением продукт распределяют между классами, коллективами и отдельными людьми. Чтобы «простой продукт» был, его надо изготовить.
Это всё. Больше ни для чего «простой продукт» – этот элемент экономической системы – людям не нужен. Очевидно, какая-то часть простого продукта нужна (или будет нужна) Создателю, но сейчас этот момент находится вне нашего понимания.
Весь живой мир справляется с потреблением и созданием своего «простого продукта». При этом деньги не используются никем – только людьми. Логично предположить, что люди, будь они немного глупее, вполне могли бы справиться со своими делами и без денег, как нормальные животные или бактерии.
Ценная бумага и даже простая монета не имеют ручек и ножек, чтобы работать молотком, бегать курьерами или рисовать картины. Они не могут ничего создать, деньги не могут работать, и в простом продукте нет их труда. Деньги, психологически надавливая на первобытные и приобретённые инстинкты, мотивируют людей на деятельность. Деньгами гвозди не забивают, деньгами регулируют отношения, ими воздействуют на психику.
Именно мотивация и будет ещё одной подсистемой экономической системы. Но перед тем, как мы разобьём экономическую систему на новые подсистемы, попробуем измерить благо, или простой продукт, ибо классическая наука требует измерений.
Оценили 0 человек
0 кармы