Кто и как служит – коротко, но в тему
Служба в армии – это разное понимание своих прав и обязанностей у всех Гарибальди, Кутузовых и Суворовых в советских (тогда еще советских) погонах.
Служба срочная – это «отбыть от звонка до звонка», иногда с «правом переписки», то есть – со свиданиями с мамой (папы считают ниже своего достоинства и чести отпрыска делать такие женские шаги), девушкой или даже с отпуском. Основная обязанность – слинять от своих обязанностей на любом сроке службы, так как «солдат спит, а служба идет». Чем дальше в лес, тем меньше обязанностей, и наоборот. «Дембель в маю́ – все по@ую» - так должен думать каждый срочно служащий в армии.
Промежуточное звено между солдатским и офицерским составом – прапорщики, и к этой «интеллектуальной военной элите» в свое время принадлежал и я. Основная обязанность прапорщика – ничего не делать, кроме вида, что ты что-то делаешь. «Ты здесь хозяин, а не гость – возьми с работы хотя бы гвоздь!». Почти у всех моих коллег это получалось на пять с плюсом, а я был прилежный ученик. Итак, ничего не делать, кроме «построения» солдат. «Строить» - значит, наказывать за что-то, неважно, за что, даже если и не за что. Главное – делать вид, что ты работаешь. В этом – суть армии для «папоротника», то бишь - прапорщика.
Младший и старший офицерский состав – гардемарины и гусары, облеченные властью и пониманием того, что они здесь главные, независимо от должности и количества подчиненных. Соответственно, главное занятие любого офицера – «строить» прапорщиков и солдат, а также офицеров ниже званием. Но делать это с более умным лицом, и желательно – с использованием армейских терминов типа «У меня к трансцендентальным метросексуалам идиосинкразия, поэтому в метафизическом смысле вы - пидарас», а не «копать отсюда и до заката» - таковые указания являются прерогативой прапорщиков.
Откуда дровишки
Разобравшись с этой нестройной гоп-компанией и обустройством армейского мира, перейду к сути рассказа. Итак, я был прапорщиком, «папоротником», «прапором», и просто «сверчком» (от словосочетания сверхсрочная служба). Не простым прапорщиком, а золотым, так как по долгу службы (начальник полкового телецентра) мне приходилось каждый квартал получать 9 (девять прописью) литров чистейшего технического спирта для… да, именно для протирания контактов. Что чаще всего делалось чувственным придыханием. Аппаратура была довольно сложная, пару спутниковых систем и полковое кабельное телевидение, плюс полковая телестудия и большущий кинозал, но, в силу своей советскости, она (аппаратура) и без спирта работала надежно, а спирт мы успешно применяли для протирания своих внутренностей. В общем, все согласно устава внутренней службы.
Конечно, приходилось делиться и с начальством, причем это была львиная доля добычи, но зато все остальное уходило строго по назначению – употреблялось внутрь. Впрочем, небезосновательно подозреваю до сих пор, что и начальство наше тоже использовало мой спирт точно так же. Ну не пепельницы же или очки им протирать?
Компания «приближенных любителей высокого искусства кино и телевидения» была небольшой – начальник клуба, начальник спортзала, и те, кто своим звериным нюхом вовремя успевал учуять добычу – «хвосты» мы никогда не рубили, так как в любое время можно было и самому «упасть на хвост». Иногда забегал начмед, но тот - чаще всего со своим спиртом, «элитных кровей», медицинским, но 70-градусным. Мой был ядрёный – 90 градусов, чутка попахивал резиной, но не так, чтобы вызвать полнейшее отрицание и отвращение, и отказаться от халявной выпивки.
Пить нужно было так, чтобы и удовольствие получить, и службу исполнять – вот где я научился быть в хлам, быть кривым, как турецкий ятаган, но казаться абсолютно трезвым! До сих пор этими навыками успешно пользуюсь, и малознакомый человек на следующий день может сильно удивиться, что общался не с человеком, а с его телом.
В очередной раз получив заветную дозу (это были благословенные 80-е, ближе к концу, и начало лихих 90-х, когда мистер Горби боролся с нами, алкашами), мы обычно уединялись в спортзале, в кабинете «самого-самого» спортсмена.
К слову, служил я в Забайкалье, и в такой дыре, что спиртного было не достать от слова «совсем» - даже тем, кто ехал в отпуск, оставшиеся «каторжане» заказывали водку, «ну хоть бутылочку». Но до одеколона в военторге никто и никогда не опускался – если нечего выпить (а так было почти всегда, за исключением одного раза в квартал), значит, нечего!
В общем-то, в этот раз, как обычно, наша очередная дегустация прошла пристойно, на высоком дипломатическом и интеллектуальном уровне общения, с анекдотами про баб и про нас, гардемарин, гарибальдей и гусар, с преферансом и покером, да и разошлись с богом по домам и по женам. Пить мы любили долго – под «пулю» быстро не бывает.
Дров наломано, что дальше?
Наступило утро, и возник извечный вопрос – где взять? В общем-то, этот вопрос всегда решался в пользу «нигде не взять, вали, дружок, на построение», но не в этот раз. Жили мы в четырех ДОСах (дом офицерского состава), я жил в последнем по расположению ДОСе, поэтому проходил по пути на телецентр их все.
И вот, проходя последний (по ходу – первый, под №1), я услышал подозрительный праздничный шум. Веселый такой шум, в восемь утра, мужской такой шум, с намеком! С первого этажа. Было лето, а в Забайкалье лето – это 40-55 градусов, и утро не сильно отличалось от обеда в этом смысле, поэтому форточки всегда были открыты. В нее-то (в форточку) меня и позвали мои вчерашние гости и ценители моего спирта.
Отказываться было, право слово, неудобно и даже стыдно, да и не хотелось, да и не мог я отказаться, когда душа горит! А мои вчерашние гости не могли, завидев меня в окно, не пригласить, дабы отблагодарить за вчерашнее угощение. Гусары обосновались на квартире у командира разведроты Сани – он намедни у меня потчевался – и что-то активно употребляли, но не чай. Правда, я понятия не имел, чем они собирались меня благодарить, но обоснованно подозревал, что это должен быть алкогольный напиток. А вот где его взять! У нас! Да еще в 8 утра! Ума не приложу…Но – взяли. И угостили.
Налили мне, как положено, две трети стакана (полный никогда не наливался, чтобы не разлить, если что), и подали на подносе с корочкой хлеба. И стаканчик подмигнул, блеснул в лунном (уже утреннем) свете, и помог этот стаканчик. Жидкость была прозрачной, но с голубоватым оттенком, что, зная возможности местных самогонщиков, меня не смутило – добавляли в самогон все, что можно и нельзя представить. Но это был не самогон… И я сразу в этом убедился.
Гамыра – волшебный напиток
Во-первых, в нос ударил запах керосина или чего-то такого – технически-непереносимо-армейского.
Во-вторых, жидкость была какой-то маслянистой.
В-третьих, мне просто не дали ее не допить.
После чего у меня возник вполне резонный вопрос: «Пацаны, а что это было?», так как по крепости сей райский нектар не уступал моей технической амброзии. И вот тут веселые (потому как уже приняли на грудь) пацаны начали мне наперебой рассказывать, что это, и где это было реквизировано.
Оказывается, это «гамыра» (немного умных мыслей, не моих):
1. Словарь толкует слово «гамырка», «гамыра» однозначно и лаконично: разведенный спирт;
2. В Забайкалье гамырой, гамыркой называют самопальную водку, но не только ее, о чем – ниже;
3. А далее словаре еще указывается и тобольско-татарский источник слова «гамыра» – слово xämir, которое восходит через арабское слово hamr (вино) к персидскому hämr (вино)».
И последнее его толкование, которого я до того момента совершенно не знал, но которое было единственно в моем случае верным - техническая жидкость для протирания РЕЛЬСОВ!!
Да, в технический спирт добавляют соляру или керосин, чтобы жидкость была более текучей и показывала наличие на рельсе трещины, затем кисточкой наносят этот «целебный экстракт» на металл в предполагаемом месте нарушения металла, и видят результат, после чего решается, быть здесь ж/д аварии или нет.
А взяли они этот научный материал у местного самогонщика, к которому пошли за опохмелкой – рядом с нашей частью проходила Забайкальская железная дорога, которая обслуживалась местными аборигенами. Но у того не оказалось традиционного лечения, и он предложил им эту самую «гомыру», убедив, что «все всю жисть похмеляются, и ничего».
А и вправду, ничего! Мне завеселело, правда, отрыжка (я дико извиняюсь перед присутствующими здесь дамами) была жутко керосиновой, но что это по сравнению со счастьем быть опохмеленным друзьями, которые для меня не пожалели вот такого «железнодорожного счастья»!
Это был единственный раз, когда я пробовал что-то подобное – потом я каждый раз сначала спрашивал, что это и когда я от этого умру.
Оценили 2 человека
4 кармы