Армейская красота

Чувство красоты зависит от способности видеть взаимосвязь между вещами. Там, где один человек увидит систему (сложную и красивую), другой не видит ничего. Там, где один наслаждается созерцанием развитости и отлаженности, другой увидит один лишь хаос, беспорядочный и непонятный. И этой хаотичности он захочет противопоставить свой порядок, который ему был бы понятен, и в удобстве которого для себя он видел бы определённую красоту.

Стремление к красоте присуще всем: и более развитым, и менее. И даже при хаотичности своего мышления человек будет стремиться к порядку, потому, что на порядок смотреть куда приятнее, чем на беспорядок. Только вот порядок каждому нужен такой, который вписывается в его понимание. И у кого понимание попроще, нужен такой порядок, который впишется в его понимание, а тот, который не впишется, ему и не нужен. Но когда вписывается в понимание только очень примитивны порядок, то в отношении этого порядка часто наблюдается стремление вылизать до идеала, потому, что в этой области фокусируется вся любовь к красоте.

Типичными атрибутами красоты для людей, не любящих сложные системы, являются примитивность, чёткость и рафинированность. Т.е. те вещи, в которых красота им понятна и наглядна. В естественном состоянии леса в природном заповеднике такой ценитель примитива особой красоты для себя не найдёт, а вот в парке, где деревья высажены ровными рядами, и трава пострижена ровным слоем, для него будет рассадник красоты. А дикая природа для него всего лишь заросли сорняков и бурелом, с которыми надо бороться. Что естественно, потому, что для того, чтобы видеть красоту в естественной природе, нужно понимать процессы, которые ей движут. Понимать циркуляцию всех энергий в её круговороте, чувствовать баланс, и понимать оптимальное расположение всех составляющих частей общей системы для её правильного функционирования. И только на определённом уровне понимания этой системы открывается возможность получения эстетического удовлетворения от созерцания процесса. Но для любителя примитива этот путь закрыт зарослями и буреломом сумбура в его голове. Поэтому он ищет свой путь – искусственный, который противопоставляет естественному, подстраивая под него под свои потребности. А потребностями у него являются выхолащивание любой системы до полной ему понятности, и выравнивание её составляющих до идеального состояния.

То же будет и в человеческом обществе, где своя причёска для каждого человека, отражающая суть его личности, создаст понимание общей красоты системы для тех, кто ценит развитие индивидуальности и её значение для развития общества. Тот же, кто эти вещи не ценит, красоту найдёт скорее в порядке, где все должны быть одинаково пострижены, под единый штамп коротко оболванены, обязательно тщательно выбриты, и чтобы у всех обязательно ровные кантики на затылке и висках должны быть сделаны по единому стандарту. А ещё желательно и одинаковую для всех форму одежды сделать, чтобы было ещё красивее. Строй равного роста солдат, идеально синхронными движениями печатающим по улице строевой шаг, для таких любителей рафинированности – эталон красоты.

Стремление всё оболванивать для любителя искусственной красоты идёт зачастую отдельным пунктом в списке общего выравнивания. Если это трава, её надо постричь ровной плоскостью, если это куст, то его надо обстричь каким-нибудь кубом. Почему кубом – к кубизму это не имеет отношения, просто куб ассоциируется у него с чёткостью, в которой проявляется наложение его воли на природные «беспорядок и распущенность», с которыми он ведёт постоянную борьбу. И чётко остриженный куб у него чётко ассоциируется с порядком, в противопоставление природным зарослям, являющихся для него воплощением беспорядка и вседозволенности.

Конечно, не всякий, кто пострижёт кусты ровными кубышками, является примитивщиком со страстью к рафинированию, но всякому, кто таковым является, эти формы понравятся больше естественных. Чудак ты, примитивщик – хочется сказать таком иной раз, ты голову свою ровной кубышкой запрессуй (или обстругай), и любуйся перед зеркалом. Или, не радует? А ты поди в армии послужи, глядишь, и взгляды на красоту поменяются.

Кстати, об армии. Понятие красоты она в людях формирует специфическое до радикальности. Красота – это порядок, но только понятие порядка своё.

Вообще, по обычной человеческой логике, чтобы навести порядок, нужно что-то делать, но если порядок наведён, то делать ничего уже больше не надо. Но по армейской логике делать что-то надо всегда (надо же солдат чем-то занять), и для формы дела надо наводить как раз порядок. Но как здесь увязать причинно-следственную зависимость с разумной логикой, понятно только военному сознанию.

И вот зарядку сделали, а до завтрака время ещё осталось: что же делать? А что делать, если делать нечего – надо думать. А в прочем, зачем в армии думать – думают пусть креативщики у себя на гражданке, а мы будем делать то же, что и вчера – подметать территорию. Но территория чистая: не успела со времени прошлого подметания сильно загрязниться – всё равно подметать! Но веников на всех не хватает. Ничего – нарвать с деревьев за забором части веток и сделать из них импровизированные веники. И вот уборка идёт полным ходом: территорию метут, все заняты; единственное, что не хватает только подметаемого контента для солидности процесса – грязи нет на асфальте, только пыли чуть-чуть (и то, если сильно стараться), но она всё равно некрасиво движется: вместо послушного «вперёд» прёт объёмными клубами во все стороны. Впрочем, это не проблема для военной системы: главное не результат, главное процесс, а процесс должен идти максимально интенсивно. Так что «Х.. ли и ты, как по 3.14… ладошкой!? Давай, в темпе вальса, и поближе веником к асфальту води!». И вот от столь страстной близости веник начинается сыпаться, и глядишь, солдат уже и какие-то листики с обломками веточек перед собой метёт. Вот теперь всё на местах: и есть, что мести, и пыль столбом – красота!

Вообще, гражданское понятие красоты с военным иногда расходятся в прямо противоположные стороны: попав в иную воинскую часть, человек с гражданской логикой мышления думает «Что тут за бардак?», при этом выходя из этой части, военный то же самое думает об обстановке за пределами части.

На гражданке всё просто: если что-то в неподобающем состоянии, его либо ремонтируют, либо забрасывают, оставляя благополучно гнить, проседать и обрастать травой. Но даже в последнем случае оно выглядит не так непотребно, как если его взять и раскурочить по самое не балуйся. А если на гражданке что-то делают, то стараются делать так, чтобы возиться, как можно меньше. И если что-то удаётся сделать так, чтобы «стояло на века», то оставляют в этом состоянии и радуются.

В армии такого быть не может. Делать, чтобы «стояло», в принципе не нужно – а то что потом делать-то останется? Поэтому, с одной стороны надо что-то сделать так, чтобы выслужиться перед начальством, но, с другой стороны, оставить ходы для отступления (ну в смысле, для переделки). И вообще делать приоритетно то, что само собой максимально быстро приходит в неприглядное состояние. А если что-то находится в неподобающем состоянии (ну хоть чуть-чуть), то сразу хвататься за него, выворачивать наизнанку, и основательно переделывать. При этом делать надо так, чтобы результат работы был как можно нагляднее, но эстетика дела в задачах не фигурировала (подход такой же, как к маршированию: если строй солдат затягивает песню, то не беда, если ни у кого слуха нет, но если, не дай бог, будет недостаточно громко, то отставить, и бегом на исходную). По аналогии с этим примерно схожий подход будет наблюдаться и отношении остального.

Вообще, когда вещь в процессе ремонта, она, как правило, выглядит хуже, чем до него, и только после завершения оного, когда всё закроют и загладят, начинает выглядеть лучше. Но только армейские порядки так устроены, что там постоянно что-то находится в состоянии наведения порядка. Тут всё раскурочено, там разворочено, здесь всё разобрано и выложено. И постоянно у чего-нибудь самый непотребный вид. При этом на самих военных этот хронический раскардаш никакого отвращения к любованию процессом не добавляет, ибо понимание красоты у них своё. Т.е., что-то где-то раскурочено – этим занимаются. Тут нормально не пройти – это уборка идёт. А там всё навыворот – это что-то переделывают. И эти должны закончить к такому-то времени, те к такому-то, и т.п.. Всё по графику, всё по плану, и, если кто-то где-то замешкается и что-то оставит недоделанным, это будет страшное нарушение всеобщей симфонии порядка и дисциплины, но, если всё пройдёт без сучка и задоринки, тогда это и есть идеальная красота с точки зрения руководящих процессом. И достраивая в своём восприятии эту структуру, они получают что-то вроде эстетического удовлетворения, какое дизайнер получает от созерцания креативного произведения.

Когда человека заставляют служить этому процессу (а процесс так отлажен, чтобы заставлять выкладываться по полной), он вынужденно в той или иной мере проникается его составлявшими, и постепенно индуцируется этим пониманием красоты для себя. А суть этой красоты в максимально активном процессе каждого дела ради какого-то результата, который будет не виден на фоне новых процессов, перманентно зияющих своей раскуроченностью. И реальный результат – вечное переливание их пустого в порожнее ради самого переливания, и конечная цель получается в максимальном количестве прилагаемых усилий ради минимально красивого результата.

Максимальные усилия ради минимального результата так же отображаются и в области менталитета: при максимальной тяге к чёткости и ровности в системе часто наблюдается минимум логичности. Например, в воинских званиях майор идёт старше лейтенанта, а генерал-майор ниже генерал-лейтенанта – даже логичную систему званий институт военщины не сумел в своём развитии структурировать. Главное не логика, главное традиция – скажут военные, но только бы тут понять ещё, традиция чего? Изначально заложенной непоследовательности?

Будучи уволенными в запас, иные военные устраиваются на работу (обычно на должности каких-нибудь исполнительных директоров), и пытаются нести свою военную красоту миру. Например, устроился в цех резчиков по дереву (а резчики – люди полуремесленные-полутворческие, и небольшой творческий беспорядок в режиме работы для них допустим, но вот на складе материала им нужен определённый порядок: сосну мы берём тут, орех там, дуб сям). Но у военного, конечно, своё понимание порядка: короткие деревяшки туда покидаем, длинные сюда, тонкое туда, толстое сюда. Ну вот и порядок – теперь можно ладони отряхнуть и за дисциплину взяться: давай их всех строить и орать на них (ор на строй подчинённых в армии – это вообще отдельная тема, и о ней как-нибудь в другой раз). Вот такие примерно приключения ждут гражданское мышление при встрече с военным, ибо истинные ценители военной красоты бывшими бывшими не бывают.