Синдром "Я всегда прав" и связанные с ним проблемы

Есть два вида людей: одни готовы допускать, что они могут ошибаться, другие принципиально нет. Последние бывают двух подвидов: одни держатся за одно и то же убеждение всю жизнь «Я был прав и есть прав», а другие меняют мнение, и серфят на волне «Я раньше думал, что я прав, но был не прав, зато теперь я думаю по-другому и вот тут я уже точно прав!». И получается, что каждый из них всегда «прав» и «прав» именно сейчас. И не найти такого окошка, которое бы было выделено для состояния «Вот сейчас я не прав», чтобы можно было в него сунуться со своим «Раз ты тут не прав, то давай побуду прав я?» – кругом одна сплошная беспросветная правота.

Свои «Я прав!» каждый из убеждённых оценивает на принципиальные сто процентов. Ну а если и не на сто, то на максимально большую их часть. И все их фирменные «я прав» не совпадают друг с другом, и не на сто процентов, то на большую их часть. И если сложить несовпадающие проценты каждого, то получатся, наверно, миллиарды и миллиарды процентов на всё человечество, в то время, как истина всего одна, и правота в её требуется уложиться всего в сто. Всего лишь ста драгоценных процентов на столько миллиардов людей, которые, если бы все думали правильно, то им вполне хватило бы этого на каждого (потому, что, когда мнения совпадают, делить проценты не приходится). А сто процентов на каждого – это ровно столько, сколько нужно для полного счастья, потому, что больше ста не бывает, и сверх этого ничего не нужно. Но поскольку все думают по-разному, то их приходится делить на всех, и тогда на каждого получается столь малая от реального процента доля, что в её пределах вероятность того, что прав именно он, оказывается столь мала, что адекватность его уверенности вызывает серьёзные сомнения.

Возникает вопрос: так если все думают по-разному, а прав может быть только один, то, неужели все не понимают, что не может быть такого, чтобы неминуемо не ошибались, по крайне мере, подавляющее большинство? Конечно, понимают, но только с оговоркой для каждого, что он в это большинство не входит. Ну так если каждый так думает, и все понимают, что все так думают, то, может, самое время сообразить, что такая оговорка при таком раскладе так же мало весит? Конечно, соображают, и все готовы осудить непонятливость тех, кто не делает из этого соответствующего вывода, но только у каждого с одной небольшой оговоркой для каждого: для всех – правило, для него – исключение. Ну так может, время сообразить, что так можно идти до бесконечности, и сколько бы каждый так не шёл, смысла в этом будет бесконечно мало, а потому надо перестать идти в этом направлении и пойти в другом? Конечно, каждый согласится, что это самый весомый повод всем остальным перестать так делать, но только кроме него. Почему – потому, что право не быть исключением не доказано, а значит, если кому и быть, то именно ему, а почему ему – потому, что он принципиально всегда прав.

Синдром «Я всегда прав» может допускать расхождение понимания реальности с реальностью у кого угодно (и будет у всех, с кем обнаружит несогласие), но только не у себя. Его понимание реальности для него и есть сама реальность. Причины такого поведения могут быть разными, но принцип один: человек рисует в своём воображении картину, в которой всё обстоит именно так, как он видит. Эту картину он называет «Сама реальность». И этой картине он рисует две маленьких модели – себя самого и его оппонента, где в голове у его модели точная копия этой картины, а в голове у модели оппонента – искажённая. И эту картину он показывает зрителям и говорит: «Вот так обстоит всё на самом деле».

Синдрому «Я всегда прав» говорят, что у других тоже есть свои картины и показывают их, и тогда он дорисовывает в своей картине в голове модели оппонента ту картину, которую ему объяснили, и спрашивает: «Ну теперь довольны?». И это у него называется, что вторая реальность находится всего лишь в голове той модели, которая существует в первой реальности. А ему говорят, что у него неправильная субординация, и рисуют другую картину, где в общей реальности стоят рядом две независимые модели – его и оппонента, и объясняют, что рисовать своё видение он имеет право только в голове своей модели, а не в общей картине. И тогда он стирает в своей картине в голове оппонента прошлый рисунок, и заменяет его на этот, и называет это «Ну тогда вот так!». Иного подхода от него добиться невозможно, потому, что для него понятия его видения реальности сама реальность равны.

Манеры человека с синдромом «я всегда прав» тоже существенно отличаются от манер более адекватных людей. Если адекватный человек. Имея к кому-то претензию, начинает с «Я считаю ты не прав в том и сём, потому, что так и сяк – есть тебе, что на это ответить?», то претензии «Я всегда прав» обычно голословны – зачем их проверять на истину, если сами и есть истина? Поэтому «Я всегда прав» любит сразу наносить свой удар, потому, что ему «виднее», когда и что делать правильно. Проблема только в том, что за такое часто придётся получать ответные удары, причём такие, в которые входит и «за то, что не прав», и «за то, что не соизволил разобраться». Из чего следует необходимость считать себя правым так делать только в том случае, где ответные удары не страшны, и всему этому дорисовывать объяснения в свою картину.

Короче, если «я всегда прав» не достаточно сил, чтобы всегда переть, как танк, то быть «всегда правым» ему легко будет только там, где он не идёт никому попрёк дороги. Если же он будет переть поперёк чужой правоты (или «правоты»), жизнь будет регулярно рихтовать его картину ударами по её хранилищу. Поэтому такие люди в большинстве своём от рождения приучаются распускать своё «я всегда прав» только там, где это мало кого напрягает. «Моя тачка круче, а на такой, как у тебя, только лохи ездят, и я прав!», «Я слушаю продвинутую музыку, а то, что ты слушаешь – отстой, и не надо мне ничего говорить, потому, что я прав!», «Я голосую за эту партию правильно, а ты за неправильную голосуешь, и я точно знаю, что я прав!», и т.д., т.п., И во всём этом он прав в своей картине, которая экспонируется в его голове, пойти полюбоваться которой он всех может зазывать, но если у него нет власти заставить других уткнутся в неё носом, никому она и не мозолит глаза, потому, что никто на неё ходить тратить время не собирается. Поэтому состоятельность такого человека в глазах других выглядит обратно пропорциональной тому, какой она выглядит в его глазах. Но если у такого человека появляется власть, дело резко меняется.

Если у «я всегда прав» вдруг появляется власть, его сразу перестаёт устраивать ограничивать своё «Я всегда прав» теми областями, где оно никому не мешает. Ему сразу становится необходимым вытащить его на самый верх пирамиды, и поставить его туда, где оно встанет всем ногой на горло. Сразу оказывается самым нужным быть правым именно в вопросах, кто кому что должен, и кто в отношении кого на что имеет право. На другое он уже размениваться не хочет.

Когда «я всегда прав» имеет власть, то отказаться от неё он уже просто не может. Он зависим от неё, как поднявшийся на смотровую площадку человек зависим от несущих её элементов конструкции. Он уже перенёс своё жизненное счастье и смысл своей жизни на режим, обеспечиваемый только этой властью. И если его этой власти лишить, то с его жизненным счастьем произойдёт то же самое, что и с человеком на смотровой площадке, если из-под него убрать пол. Поэтому, такие, получив власть, уже без неё не могут. Она для них наркотик, с которого слезть невозможно. А если они имеют власть от рождения, то жизнь без власти они даже для себя и представить не могут. Смысл другой жизни находится для них за пределами их картины.