Глава 22. Как общество боролось с воровством

Продолжение повести, начатой тут

Однажды Умеющая Считать до Бесконечности создала теорию, согласно которой каждой обезьяне требуется для полноценного питания получать один апельсин за раз. А если же их потреблять больше, то апельсины приедаются, становятся невкусными, и даже могут вызывать отвращение, и потому, согласно её теории, смысла в объедании ими особого нет. Поэтому каждой обезьяне для полного счастья нужен был всего один апельсин – ни больше, ни меньше. Однако, на практике всё получалось совсем по-другому: сколько бы апельсинов обезьяне не дай, их ей всегда было мало. И потому, сколько бы их у кого не было, все всегда думали о том, где бы достать ещё.

Однажды, наигравшись во все виды апельсинобола до отвращения, высшее сословие сидело и думало, чем бы ещё себя занять. И тогда одна из них придумала новую феньку: за вознаграждение в виде апельсина состричь шерсть с барамуки и набить из неё себе подушку. Все остальные кинулись за ней повторять, но поскольку ходить голыми барамукам было как-то непривычно, желающих стричься много не нашлось. Тогда разделюки запустили пропаганду стриженного образа жизни, вложив апельсины в рекламу. Барамуки отреагировали повышением охоты, и шерстяная индустрия стала набирать обороты.

В конечном итоге, давая каждой барамуке по апельсину за стрижку небольшой части шерсти, разделюки постепенно набирали себе маленькие подушечки. С тех пор у высшего сословия появилась новая мода – делать себе подушки из барамучьей шерсти.

Те, у кого было больше всего апельсинов, могли позволить себе большую подушку. Те, у кого меньше – маленькую. И в области подушконабивания возникло негласное соревнование – у кого подушка больше.

Чтобы померяться подушками, участники соревнования клали их на весы, и только Верховная не взвешивалась ни с кем, потому, что превосходство её подушки было настолько очевидно, что никто и не пытался его оспаривать. И вот однажды Верховная бросила вызов всем сразу: предложила взвесить её подушку против всех остальных, вместе взятых.

Когда последняя разделюка положила свою подушку на другую чашу, весы показали равновесие. Соревнование продолжилось, и через некоторое время Верховная устроила новое взвешивание. И снова никто не смог перевесить, и снова продолжилось соревнование. И снова были взвешивания, и снова ничьи, и так ни одной стороне не удавалось выйти в лидеры.

Верховная ходила взад-вперёд, и приложив кулак к губам, сосредоточено молчала. И в тот вечер она легла спать, а контейнер с апельсинами оставила открытым.

– Ты забыла закрыть свой контейнер! – закричала ей какая-то доброжелательная барамука заискивающим тоном.

– Ах да, спасибо, обязательно закрою, – ответила Верховная, но так и не закрыла.

На следующую ночь Верховная опять забыла закрыть контейнер, и её опять предупредила какая-то доброжелательница, но она снова не закрыла. И в третью ночь снова было то же самое, и на этот раз случилась беда: в контейнер залезла какая-то обезьяна, и украла оттуда несколько апельсинов. Сделать это могла только разделюка, ибо только они были вхожи в её покои. А на следующую ночь Верховная снова забыла закрыть контейнер, и снова кто-то украл апельсины, и снова она забыла закрыть его на следующую ночь. Но в этот раз, когда воровка только запустила свою руку, Верховная тут же подскочила к ней, и схватила её за руку. Это оказалась одна из разделюк, которая, воспользовавшись своим доступом в покои Верховной, крала у неё апельсины. А Верховная оказалась только притворяющейся спящей, и воровка была поймана с поличным.

– Попалась! – закричала Верховная.

– Ой прости, я больше не буду! – взмолилась разделюка.

– Никаких «прости»! – сказала Верховная неумолимым тоном, – Плати штраф, или искупай свою вину!

– А какой штраф? – спросила разделюка-воровка.

– Твоя шерсть!

– О нет, только не это! – взмолилась разделюка-воровка, – Как мне искупить свою вину?

– Делай, как я! – тихо сказала Верховная, и разделюка с радостью согласилась.

В ту же ночь разделюка легла спать, и тоже забыла закрыть свой контейнер с апельсинами. И, как и следовало ожидать, её обокрала какая-то барамука. То же самое было и на вторую ночь, а когда же на третью ночь воровка была поймана, разделюка поставила ей условие: штраф, или делать, как она.

Делать, как разделюка, барамука не смогла, так как у неё не было контейнера с апельсинами, и потому она вынуждена была заплатить штраф. Штраф был стрижкой шерстью, но на счастье барамуки-воровки он оказывался небольшой, и к тому же, барамука и так привыкла быть регулярно стриженной, так что она отделалась на удивление легко, и потому никакой науки впредь больше так не делать из этого случая не извлекла. Более того, как она посчитала, если пореже попадаться, то воровать апельсины оказалось выгоднее, чем честно за них стричься, и барамука продолжила в последующие ночи заниматься рецидивизмом.

За барамукой-воровкой быстро подтянулись лёгкие на подъём её товарищи, а шерстью с их штрафов разделюка-воровка стала расплачиваться с Верховной. За разделюкой-воровкой в дело тоже подтянулись её коллеги, а их барамуки стали снабжать их шерстью. Со временем общество потихоньку стало всё воровать, а власть шерстить пойманных воров, и никакой даже рекламной компании для этого образа жизни не понадобилось.

Поскольку штраф платить приходилось только в случае поимки, и при том ещё и не большой, то воровать оказалось выгоднее, чем честно продавать свою шерсть. И сверх того, воровство в таких условиях оказалось азартным, и у участников общества стало пристежным быть вором, который не попадается. В таком режиме закрома Верховной опустошались ещё быстрее, чем это было в период честной стрижки, но это никого не заботило, и все радовались новому образу жизни.

– А задумывались ли вы, к чему всё идёт? – спросила однажды у воров Умеющая Считать до Бесконечности.

– Зачем задумываться? – отвечали участники общества, – Думать – дело Верховной! А наше дело маленькое: знай себе обеспечивай себя своим кусочком апельсина! – и продолжали воровать.

Однажды Верховная устроила референдум по вопросу, как бороться с воровством. На голосование было поставлено два варианта: или назначить охрану её сундука, и ввести налог для её содержания, или принять закон о лишении права на делёж апельсинов на советующий срок каждому пойманному вору. Воры, все, как один, сказали: «Зачем платить налог, когда можно не попадаться, и что нам сроки лишения на эти микроскопические кусочки, когда мы воровством обеспечиваем себя нормальными дольками»? Так общество большинством голосов (все против Умеющей Считать до Бесконечности) проголосовало за закон о лишении.

Умеющая Считать до Бесконечности спросила:

– Да что же вы делаете? Совсем себя во всём обделить хотите?

– Только дураки пытаются жить честно, а умные обезьяны должны уметь вертеться! – ответили ей.

– Ну и как вы завертитесь, когда всё закончится?

– Бе-бе-бе! – ответили ей, и отвернулись, заткнув уши пальцами.

Закон о лишении был принят, а общество продолжило воровать апельсины. Всё шло хорошо, но однажды вдруг ни с того ни с сего случилось непредвиденное – Верховная вдруг перестала забывать закрывать свой контейнер с апельсинами на ключ.

Сначала новый режим почувствовали на себе разделюки. Будучи лишёнными возможности воровать, они не знали, где брать новые апельсины на шерстяную гонку. И потому безо всяких подсказок стали делать, как Верховная. И только барамуки не знали, что им делать: будучи давно уже лишёнными на разные сроки права участия в законном дележе апельсинов чуть ли не все поголовно, они не знали, где теперь брать апельсины. То тут, то там, слышалось растерянное «му-у-у…».

– А где же ваше «Бе»? – издевательски спросила Умеющая Считать до Бесконечности.

– Заткнись, противная, и без тебя тошно! – отмахивались барамуки, а одна из них схватилась руками за голову, пытаясь рвать на себе волосы, но рвать было уже нечего, так как бритая голова стала уже давно неотъемлемой часть воровского образа жизни.

Не найдя ничего лучшего, барамуки стали воровать друг у друга те кусочки, которые они сумели напасти за время сытной воровской жизни. А когда закрома их поредели, стали устраивать драки за оставшиеся крохи. И чем меньше у них кусочков оставалось, тем ожесточённее было воровство, и тем больше сил приходилось прилагать, чтобы выкрасть кусочек у другого, и не дать его выкрасть у себя.

Хуже всего было тем, у кого заканчивались сроки лишения права в законном дележе – как только они получали свою долю, их начинали атаковать со всех сторон. Постепенно они стали сбиваться в кучки и проводить митинги с лозунгами «Верховная, спаси нас от воровства!», в которых становилось все больше участников. И тогда Верховная провела референдум, в котором был поставлен закон о полной и пожизненной стрижке налысо каждого, кто попадётся на воровстве хоть маленького кусочка. Момент голосования был выбран такой, когда в обществе оказалось уставших от воровства обезьян оказалось большинство. Решение по голосованию было положительное, и закон был принят. Так шерстяная отрасль снова начала работать в режиме честных стрижек, где больше всего сумела состричь Верховная, так как у неё не было проблем с апельсинами. Соревнование было завершено, и по итогам взвешивания победила Верховная, подушка которой перевесила подушки сборной разделюк.

сроки лишения права в делении у всех подходили к концу, все поочерёдно вспоминали, что они честные обезьяны, и что честных обезьян грабить плохо, а потому всячески поддерживали закон о полной стрижке наголо всех воров, и всех пытающихся обокрасть принадлежащие им по Закону сдавали с потрохами. Забыв о том, как они воровали, они восклицали «О как же хорошо, что есть закон, карающий за воровство! А всё хвала за это Верховной – не даром она имеет пирамиду из подушек нашей шерсти! Только таким закон и должен быть – сильным и строгим, а по-другому наш народ не понимает!».

– Да уж действительно, по-другому вы не понимаете, – подхватила однажды Умеющая Считать до Бесконечности, – потому, что, когда я вам говорила, что не надо воровать, вы меня понимать не хотели!

– Да причём здесь ты? Воровство победила не ты, а Верховная и Закон! И не приплетай себя к её заслугам! Ты в этом деле никто, она – всё!

– Да ваш закон и есть первопричина всего воровства!

– Да как ты смеешь говорить такое! – закричала Самая Законобоязненная Барамука – Закон спас меня буквально вчера от воровства моей дольки! Надо принять закон, стригущий на лысо за хулу на Закон!

Умеющая Считать до Бесконечности грустно усмехнулась, и ничего не ответила.

– Не, нашему обществу нужен Закон! – подхватила другая барамука. – Без закона никто не понимает, что воровать нельзя! Мы точно знаем: порядок можно удержать только при помощи строгого Закона!

Умеющая Считать до Бесконечности снова усмехнулась.

– А вот хотела бы я не тебя посмотреть, – влезла третья барамука, – как бы ты себя вела, когда у тебя последний кусочек дольки, и со всех сторон его хотят выкрасть, и не поспишь спокойно, и не отвернёшься, потому, что, куда ни спрячь – везде найдут и вытащат!

Умеющая Считать до Бесконечности усмехнулась и ушла, а барамуки остались радоваться обновлённому Закону. Так общество Справедливости и Равенства справилось с воровством благодаря строгости Закона и решительности Верховной, и все сознательные барамуки осознали всю необходимость строгого Закона для демократического общества.

Продолжение тут