Какие бывают пролы?

1.

Прежде, чем переходить к разбору основной темы, следует обозначить, кто такие пролы. Пролы – это (обобщённо говоря) люди, которыми манипулируют хозяева при помощи обмана, но сами они этого обмана не видят, не способны видеть, и не хотят быть способными. И в таком состоянии они прут туда, куда их направляют, и делают то, за чем их туда направляют, и верят, что им самим это очень-очень надо. Выглядит суть этого дела, условно говоря, так.

Представьте себе мир, в котором, чтобы прокормиться, надо пахать, сеять, и жать, утирать пот со лба и снова пахать, сеять и жать. И именно этим большинству людей приходится и заниматься, но находятся те, кто достаточно сильны, чтобы просто отнять у других продукты их труда, и занимает это меньше времени и сил, чем пахать, сеять и жать соответствующую норму. В результате чего кому-то приходится работать за двоих, чтобы кормить и себя и эксплуататора, а кто-то только жрёт и тратит время лишь на тренировки, чтоб ещё быть сильнее.

В процессе развития системы некоторые из эксплуататоров замечают, что они сильнее других коллег, и у них сразу появляется потребность отнимать у тех то, что они у кого-то отняли. При этом, чем они сильнее превосходят соперника, тем на более сильный отъём они могут замахнуться. И тому, кто слабее, проще сколько-то отдать без боя, и идти дальше отжимать у ещё более слабого, чем нести серьёзные потери ради сохранения своего.

В итоге получается аналогия пищевой цепи, где более сильный жрёт более слабых, и выстраиваются иерархии, где все ресурсы поднимаются снизу наверх. И у того, кто наверху, может скапливаться в конечном итоге столько, сколько самому не съесть, но они всегда находят, куда потратить лишнее (лишнее можно потратить на роскошь или раздать своим, или кормить тех, кто им служит, или пустить на войну за то, чтобы выгрызть ещё больше – в общем, мало никогда не будет). И так по формирующимся в результате развития такой системе каналам ресурсы могут ходить снизу вверх и обратно, а суть этого дела остаётся так же самая – паразитизм, в основе которого лежит эксплуатация ничего полезного не производящими элементами производящих.

На определённом этапе развития общества происходят технические перемены, в результате которых на самом верху оказывается не самые сильные, а самые умные. Кто умнее всех построит и самые хитрые манёвры предпримет, тот победит на поле боя, даже если сил у него меньше. И в результате этого самые умные продвигаются наверх, а просто сильные оказываются под ними. Иерархии, где это происходит, побеждают другие, а те, которые тормозят с этим, не выдерживают естественного отбора и уходят со сцены.

На определённом этапе самые умные соображают, что эффективнее всего управлять иерархией не при помощи насилия, а с использованием обмана. И придумывают веру, которая в добровольно-принудительном порядке навязывается всем подчинённым, и называется «У нас вера правая, у них вера неправая». И вера учит, что то, что делают её исповедующие, правое дело, а всё остальное нет. И это определённым образом скрепляет иерархию (сковывает одной цепью, связывает одной целью), и помогать держать своих под контролем, не давая им переметнуться туда, где им покажется быть выгоднее. Потому что «неправая» вера им никогда не даст того, что даёт «правая», и даже если в чужом лагере будет чем-то лучше, всё равно это будет «не то», потому, что там-то он будет делать «неправое» дело, а тут «правое». Ну и чем сильнее вера, тем сильнее можно эксплуатировать подчинённых.

В рамках веры, когда данная иерархия идёт войной на другую, она поступает хорошо, т.к. делает «правильное» дело и несёт им правильную веру. Когда же другая иерархия идёт такой же войной на эту, она поступает плохо, т.к. несёт неправильную веру. А кто держится правильной веры, тот попадёт в рай (в том или ином смысле), а все остальные в ад, и поэтому идти на них войной правильно потому, что нужно их от этого спасти (или спасти от них тех, кому они несут неправильную веру) и поскорее отправить в ад тех, кто исповедует неправильную веру, чтобы наказание за это как можно раньше началось,

Хозяин иерархии в рамках «правильной» веры в глазах «правильно верующего» перестаёт быть паразитом, и преображается до статуса самого важного человека на земле, на котором держится оплот всего «святого» и «праведного». И служение ему, чего бы он не удумал, становится делом святым и непререкаемым (сомнение в правильности чего является заведомо недопустимым, и тоже должно наказываться адом после смерти там, и смертью здесь, и желательно поскорее). И в таком режиме общество ведёт войны с конкурентами за прежние цели, только под флагом веры в правильность своей веры, а так же в хозяина, и иерархию в целом (ну т.е. систему).

Так вот прол – это такой человек, который никогда не спросит: «А где доказательства, что вера правильная?» Для него есть только вера, в рамках которой что-то только и может являться правильным, а что-то нет. Сама же вера никак не проверятся, и утверждается на основе самой себя (т.е. веры в то, что она правильная). Будешь объяснять, что нельзя быть таким доверчивым – повернётся задом и уйдёт. Даже если объяснишь, что это несут проблемы не только ему, но и тем, против кого его используют. Не для того живёт, чтобы таких проблем из-за него у кого-то не было.

Прол никогда не задастся вопросами «А что бы я думал, если бы всю жизнь жил в лагере другой веры: понял бы, что вера там неправильная, или так же верил бы, что она правильная (и если последнее, то чего после этого стоит моя вера в правильность чего-либо?)», «А почему меня не учат размышлять над такими вопросами, и кому надо это умалчивать, кроме тех, кому не выгодно, чтобы думал о таких вещах?», «А какие ещё отличия должны быть у обманщиков, кроме вот таких умалчиваний, и есть ли какие другие более выгодные для них методы, чем вот именно те, что используют мои хозяева?» Всех этих вопросов для прола не существует, как для верящего в то, что земля – центр вселенной под куполом с приколотыми на него звёздами не существует галактик и их скоплений в межзвёздном пространстве. Для прола вера – это и есть вся политическая вселенная, охватывающая всё, что только может быть, а всего, что в неё не входит, просто не существует.

Такими вопросами задаются только люди, которые в такой системе будут называться инакомыслящими (причём для самих себя последние могут называться просто мыслящими, а вот для пролов они будут называться врагами веры). И в подходах ко всем остальным вопросам у прола уровень примерно такой же. Со всеми из этого вытекающими особенностями в отношении ведения диалогов и политики в целом.

2.

Суть прола крайне проста: чтобы распознать обман, при помощи которого им манипулируют, нужно думать, а думать прол не хочет. И как кому-то проще отдать более сильному то, что заработал, и работать заново, чем биться за то, чтобы отстоять своё, так и пролу проще прогнуться под обман, чем разбирать его и разоблачать обманщика. И как там, где более сильный отнимает у более слабого то, что тот отнял у ещё более слабого, и среднему проще брать у более слабого и отдавать более сильному, чем дать последнему отпор, так и прол, служа системе, и отнимая у её врагов то, за чем она посылает, перекладывает проблему своего бездумства со своей головы на чужую. Разница только в том, что в первом случае паразит понимает, что делает неправое дело, а прол не понимает (потому, что, чтобы понимать, надо думать, а думать он не хочет). И прол свято верит в то, что всё делает праведно, потому, что так учит его вера. А если ему начать объяснять, он слушать и не захочет. Потому что свято верит, что всё, что против его веры, он слушать не обязан. В общем, круг замкнут и система работает, и заставить её шестерёнки крутиться в обратную сторону не так просто.

Если система построена на насилии и обмане, а веру так направлять, чтобы любое требуемое ей действие служило хозяевам системы, то получится, что чего бы прол не делал, все его действия будут служить насилию и обману. Т.е. если хозяин решает идти грабить соседа, то прол идёт и убивает по приказу хозяина для того, чтобы осуществились грабёж и насилие. Если сосед идёт грабить его хозяина, а хозяину очень надо выжить и сохранить свою иерархию (чтобы потом грабить других), то прол будет сражаться ради того, чтобы всё было так, как нужно хозяину. Ради того, чтобы просто выжить, и никого не трогать, он не будет сражаться, потому, что для этого надо не только сражаться ради выживания своих, но и потребовать от них, чтобы они аналогичным образом в свою очередь потом не поступали. А прол ничего требовать не будет – он просто пойдёт потом новый приказ выполнять, каким бы он не был. Если надо помочь соседнему обществу справиться с общим врагом, то опять же системой насилия и обмана это просто так делаться не будет, а только, чтобы извлечь из этого какую-то политическую выгоду, и стать в конечном итоге сильнее и более эффективно диктовать свою волю. Так что чтобы просто помочь, прола никто не отправит, и сам прол без приказа не пойдёт, и требовать такового ни от кого не будет. Всего этого ему не надо, потому, что у него и без этого очень хорошо получается верить в то, что он всё делает правильно, и никакой другой правильности ему не нужно.

Прол всё время может гудеть словами «Вера-правда-справедливость-святость-добро!», но от этого не убавится ни насилия, ни обмана, которые творит его система. Потому, что при помощи именно таких подмен понятий она их и творит, и чем больше они будут использоваться, тем больше будет того, что она сделает. И единственное, что он может изменить – это перепереть границу влияния в пользу своей системы и в ущерб чужой, и тогда того, что творит другая, станет меньше, а того, что творит его система, больше. Но в целом победит сильнейший, и все усилия, приложенные для того, чтоб победило сильнейшее зло, не могут быть ничем иным, как усилиями, направленными на то, чтобы победившее зло оказалось самым сильным. И сколько бы подвигов во имя своей веры прол не совершил, он никогда не приблизится к тому, чтобы его дела соответствовали тому, что он говорит. Потому, что ничего не будет сделано для того, чтобы что-то можно было доказывать в обход насилия и обмана. И всё, что он говорит, не будет держать вне их контроля никакой критики, и это никогда не изменится. И он никогда не приблизится к тому, чтобы это можно было изменить, даже если всю жизнь до самой смерти будет в поте лица ратовать за дело свой веры. И будь пролов хоть тысячи, миллионы, и миллиарды, они совокупными усилиями не приблизят человечество ни на шаг к соответствию и адекватности. И все их усилия будут либо идти стабильно мимо этой задачи, либо просто аннигилированы друг другом. В этом все пролы абсолютно одинаковы (на то они и пролы), но в остальном могут быть весьма разнообразны.

3.

Пролы бывают активные и пассивные. Пассивным по большому счёту ничего не надо, кроме, как есть и размножаться. И чтобы они захотели ратовать за то, что от них требуют, их нужно постоянно накачивать пропагандой, заряжать соответствующими импульсами, и ставить в положение, при котором им не остаётся выхода, кроме, как идти и ратовать за то, что от них требуют. Активные сами бегут впереди паровоза, и им самим очень надо за что-то ратовать. Какие-то положения установить, кого-то победить, кому-то что-то доказать. Очень надо победить всех врагов веры, обязательно распространить свою веру туда, где её ещё нет, и переживать за каждое продвижение линий на этом фронте. Единственное, чего им никогда не надо – это подумать о том, чтоб их вера несла меньше лжи и насилия. Этого от пролов никогда не дождёшься, и все ратования их будут всегда с сермяжной простотой мимо этого вопроса.

Пролы бывают добрые и злые. Злые постоянно пыщут негодованием в адрес всех врагов веры – внешних и внутренних, и постоянно кричат о том, что их всех надо бить, пока не перебьёшь до последнего. И в каждой теме, хоть как-то не вписывающейся в эту политику, видят замыслы врага, и в каждом несущем таковую видит их козни, и кричат, что лучше наказать невиновного, чем пропустить виновного. Добрые проявляют заботу обо всех «правильно верующих», и всех ещё не принявших веру, стараясь максимально терпеливо напутствовать. И чем они добрее, тем больше это как бы доказывает доброту их веры, а значит, как бы её правильность (и правильность борьбы с её врагами). И добрые готовы поделиться последней крошкой хлеба и дать крышу над головой даже абсолютно незнакомому человеку (но только при условии, что он правильной веры), совершенно ничего взамен не требуя. Если же не правильной, тут вся доброта заканчивается кончается, и выливается на него всё, что накопилось (а у добрых копится долго) – за все страдания добрых людей, которые (несомненно) из-за врагов веры, и сам добрый готов обрушиться на иноверца, и тащить дрова к его костру на аутодафе (для его же блага, разумеется). А то быть добрым к врагам веры – значит, быть злым к её друзьям, а добрый человек быть злым к друзьям веры в условиях противостояния всему миру, полному зла, не может. Другой доброты у пролов не бывает, ибо на то они и пролы.

Пролы бывают упёртые и податливые. Податливым чего внушаешь, то они и принимают; упёртые стоят на своём. Податливому сказали сверху, что правильно думать так-то и так-то – всё принято, вопросов нет. Потом скажут, что правильно по-другому – будет принято по-другому, и тоже без вопросов. Потом скажут, что правильно по-третьему – начнёт жить по-третьему. И забудет про то, что раньше было по-другому, и будет видеть только то, что есть сейчас. С упёртым сложнее: скажут, что вождь непогрешим – значит, непогрешим. Скажут, что теперь новый вождь, и теперь он непогрешим, а старый был как раз погрешен (причём во всём том, из-за чего у нынешнего теперь проблемы) – а прол не согласен. Он привык хвалить старого, и не смей его трогать! В общем, проблемы с ним для системы, но есть и для неё и плюсы.

Если прол встретит инакомыслящего, который разжуёт ему все разоблачения системы так, что не понять будет невозможно, и приведёт такие доводы, что возразить будет нечего, и вопросы такие задаст, что ответа не будет, то податливый прол сразу стушуется и уйдёт подавленный. И так и будет ходить потерянный, пока не него свои агитаторы апломбом не наедут, и не скажут: «Ты кого слушаешь? Врага??? Да как ты можешь!? Правильный воин веры не будет врага слушать!!!», и у него сразу вылетит из головы всё, что ему объяснили, и он снова вернётся к «изначальным» установкам. С упёртым такое не понадобится: ему как ни разжуй и ни натыкай в факт, что возразить ему на приведённые доводы нечего – ему это как с гуся вода будет. Ответ будет с позиции «А ну и что, что мне нечего ответить – я твои доводы всё равно не приму, потому, что не приму!» И уйдёт с гордо поднятой головой.

Пролы бывают правдивые и лживые. Лживый врёт, где только может. Что он за правду, за святость, за добро. И даже готов орать за справедливость ратовать громче всех (там, где ему выгодно). Но как только подворачивается возможность где-то украсть, где-то сачкануть, где-то зажать лишнюю копейку – обязательно воспользуется. И будет молчать об этом, как будто это не он. И где ему справедливость не выгодна – сразу про неё забудет. Правдивый искренне готов отслужить, отстоять, отмолиться, отвоевать, сколько положено, положить на алтарь борьбы столько, сколько надо (а иногда и больше), даже если никто за этим присматривать не будет. От себя оторвать ради общего дела последнюю копейку, и с такой искренностью, с такой добросовестностью, что прямо вот покажи на него всем, и скажи: «Вот с кого надо брать пример!». Вот только на вопрос, а правильная у него вера, он внимания не пожертвует. И даже если его заставят выслушать весь разбор, и объяснят все подвохи так, что возразить будет нечего – он уйдёт, ничего не ответив, но так ни копейкой просвещению в этой области не поможет. Зато снова вернуться к привычным делам и снова на них время и силы тратить – это за ним не заржавеет.

Пролы бывают храбрые и трусливые. Трусливый может орать «Все в бой, все за правое дело, вперёд-вперёд-вперёд!» и на словах бежать впряди всех. Но как только в реальный бой, он тут же позади всех и у него находится целая куча причин, по которым там обойтись должны без него. Храбрый устроен иначе: слово с делом не расходится: сказал в бой – значит в бой. Как только где-то неправое дело творится, как людей за правую веру где-то прессуют, так он впереди всех, на коне, навстречу вражеским пулям. Целую кучу врагов изрубить, раненных товарищей на себе из пекла вытаскивать – всё это он готов сделать или умереть. Ни в одном сражении трусости не проявит, и с оглядкой на это в каждом споре о том, что есть правое, а что не правое, рвёт рубаху на груди, и кричит, что его мнение – это мнение человека, который за свои убеждения кровь готов проливать. Но только в сражениях, которые требует вера. А вот как только система где-то проявит свою истинную сущность, как выяснится, что она говорит одно, а делает другое, как только сама сотворит ту самую несправедливость, борьбой с которой так прикрывается, вся храбрость вдруг почему-то куда-то девается. И не возьмёт прол систему за грудки, и не потрясёт, и не спросит: «Я за это что ли кровь проливал?!» Храброго прола как подменяют. Он как будто толи в упор перестаёт видеть несправедливость, о борьбе с которой всегда так кричал, толи забывает, что ничего не боится. Такой храбрости у пролов не бывает.

Пролы бывают гордые и скромные. Скромному ничего особо не нужно, что прикажут – сделает. Потребуется напрячься – напряжётся. Потребуется жизнью рисковать – рискнёт. Надо будет кровь свою проливать, подвиги совершать – сделает, сколько сможет. Придёт из боя, спокойно вернётся к своим делам и будет дальше ими заниматься. Гордый устроен иначе: что ни сделает, отмечай его заслуги, выдавай ему награды, чествуй его подвиги. А если у него ничего пока нету, то других, которыми он за себя гордится. Если не хочешь чествовать – ты враг всей системы и его лично. Почему? Ну так как же – не это поддерживать, значит, ты не хочешь мотивировать людей, чтобы они сражались за правое дело? Это неправильно, ты не прав – признавай свою неправоту и извиняйся, или тебя надо как-то наказать!

Гордого прола спросишь, а что именно он сделал такого, что имеет право чего-то требовать? Ну как что – он ратовал за правое дело, благодаря чего положение правой веры в мире стало сильнее, а неправой слабее. А чем она лучше? А тем, что она несёт добро. А в чём добро? А добро в том, что он верит, что она несёт добро, а вера в своё добро и понятие добра у него равны. Ну так а чем это отличается от всех остальных, которые так же верят, что добром являются их ратования, и ратуют за своё добро? И какое же добро будет в том, что все будут так вот бездоказательно ратовать за то, чтобы победил сильнейший, и пример всем такой показывать? Какие конкретно он вещи сделал для того, чтобы реальное добро от этого всего как-то хоть отличать можно было? А это у прола никак не разбирается – просто повторяются слова «добро-правда-справедливость», и на основании этого требуется признание. А его спросишь: так что же, ты хочешь наказывать тех, кто не хочет просто слова принимать? Но прол от своего не отступится. И будет толкать своё всеми доступными его методами в обход вопросов, на которые нечего ему ответить. Потому, что иначе признавать свою неправоту придётся уже ему, а он этого никогда не сделает – гордый слишком для такого подвига.

Единственное разделение, какого у пролов не бывает – это на умных и глупых. Прол не может быть умным, потому, что если он таковым станет, то перестанет быть пролом: он пойдёт или в касту тех, кто управляет пролами, или инакомыслящих, которые борются с системой. А пока прол верит в её правильность, он остаётся пролом. Но пролы бывают опытными и неопытными. Опыт пролов заключается в том, что, проживая целую жизнь, они так и не научаются самостоятельно быть в состоянии понять, что правильно, а что нет, и потому оказываются не в состоянии объяснить, почему одних деятелей, вроде бы логичные вещи говорящих, объявляют еретиками, а других, наоборот, ортодоксами. Как сориентироваться, кому верить, прол не знает без указания сверху, а потому хозяин для него всегда недостижимый авторитет. И этот культ выступает своеобразной защитой чувства собственной важности: хозяева «особенные», потому, что они «избранные», а все остальные «равные», и когда кто-то из «равных» пылает амбициями «вот ты тут сидишь, а я подымусь, я дослужись, я разберусь», это его сразу осаждает «Да куда тебе!», и ставит его этим как бы «на место». И в эти слова он вкладывает весь свой опыт, который заключается в том, что он в своё время тоже так думал, а потом понял, что ничего не понимает, и сделал вывод, что это не дано «почти никому». Примерно с такой же позиции прол будет разговаривать и с инакомылящим: «А чего мне тебя слушать то? Вот ты поди сначала, ты подымись, вот ты дослужись, тогда я тебя послушаю!» Другого опыта у прола не бывает.