Рейтинг Путина — это рейтинг пива в холодильнике

ВЦИОМ пишет, опять рейтинг у президента упал. Как мужчина я страшно ему сочувствую. А как гражданин думаю — диагноз сложнее.

Вот взять советскую власть. Давайте я напомню вам, как было дело. Отмена крепостного права, реформы Александра Второго, террор, заморозки, грандиозный расцвет России в начале нового века. Почему это? Потому, что на Западе люди придумали потрясающую технику, технологии и пр. Ковер-самолет, гусли-самогуды, говорящие зеркальца: все, что в России было сказкой, на Западе стало правдой. Тамошние жители создали все это, потому что свободные люди делают все лучше, чем люди в неволе. Одно отлично порождает другое: свобода — открытия, открытия — свободу. Придумали — и стали лучше жить. И все хотели так жить.

Все хотят жить лучше, вы заметили? И никто не думает, что лучше — как в Китае. В Индии. В Монголии. Нет. Лучше — как в Европе. Русские промышленники прекрасно поняли, что национальное чванство — бессмысленно. Надо быть с лучшими: идеями, знаниями, технологиями, нравами. Надо быть лучше: это не постыжает. Талант России к переимчивости оказался колоссальным — и ни в малой степени не ущемил ее самобытности. Наоборот — такого любовного интереса к национальной культуре, какой возник в начале двадцатого века, еще поискать. Такого восторга перед открывшейся Россией — тоже. «Русские сезоны» Дягилева — не замечательный ли пример подлинной, а не придуманной экспансии?

Успехи свободы, пусть перепеленутой, нарождающейся, в России начала двадцатого века давно никем не оспариваются. И хотя известно, что младокапитализм ведет к большому социальному расслоению, известно и то, что в конечном счете свободный рынок ведет к росту общего благосостояния. Пример жизни мануфактурных рабочих в России вполне показателен. Но — не успели. Первая мировая, то, се. Вся болотная мразь, веками бродившая, гноившаяся в стране, поднялась и все уничтожила. А свободный мир продолжал развиваться. Он, к слову, неплохо учел урок, и профсоюзы Европы и Америки могут сказать спасибо Ильичу.

Мир продолжал развиваться, и, как ни скрывала советская власть его успехи, джинсы и кока-кола неодолимы. Лендлиз. Шоколад. Яичный порошок. Трофейное кино. Впечатления солдат, офицеров, генералов, дошедших до Европы в сорок пятом, были, видимо, сокрушительными — и долгоиграющими. К моменту смерти Сталина все, кто мог хотеть, все, кто мог решать, хотели жить, как на Западе. Не как в СССР. Не как в Китае. Не как в Индии. Не как в Иране.

Хрущев уже этого желания не скрывал. Он, само собой, не собирался отдавать власть и, конечно, не понимал, что все, что ему нравится в развитом мире, невозможно при такой власти, — но кукурузу садил, столовые самообслуживания вводил, живых иностранцев людям показывал. А свободный мир уходил вперед, богател и богател. У нас Гагарин — у них транзистор. У нас спидола — у них кассетник. И треугольные пакетики с ананасовым соком финской фирмы «Турку», выброшенные в розницу по случаю Олимпиады-80, довершили дело безо всяких «Першингов». Ласковый Мишка вскоре улетел. И как ни хотелось Михаилу Сергеевичу сохранить прежнюю власть — она не сочеталась с видеомагнитофонами, люрексом, «дип перплом».

Все богатство, свобода, надежда, доставшиеся следующему поколению, — результат реформ Ельцина и Гайдара. Когда в конце века Борис Николаевич указал дрогнувшей рукой на Путина, это никакого отношения к Путину не имело. Я бы даже сказал, это не имело прямого отношения к Ельцину.

Люди усекли, что при Ельцине стали жить хорошо. Вот «плохо-плохо», а на самом деле — хорошо. Мало того. Так хорошо, как никогда не жили. Никогда за всю русскую историю. И в Москве, и в таежном поселке, и в умирающей деревне. По-разному лучше — но всюду лучше. А главное — с осмысленной надеждой. С возможностью жить лучше. Жить по-своему, в полный свой рост.

Отдать это внезапное, это относительное благополучие, соединенное с надеждой, не хотел никто. И то, что творил потом Путин, он творил только потому, что воля Ельцина и Гайдара — выразив и волю природы, и их собственную смелость — принесла жителям России невиданное прежде благосостояние. Мы можем с высоты своей образованности ругать народ, что продал высокие идеалы за десять сортов пивасика. Но, ребята, — десять сортов. Включая нефильтрованный «Хугарден»! И если для далекого поселка это всего лишь «Очаковское» — будь благословенно «Очаковское».

Я бы, допустим, предпочел повесить все случившееся потом на предательскую интеллигенцию, которая-то уж должна была знать, что почем. Но, в конце концов, она что — не плоть от плоти? Что ж, если она интеллигенция, ей теперь и смузи в патио не пить? Свобода подарила россиянам то, о чем они и мечтать не могли, но мечтали не один век: товары, вещи, продукты, технологии и даже некоторые свободы Запада.

Думаю, путинские годы подарили и другое: знание, что всего этого благополучия не бывает без свободы. Знание для широких масс пока не умственное, а нутряное, но оно и вернее. Знание поразительное и для самой власти. Они тоже хотели десять сортов, лучше двадцать, — просто не для тебя, а для себя и пацанов. И все так шло, все так текло, а потом оказалось — вытекло; чем тверже их власть — тем меньше пива. Уже не выпьешь в Биаррице. Уже не спляшешь в Австрии. Зачем тогда все — если все было только ради этого? Реки крови, преданные друзья, бессонные ночи, брошенные жены — зачем?

Рейтинг Путина — это рейтинг пива в холодильнике. А отнять пиво народ не позволит никому: даже Путину. Я верю в народ. Блага свободного мира обладают тайным воспитательным свойством — они учат защищать благополучие. Кто как умеет, конечно. А кто и как — мы увидим.

автор Олег Дорман, режиссер