Готовы ли мы?

А готовы ли мы к тому, что сейчас происходит? Вот всей страной - готовы? А если нет, то где мы должны остановиться?

Этим вопросом задаются западные специалисты по изучению России. Я честно хочу им помочь.

XVIII век, после знаменитого «прорубленного окна в Европу» Петром I, был периодом первых сравнений российского и западного общества. Историк Карамзин видел в нем излишнее увлечение западными формами, в игнорирование российских традиций и общественных устоев. По его мнению, реформы по западным стандартам неизбежно грозят дестабилизацией ситуации и нарастанием хаоса. Карамзин считал, что Россия – страна самодостаточная, а ее развитие напрямую связано с устойчивой самодержавной психологией русского народа. Он был убежден, что Россия имеет свой особый путь движения в пространстве и времени мировой истории.

После падения СССР мы повернулись на Запад, в надежде на обещанную свободу, равноправие и демократию. Нам казалось, что вот сейчас нас примут в большую европейскую семью и мы вкусим все плоды свободного демократического общества. Но эти плоды оказались не сладкими. За 90-е годы мы пробовали их по-разному готовить, но вкуснее не становилось. Но мы же выбрали свободу. Притом свободу всего, что можно было себе представить. Мы добровольно отказывались от своей истории, культуры, мы перестали уважать себя, страну и наше будущее. Запад ничего не смог предложить нам взамен.

Хотя нет, рынок. Вот рынка у нас было достаточно. Мы погрузились в виртуальную реальность. Торговали всем и все. Банки, бизнес, биржи, проценты, дивиденды, прибыль, менеджеры, банкиры, бизнесмены, ваучеры, акции, депозиты... Нас уверяли, что деньги могут все. Но наше общество оказалось не готово к этому. Разве рынку нужны были врачи, учителя, профессоры, кандидаты наук, академики, инженеры, писатели, поэты, режиссёры?

Мы не вписались в рынок, но нас вписали в него, но только как потребителей. Нам сказали, зачем вам политика, наука, экология, космос, кино, искусство? За вас все сделают, вам просто нужно научиться потреблять. Мы честно старались.

Анатолий Чубайс: «Что вы волнуетесь за этих людей? Ну, вымрет тридцать миллионов. Они не вписались в рынок. Не думайте об этом, новые вырастут».

Андрей Фурсенко: «Недостатком советской системы образования была попытка формировать человека-творца, а сейчас задача заключается в том, чтобы взрастить потребителя, способного квалифицированно пользоваться результатами творчества других».

Михаил Ходорковский: «У такого государства стыдно не украсть. Коррупция началась с нас, на нас она и должна закончиться. Наше отношение к властям? Еще несколько месяцев назад мы считали за благо власть, которая не мешала бы нам, предпринимателям. В этом отношении идеальным правителем был Михаил Горбачев. На том этапе нашего развития этого было достаточно. Теперь, когда предпринимательский класс набрал силу и процесс этот остановить уже невозможно, меняется и наше отношение к власти. Нейтралитета по отношению к нам уже недостаточно. Необходима реализация принципа: кто платит, тот и заказывает музыку». 

Егор Гайдар: «Ничего страшного нет в том, что часть пенсионеров вымрет, зато общество станет мобильнее. Россия как государство русских не имеет исторической перспективы».

Тут вы просчитались, господа.

Впервые за последние годы я испытала чувство, когда могу поверить своему президенту. Вот взять и поверить на слово. Это какая-то облегчающая уверенность в том, что теперь можно говорить правду, ведь мы снова учимся кому-то доверять. Так что, если завтра война, то мы готовы.