Продолжу разговор о романе Джорджа Оруэлла «1984». Это литературное произведение в жанре антиутопии. Еще раз обращу внимание читателя на то, что все лучшие антиутопии последнего века («Мы» Евгения Замятина, «Дивный новый мир» Олдоса Хаксли, «451 градус по Фаренгейту» Рэя Брэдбери, а также, конечно, «1984» Джорджа Оруэлла) очень схожи по своим основным идеям.
Во-первых, все они рисуют возможное будущее человечества как тоталитарный строй.
Во-вторых, условием поддержания тоталитарной власти в «дивном новом мире» является полный контроль над всеми без исключения людьми.
В-третьих, другим (и еще более важным) условием сохранения власти является радикальная «переделка» граждан, превращение их в живых роботов, скотину (а скотами, как известно, легче управлять, чем полноценными людьми).
Романы-антиутопии лишь различаются по описанию тех методов, которые используют властители для того, чтобы управлять своими подчиненными. Впрочем, даже некоторые методы, описанные в разных романах-антиутопиях, имеют большое сходство.
Сейчас я хочу обратить внимание на некоторую схожесть романов «1984» и «451 градус по Фаренгейту». Схожесть – по той роли, которую властители уделяют уничтожению книг. Роман Рэя Брэдбери вообще наполовину посвящен теме уничтожения книг. Вернее – уничтожению человека как разумного и нравственного существа через уничтожение (сожжение) старых книг.
В эпиграфе романа Брэдбери говорится, что температура воспламенения бумаги 451° F (233° C). Т.е. объясняется загадочное название произведения. В романе описывается общество, которое опирается на массовую культуру и потребительское поведение. В этом обществе все книги, заставляющие задумываться о жизни, подлежат уничтожению. Чтение и даже хранение таких книг является преступлением. Под подозрение попадают люди, способные критически мыслить. Наверняка они читали и продолжают читать «вредные» книги.
Исследователи творчества Брэдбери полагают, что роман был частично вдохновлён варварским сожжением книг в нацистской Германии, где уничтожались произведения авторов, противоречивших идеологии нацизма. Впрочем, известно, что практика массового сжигания (причем публичного) «вредных» книг началась еще в позднем средневековье (особенно после изобретения книгопечатания). Этим занималась преимущественно инквизиция, которая боролась таким способом с еретиками (кстати, нередко вместе с еретическими книгами сжигали и самих авторов-еретиков). Некоторые полагают, что роман аллегорически отражает события в Америке начала 1950-х годов – время оголтелого маккартизма, когда заработала цензура и происходили гонения на коммунистов, а заодно и всех инакомыслящих. Примечательно, что на протяжении многих лет роман Брэдбери издавался с «купюрами» (изъятиями некоторых фраз) или с исправлениями текста. Лишь в 1980 году приятель Брэдбери обратил внимание на «редактирование» текста. Писатель потребовал от издательства восстановления текста, и роман стал выходить в авторской версии. Получается, что произведения Брэдбери также подвергались частичному уничтожению.
Тема уничтожения книг присутствует и в романе «1984». Там на всем пространстве Океании (государства, где правит партия Большого Брата) также часть книг физически уничтожается. Но, в отличие от романа Брэдбери, главным методом уничтожения книг является не сжигание, а их «переделка». Если угодно, «подделка». Т. е. имеет место гораздо более тонкая и изощренная технология уничтожения. Этим напряженно занимается Министерство правды, в котором трудится главный герой романа Уинстон Смит. Большое количество сотрудников этого министерства занято проверкой текстов ранее издававшихся книг на предмет их соответствия последним установкам партии: «…сонмы служащих трудились над невообразимым множеством задач. Тут были огромные типографии со своими редакторами, полиграфистами и отлично оборудованными студиями для фальсификации фотоснимков. Была секция телепрограмм со своими инженерами, режиссерами и целыми труппами артистов, искусно подражающих чужим голосам. Были полки референтов, чья работа сводилась исключительно к тому, чтобы составлять списки книг и периодических изданий, нуждающихся в ревизии».
Согласно высшим установкам партии, все книжные массивы надо было разделить на три части: 1) книги, которые можно оставить в их первозданном виде; 2) книги, которые надо «переделывать»; 3) книги, которые надо уничтожить без остатка. Читаем в романе: «И где-то, не понятно где, анонимно, существовал руководящий мозг, чертивший политическую линию, в соответствии с которой одну часть прошлого надо было сохранить, другую фальсифицировать, а третью уничтожить без остатка».
Те книги, которые относятся к третьей категории, запрещены к хранению и чтению. За этим бдительно следит полиция мыслей. Вот, например, в романе фигурирует запрещенная книга «Теория и практика олигархического коллективизма». Якобы она написана Эммануэлем Голдстейном, непримиримым врагом партии и Большого Брата. Партийный босс О’Брайен передает эту запрещенную книгу Смиту со словами: «Как вы догадываетесь, экземпляров в наличии мало. Полиция мыслей разыскивает их и уничтожает чуть ли не так же быстро, как мы печатаем».
За годы, прошедшие после революции (а она, судя по ряду признаков, завершилась примерно где-то за четверть века до событий, описываемых в романе), в Океании, вероятно, не осталось ни одной оригинальной книги, изданной до революции.
Вот Уинстон Смит зашел в лавку антиквариата мистера Чаррингтона, которая находится в квартале «пролов» (пролетариев – простых людей, составляющих 85% населения Океании). Смит рассматривает помещение, и его внимание привлекла книжная полка: «В другом углу стояла книжная полка, и Уинстона уже притянуло к ней. На полке была только дрянь. Охота за книгами и уничтожение велись в кварталах пролов так же основательно, как везде. Едва ли в целой Океании существовал хоть один экземпляр книги, изданной до 1960 года».
Главным способом нефизического уничтожения книг в Океании стало приведение их в соответствие с так называемым «новоязом», который постепенно вытесняет старый язык (в Океании таковым был английский язык). Новояз – особая форма языка и словарного запаса, он формируется по принципу «невозможно сделать (и даже подумать) то, что нельзя выразить словами». Поэтому с каждым новым изданием словаря новояза из него выбрасывались слова и понятия, чуждые господствующей идеологии. «Новояз – единственный язык, словарь которого не увеличивается, а уменьшается» «Каждое сокращение было успехом, ибо чем меньше выбор слов, тем меньше искушение задуматься». Оруэлл рассматривал новояз в качестве очень важного инструмента партии. Поэтому сделал даже приложение к своему роману, которое называется «Новояз», подробно разъясняющее суть этого инструмента.
Один из сотрудников Министерства правды по имени Сайм увлеченно занимается разработкой новояза. Он разъясняет своему коллеге по министерству Смиту: «К две тысячи пятидесятому году, если не раньше, по-настоящему владеть староязом не будет никто…Атмосфера мышления станет иной. Мышления в нашем современном значении вообще не будет. Правоверный не мыслит – не нуждается в мышлении. Правоверность – состояние бессознательное».
Старая литература учила и помогала человеку мыслить. А вот этого как раз нельзя допустить. Формально классическая литература останется, но после ее перевода на новояз она фактически будет уничтожена. Сайм откровенничает: «Вся литература прошлого будет уничтожена. Чосер, Шекспир, Мильтон, Байрон останутся только в новоязовском варианте, превращенные не просто в нечто иное, а в собственную противоположность. Даже партийная литература станет иной. Даже лозунги изменятся. Откуда взяться лозунгу "Свобода – это рабство", если упразднено само понятие свободы?»
Более подробно о фактическом уничтожении старой литературы с помощью новояза говорится в упомянутом приложении к роману «Новояз». В конце концов даже если где-то сохранятся остатки старой литературы, ее никто не сумеет прочитать, поскольку новые поколения окончательно перестанут владеть староязом: «Когда старояз окончательно отомрет, порвется последняя связь с прошлым. История уже была переписана, но фрагменты старой литературы, не вполне подчищенные, там и сям сохранились, и, покуда люди помнили старояз, их можно было прочесть. В будущем такие фрагменты, если бы даже они сохранились, стали бы непонятны и непереводимы. Перевести текст со старояза на новояз было невозможно, если только он не описывал какой-либо технический процесс или простейшее бытовое действие или не был в оригинале идейно выдержанным (выражаясь на новоязе – благомысленным). Практически это означало, что ни одна книга, написанная до 1960 года, не может быть переведена целиком. Дореволюционную литературу можно было подвергнуть только идеологическому переводу, то есть с заменой не только языка, но и смысла».
Уничтожение старых книг партией происходит на фоне бурной деятельности Министерства правды, занимающегося подготовкой и производством всякого рода книжных и культурных суррогатов: «…главной задачей [Министерства правды]… была не переделка прошлого, а снабжение жителей Океании газетами, фильмами, учебниками, телепередачами, пьесами, романами – всеми мыслимыми разновидностями информации, развлечений и наставлений, от памятника до лозунга, от лирического стихотворения до биологического трактата, от школьных прописей до словаря новояза».
Литературно-информационная продукция Министерства правды делилась на две части. Первая – та, которая предназначалась для членов партии. Вторая – для пролов. Последняя преследовала цель максимального отвлечения внимания пролов от реальных проблем жизни, поддерживала животные рефлексы, погружала в мир иллюзий: «Министерство обеспечивало не только разнообразные нужды партии, но и производило аналогичную продукцию – сортом ниже – на потребу пролетариям. Существовала целая система отделов, занимавшихся пролетарской литературой, музыкой, драматургией и развлечениями вообще. Здесь делались низкопробные газеты, не содержавшие ничего, кроме спорта, уголовной хроники и астрологии, забористые пятицентовые повестушки, скабрезные фильмы, чувствительные песенки, сочиняемые чисто механическим способом – на особого рода калейдоскопе, так называемом версификаторе. Был даже особый подотдел – на новоязе именуемый порносеком, – выпускавший порнографию самого последнего разбора – ее рассылали в запечатанных пакетах, и членам партии, за исключением непосредственных изготовителей, смотреть ее запрещалось».
Если говорить о сегодняшнем дне, то мы видим, что процесс уничтожения книг происходит почти повсеместно, во всем мире. Просто с разной скоростью и с разным размахом. Причем, примеров откровенного физического уничтожения (сжигания) книг, как это описано в романе «451 градус по Фаренгейту», сегодня не так уж много. Превалируют методы нефизического уничтожения, о которых говорится в романе Оруэлла «1984».
Пожалуй, мировым лидером в деле уничтожения литературы за истекший год следует считать Украину. Еще в прошлом году министерство образования и науки Украины обнародовало решение об исключении из школьной программы произведений русской литературы. Так, в шестом классе из программы уберут басни Ивана Крылова и рассказы Антона Чехова «Хамелеон» и «Толстый и тонкий». Семиклассники больше не будут изучать повесть Василия Быкова «Альпийская баллада» и стихотворения Александра Пушкина. Из программы девятого класса уберут роман «Евгений Онегин» Александра Пушкина и роман «Герой нашего времени» Михаила Лермонтова, из программы десятого класса – роман «Преступление и наказание» Федора Достоевского, а из программы одиннадцатого – произведение Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Все эти произведения заменяются произведениями западных писателей.
Одновременно на Украине в прошлом году был запущен процесс дерусификации библиотек. В публичных библиотеках «незалежной» было списано примерно 11 миллионов на русском языке. В конце прошлого года украинские СМИ с гордостью сообщили, что эти книги были уничтожены. А это уже в духе романа Рэя Брэдбери. Невольно вспоминаются слова поэта XIX века Генриха Гейне: «Там, где сжигают книги, в конце сжигают и людей».
Оценили 14 человек
24 кармы