Ван Чарльз. Мир после СВО и четыре психо-политических источника роста русофобии

Трудно представить, чтобы делегациям России и Украины было по-настоящему комфортно сидеть за одним столом на рабочем ланче в президентском дворце Стамбула — даже из вежливости. Но разговор должен был начаться.

Ход переговоров непредсказуем, и на горизонте маячат три возможных сценария: либо уже на следующий день станет ясно, что ничего не получилось; либо стороны ещё несколько дней будут топтаться на месте без прогресса; либо произойдёт нечто неожиданное — пусть и слабое, но всё же соглашение, способное вывести их на новый, пусть и зыбкий, этап.

Полное прекращение огня? Теоретически возможно, но на практике — маловероятно. Всё же война закончится. Это вопрос времени. Даже в худшем случае — год, максимум полтора. У Киева нет бесконечных ресурсов. Это ключевой момент. Потенциал Украины исчерпан и продолжает истощаться.

Но есть вещи куда более тревожные: даже после окончания боевых действий психопатическое бандеровское движение останется одной из главных политических сил на обломках того, что останется от Украины. Они не забудут. Они будут жаждать мести.

На глобальном уровне складывается совсем иная картина. Состояние совокупной мощи НАТО, ЕС и США ослабленно. Политически, идеологически, военным образом, экономически — их союз утратил прежнюю монолитность. Более того, складывается ощущение, что он уже стоит на грани распада.

США и Европа давно идут в разных направлениях. Процесс не просто начался — он набрал скорость и стал необратимым. Причины — глубинные, исторические, культурные, внутренне-политические.

Коллективный Запад три года воевал с Россией чужими руками. И проиграл. Россия не рухнула, не распалась, не была политически уничтожена. Напротив — стала крепче. Фактически — победила. Это уже нельзя отрицать.

В этой связи вновь стоит вернуться к явлению, которое много обсуждается по российским каналам телевидения, но понимается слабо: русофобия. Её источником были не только западные правительства, не только пропагандистские машины. Есть и иные, более тонкие, но не менее агрессивные очаги.

Русофобия, в своей нынешней, оголтелой, истеричной форме, впервые выплеснулась в телевизор в 2013–2014 годах — на Украине, на волне Майдана. Именно тогда она оформилась в идеологию. Именно тогда был посеян главный конфликт.

Ошибочно объяснять русофобию только политикой, пропагандой или психологией. Она — больше. Для западного, и, вероятно, для украинского, потребителя это совокупность мифов, иррациональных установок и глубинных комплексов. Вот ядро этих мифов:

— Россия по своей природе агрессивна и отстала.

— Её экономика в руинах.

— За пределами Москвы и Петербурга царят нищета и безнадёга.

— Русские — рабы, склонные к насилию, которые поддерживают диктатуру.

— Русские не способны к экономическому развитию, в отличие от китайцев.

— Они угнетают меньшинства, интеллектуалов, ЛГБТ* — всех, кто чувствителен и "прогрессивен".

— И стоит им только получить шанс, как они вновь нападут — на Восточную Европу, на мирных соседей, чтобы лишить их идентичности и навязать "русский мир".

Отсюда логика: русские — не европейская нация. У них "азиатская кровь", они варвары, "почти монголы". И в то же время, по мнению этих же русофобов, китайцев, оказывается, можно уважать — мол, рациональны, умеют вести бизнес. Даже монголов — тех самых, к чьим потомкам причисляют русских, — уважают: "небольшой народ, стремящийся к демократии и Западу".

Откуда же растут корни современной русофобии? Четыре зоны — четыре психо-политических источника:

1. США и Западная Европа — старый центр русофобской традиции.

2. Восточная Европа и Скандинавия — народы с исторической травмой отношений с Россией или СССР: поляки, прибалты, финны. Именно они громче всех кричат о "русской угрозе". Хотя Чехия, Словакия, Венгрия и даже жители бывшей ГДР — куда менее подвержены этой паранойе.

3. Галичина, Центральная и Восточная Украина — здесь после 2014 года русофобия стала культурной монополией.

4. Китайскоязычное интернет-пространство — неожиданная, но важная зона. Среди китайцев возникло новое поколение "украинофилов" — фанатичных, истеричных, зачастую не говорящих ни по-русски, ни тем более по-украински. Логика у них проста: Россия — враг Китая, оккупант "священных китайских территорий" на Дальнем Востоке. Это не просто маргиналы или жертвы пропаганды — это реальный культурный пласт.

Националистические фобии — мощнейший двигатель истории. Сегодня, например, растёт антикитайская истерия в Юго-Восточной Азии и на Западе. Китайцев тоже начинают ненавидеть не только как политическую силу, но и как "тип личности", как внешность, как образ жизни. Но с русофобией — всё глубже. Она исторична, обоснована мифами, встроена в культуру.

Да, западные элиты инвестировали огромные ресурсы в антироссийскую пропаганду. Но благодатная почва была готова давно. В головах, в школах, в университетах, в медиа.

Я не буду углубляться в банальные споры о "западных элитах" — здесь уже всё сказано. Вместо этого поделюсь личными наблюдениями.

Оказавшись в России, я часто слышу: "На Западе легко жить, там всё устроено". Демократия — как синоним успеха, свобода — как объяснение богатства. Этот миф долго держался. Но теперь — рассыпается.

Не могу точно сказать, когда именно у меня произошёл внутренний перелом. Но он случился. И впечатления от Америки 1980-х — с её глянцем и блеском — вдруг потускнели. Нью-Йорк, Лондон, Париж, Берлин — все эти города вдруг показались усталыми, серыми, замкнутыми. Люди на улицах — раздражёнными и потерянными. Не потому что они "русофобы". А потому что... выгорели. Им больше не к чему стремиться. Они утратили внутренний ориентир.

Женщины постарше выглядят несчастными и неухоженными. Нервными. Они кажутся замкнутыми — в отличие от русских женщин, несмотря на все трудности их бытия. А западная элита — либеральная, богатая — выглядит вовсе не "успешной", а скорее испуганной. И пустой. Сравните это с документальной кинохроникой Парижа или Нью-Йорка 1920–1930 годов: лица, фигуры, осанки — всё дышит достоинством.

А теперь посмотрите на современных русских, прошедших санкции, войну и слом мира. Они — собраннее. Сильнее.

Русофобия в США ожила с новой силой в 2016 году — сначала среди либералов, затем в университетах, СМИ. А с 2022 года — накрыла и Европу. Причём особенно ярко — "интеллектуальные" круги. И вот теперь обычные жители Берлина, Парижа выглядят подавленными. Как ньюйоркцы восемь лет назад.

Украинская бандеровская истерия — это странная смесь сентиментального национализма Восточной Европы XIX века и жестокой одержимости, характерной для русских революционеров. Главное в ней — не ненависть, а болезненная жажда любви. Украинцы хотят, чтобы их признали. Чтобы их погладили по голове. Чтобы приняли как блудных детей Запада.

Но настоящий радикализм вышел не из старых львовских улочек. Большинство бандеровцев — уроженцы Малороссии, с берегов Днепра, с деревень Винницкой области. Из русскоязычных семей. Вчерашние скромные подростки — сегодня фанатики с религиозной верой в войну. Война стала для них смыслом, ритуалом, идентичностью.

Сегодня, приезжая в Нью-Йорк, Лондон или Париж, эти украинцы не замечают ничего из того, что вижу, например, я. Их восторг — это утешение для Запада. Их ярость — глоток свежего воздуха для западных элит и прибалтийских лимитрофов. Бандеровская Украина — их надежда. Их новая мечта.

Эта болезненная, почти навязчивая тяга к западному признанию — к одобрению со стороны Европы и США — странным образом роднит украинских националистов с теми, кого никто бы не заподозрил: с частью китайской элиты. Да-да, с теми самыми китайскими "фанатами Украины" и ярыми русофобами, чьё влияние сегодня проникает не только в университетские аудитории и соцсети, но и в верхние этажи бизнеса и даже бюрократического аппарата народной республики.

Парадокс? Только на первый взгляд.

Даже тогда, когда председатель Си сидит рядом с президентом Путиным на Параде Победы, тысячи, десятки тысяч, а возможно и миллионы людей внутри Китая, вполне успешных и образованных, испытывают к России не просто холод, а настоящую неприязнь. Почему?

Ответ — в психологии поколения. Эти люди — от молодых технократов до зрелых управленцев — выросли в эпоху, когда Китай хотел быть любимым. Принятым. Восхищённым. Не Москвой, а Вашингтоном. Не Минском, а Брюсселем.

Тридцать лет они жили с мечтой о большой любви между КНР и Западом. И в глубине души верили: признание — это вопрос времени. Что стоит ещё немного демократических реформ, немного уступок, немного правильной "коммуникации" — и вот она, западная симпатия. Ожидаемое объятие.

А потом — всё рухнуло. Отношения с США разлетелись в прах. Мир трещит по швам. И кто виноват? Виноват, конечно, не Запад, не НАТО, не Байден. Виновата — Россия. С её "коварными чекистами", "многоходовками" и способностью переворачивать доску. Россия, которая якобы подставила Китай, испортила долгожданный роман с Западом. Россия, которая выставила "наивного" Си глупцом и теперь пожинает лавры.

Вот откуда растёт это нервное, почти истерическое раздражение в китайском информационном пространстве. Вот почему русофобия там сегодня не просто существует — она эмоционально заряжена. Это обида, замешанная на несбывшихся надеждах. Это ревность. Это разочарование, которое всегда ищет виноватого. И находит — в Москве.

И всё же: мир после СВО будет другим. Это факт. Я не претендую на последнее слово. Но главное, что получила Россия — она отсекла от себя значительную часть той ментальности, что ещё недавно мечтала быть "принятой на Западе". И это — признак выздоровления.

Это — Путь, ваше Дао. И это — заслуга народа Донбасса.

Перевод с английского – Азат Рахманов