Зачем русским царям были нужны «книги сеунчей»

0 384

Слово сеунчи/севенчи (seunči/sevinči) имеет ясную этимологию как от тюрк. «суюн», так и от монг. «суу», восходящих к общеалтайскому словарному фонду. В тюркских языках суюн означало «счастье, удача», а в старомонгольском языке словом суу обозначали такие качества человека, которые удачно было бы переводить как «харизма» (в частном значении это слово означало также божественные, «августейшие», качества хана – в основном это касалось Чингисхана и его потомков – великих ханов). Т.о. значение его – «тот, кто делает/приносит счастье или удачу».

Наиболее раннее упоминание этого слова (в форме личного имени) на территории нашей страны относится к 1151 году, оно сохранилось в Ипатьевской летописи:

«ту же и Севенча Боняковича, дикаго Половца, убиша» (ПСРЛ т.2, стб. 432).

Данный Севенч был сыном половецкого хана Боняка, т.е. относился к самой верхушке половецкой орды в южнорусских степях, т.е. западнокипчакского племенного объединения. Поэтому тут важно отметить, что таким образом его имя отражает именно половецкую (западнокипчакскую) огласовку слова сеунчи.

Термин сеунчи/севенчи зафиксирован также и в китайских источниках – в форме сюаньчай. Слово сюаньчай иероглифами записывается так – 宣差. В китайских словарях не отмечено время появления этого слова, в «Большом китайско-русском словаре» дано только значение «объявление о назначении». Однако традиционно в Китае для этого использовалось другое выражение – «сюаньма» (букв. «опубликовать на конопле», так как императорский указ о назначении печатался на специальной бумаге, сделанной из конопли), где первый знак тот же, что и в сюаньчай. В дальнейшем слово сюаньчай встречается только в связи с монголами, а потом и как термин в государстве Юань.

Первым упоминает это слово Чжао Хун в 1221 году: 

«Послы у них называются сюань-чай. Когда (послы] приезжают от императора или из ставки гована, в округах и уездах, а также в ставках начальников, управляющих войсками, через которые проезжают [эти послы], все приходят выразить [им] почтение. Не спрашивая, высок или низок чин [посла], его встречают в домах с церемониями для равных, он проходит через [парадную] дверь с трезубцами и садится в окружных или областных управах. Правители лично преклоняют колени [перед послом], для (встречи [его] выезжают в предместье и устраивают на ночлег в резиденциях правителей или управах. Провожают и встречают его за предместьем с барабанами, трубами, знаменами и флагами, певичками и музыкой» (см. «Мэн-да бэй-лу (Полное описание монголо-татар)», «Наука», М. 1975).

Т.е. когда прибывали послы, их полагалось встречать задолго до места назначения, все сановники посещаемого государства приходили выразить им почтение, а вассальные монголам правители лично преклоняли перед ними колени, устраивали послов в своих резиденциях и выказывали им почет как равным себе правителям. Очевидно именно такое поведение описано в Никоновской летописи под 1322 годом:

«с пожалованием от царя Азбяка на великое княжение Володимерское, а с ним приде посол силен князь Севенчьбуга» (ПСРЛ т.10, стр. 188).

Данный Севенч-Буга именно поэтому назван «князь» и «посол силён», поскольку он прибыл не просто как посол, но как полномочный представитель хана Узбека с его ярлыком на великое княжение Владимирское, пожалованное тверскому князю Дмитрию Михайловичу, чтобы от имени хана возвести последнего на стол великого княжества.

Исходя из того, что сами китайцы, которые писали о монголах в XIII в., по разному понимали это слово: Чжао Хун считал его титулом послов монголов; Пэн Да-я в 1233 г. – званием высших чиновников при каане; а при Юань оно использовалось вообще как синоним для даругачи (его тюрк. эквивалент – баскак), то видимо только при Юань это слово окончательно вошло в китайский оборот. Соответственно, до того оно являлось китайским способом как транскрипции монгольского термина, так и придания ему смысла (через выбор значащих иероглифов, которыми слово транскрибировалось).

Архимандрит Палладий (Кафаров) переводил его как «императорский посланец» (при переводе записей путешествия к Чингисхану даоса Чан-чуня – см. сочинение Ли Чжи-чана «Си ю цзи») и пояснял, что «монголы переделали из этого слова Сиунчи». Т.е. по мнению арх. Палладия тюрк. сеунчи было заимствовано из китайского. Но, как это проверил П. Пелльо, такое древнее заимствование тюрками и монголами из китайского языка невозможно. Так что скорее всего китайцы подобрали сходное по звучанию и смыслу сочетание иероглифов для слова сеунчи, а затем оно зажило своей жизнью и, будучи удачно подобранным, далее вошло в состав китайского языка. Следует тут также отметить, что китайцы очевидно транскрибировали форму этого слова, звучавшую у монголов (у которых китайцы слышали его) как сюунчи, а не как севенчи. Это означает, что монголы использовали (или заимствовали) ту тюркскую форму слова, которая не была присуща половцам/кипчакам, а скорее уйгурам и огузам.

Для ранней Монгольской империи, а потом и ее улусов (улус Джучи ака Золотая Орда, ильханат Хулагуидов и т.д.) термин сюаньчай (сеунчи) имел весьма широкие пределы в семантике – от собственно посла, вестника добрых новостей, до представителя хана с обширными полномочиями (см. выше цитаты из Чжао Хуна и Никоновской летописи), функции которых были мало отличимы от других монгольских должностей: баскаков/даруг (даругачи), битикчи и т.д.

Вхождение в Монгольскую империю Руси, земель аланов, западных кипчаков (половцев), Булгара и других поволжских городов-государств привело к проникновению в их государственные (и межгосударственные) отношения терминов и институтов данной империи, а потом и ее улуса – Золотой Орды. Это в частности касается и института сеунчей. Выше уже приводилась цитата из Никоновской летописи о ханском после Севенч-Буге в 1322 г.

Аналогичное сообщение есть и для более позднего периода существования Золотой Орды – в 1437 году под Белевом произошло столкновение войск хана Золотой Орды Улуг-Мухаммеда с русскими войсками, в ходе которого проходили переговоры сторон и где упоминается некий Сюун-ходжа:

«дараг и князей Оусеина Сараева да Сеоун-хозю» (ПСРЛ т.28, стр. 106).

 Тут важно отметить, что как и в случае 1322 г. он относится к высшим слоям золотоордынской иерархии, так как он назван в летописи «князь» и «даруга» (в русских текстах монгольские даруги писались и как дороги, и как дараги etc). Замечу тут еще, что если посол хана Узбека (прямого потомка Батыя и представителя линии чингизидов из Ак-Орды, т.е. собственно Дешт-Кипчака или «Половецкой степи») имел западнокипчакскую огласовку (Севенч), то посол Улуг-Мухаммеда, потомка чингизидов, правивших Кок-Ордой (после «великой замятни» в Золотой Орде в 1380-х годах элита ее была в основном сменена прибывшими из Кок-Орды, т.е. из казахских, мангытских и прииртышских степей, разными чингизидами и их нойонами), имел огласовку, которая более соответствовала для Восточного Туркестана и Моголистана (Сеунч).

В более позднее время мы видим существование института сеунчей в разных частях бывшей Золотой Орды, продолжавших ее государственные традиции. В частности в Крымском ханстве. Однако этот институт в Крымском ханстве приобрел некоторые видоизменения по сравнению с исходными его функциями, т.е. времен Монгольской империи и Золотой Орды. Вот что по данному поводу пишет исследовательница русско-крымских отношений в XV–XVI вв. А.Л. Хорошкевич:

«В Крымском ханстве название «сююнчя» (сеунча, сюунча, суюнча) приобрело смысл и пожалования за добрую весть, и приветствия, а в своем вторичном значении закрепилось исключительно за гонцами — вестниками сеунчей (побед и радости) — «сеунчниками», «сеунчиками», «сеунщиками». Как справедливо писал В. Е. Сыроечковский, пожалование гонцу (со стороны государя той страны, куда он был послан. — А.X.) официально признавалось одной из целей, а иногда и самодовлеющей целью его посылки. Частые поездки слуг хана, царевичей, цариц и калги, рассчитывавших на подарки великого князя, были обычным явлением в практике русско-крымских отношений. Из Крыма для этой цели посылались и «паробки». Их приезд предшествовал обычно появлению больших послов» (А.Л. Хорошкевич «Русь и Крым: от союза к противостоянию», М. 2001, стр. 268).

Что особенно важно, она тут отмечает существование личных имен, производных от термина сеунчи:

«Сеунч, кажется, был постоянным занятием для некоторых крымцев. Одного из них даже звали Суунчюй. Отправляя его в Москву по случаю победы над Ордой в 1502 г., Менгли-Гирей извещал Ивана III: «И ты бы, брат мой, то доброе наше дело и те добрые наши вести слышев, весел бы еси был и обрадовался». Менгли-Гирей пользовался любым случаем, чтобы отправить за сеунчем своих слуг» (там же).

Такое тесное переплетение русско-ордынских, а потом русско-ногайских и русско-крымских связей, не могло не сказаться на практике собственно русской государственности – с XVI века звание сеунчей становится вполне обычным при дворе московского царя. Существование целых «книг сеунчей», где собраны подробные доклады о радостных для русского царя событиях, тому отличное подтверждение.


Что ж ты, джентльмен, сдал назад?

Так вот почему британцы вдруг резко расхотели  отправлять наземные войска на Украину? The Times приводит сегодня слова коммодора авиации Блайта Кроуфорда, который до прошлой недели...

Попову дали пять лет. На СВО? "Нет вакансий!" А он журналистам: "Спасибо, ребята"
  • Beria
  • Вчера 10:49
  • В топе

Тамбовский гарнизонный суд дал генералу Ивану Попову 5 лет. С отбыванием в колонии общего режима. А ещё, по решению суда, экс-командарм должен выплатить штраф в 800 тысяч рублей. В этом деле, к...