Странная история

Золотой Воробей только однажды об этом обмолвилась. Слишком фантастичная история, и слишком личная, чтобы со всяким встречным-поперечным о таком трындеть. А Золотого Воробья жизнь в родимой семье научила хорошенько думать, о чём говоришь, и как можно реже озвучивать то, о чём думаешь. Немного оттаяла, когда вышла замуж, но с супругом Золотой Воробей не секретничала: не подружки же. Да и подружке, если б они с ней однажды не набрались хорошенько по случаю отпуска – не доложила бы.

А странный день тот вообще начался как обычно. Урок подходил к концу, ученики доделывали самостоятельную, Золотой Воробей только что обошла класс на предмет не списывает ли кто. Нет, ребятишки трудились на совесть, старательно сопели, и за светлеющим окном шуршал невидимый октябрьский дождь. Внезапно на голову Золотого Воробья обрушилась адская боль. Это было так, словно сзади по макушке с размаху ударили доской. Золотой Воробей, собственно, и стояла близко к классной доске, поэтому решила, что та сорвалась с петель. Мир мгновенно сузился до… как же сказать-то… вроде как маленького яркого иллюминатора в огромной тёмной комнате. Золотому Воробью было невыразимо тяжело, она медленно погружалась в ничто, какой-то другой неизвестный мир, о существовании которого, впрочем, все наслышаны; и светлое пятно с размытыми лицами детей становилось всё меньше и дальше… Потом боль утихла, движение остановилось и Золотой Воробей стала частью этого странного ничто.

Золотой Воробей опасалась, что прозвенит звонок, а она останется стоять столбом или, что ещё хуже, рухнет на пол и напугает малышей. Одномоментно Золотой Воробей будто очутилась не во времени и не в пространстве, а ещё где-то, где нет подобных вещей, а есть что-то другое, что Золотой Воробей ощущала очень ясно и чётко, но назвать не умела, ибо слов таких нет. На ум пришло только весьма и весьма приблизительное «бесконечность». Это была тёмная пустыня без верха и низа, начала и конца, но в то же время здесь существовали небо и земля, день и ночь, и люди - неисчислимое множество людей всех рас, народов и возрастов. Невидимые безмолвные толпы текли мимо Золотого Воробья, она это знала. Здесь не было страшно, холодно, голодно, не было смерти, болезней и жестокости.

Здесь было одиночество. Да, примерно так это можно назвать. Ни геенны огненной, ни судей, ни палачей. Только одиночество.

Золотой Воробей всегда хотела, чтоб от неё отвязались и оставили в покое. Всем от неё что-то было надо, она всегда была обязана и должна. С рождения за Золотым Воробьём числились какие-то вины, и с течением жизни они только множились и утяжелялись, и загладить их было решительно невозможно, хотя Золотой Воробей и старалась - до определённой поры.

Самый любимый момент в детстве Золотого Воробья – когда её большая, шумная, склочная семья куда-нибудь девалась на время, в гости, например. Тогда Золотой Воробей оставалась предоставленная самой себе. Это сладостное время одиночества и тишины было истинным счастьем. И да, в том мире, куда попала Золотой Воробей, её ждали именно одиночество и тишина – то, чего ей не хватало, о чём она всегда мечтала. Здесь Золотой Воробей не будет плакать, ей не будет больно и обидно, никто не будет её обвинять, теребить и что-то требовать, здесь нет перманентно недовольных старших и вечно дерущихся и ябедничающих младшеньких. Нет, они будут тут, когда-нибудь потом, но им не будет абсолютно никакого дела до Золотого Воробья. Всем тут не будет никакого дела до неё, она никогда ни с кем не заговорит, её никто никогда не окликнет, даже не взглянет в её сторону. Золотой Воробей поняла, что стоит ей чуть поддаться - она останется в этом беззвучном ничто навсегда.

...Она не захотела. 

Оказалось, что нет ничего страшнее одиночества и тишины.

Каким-то неимоверным усилием воли Золотой Воробей потянулась к тающему светлому пятну вдали и вдруг вынырнула в реальность; ослабевшая, на подгибающихся ногах добралась до стула и упала на него. Сердце колотилось в горле и мешало дышать. Похоже, всё это происходило секунды три, не больше. Никто ничего не заметил.

...А позже Золотому Воробью позвонили и сообщили, что утром, около девяти, умерла её сестра-близняшка.