«Бочка». Окончание

Алесь КОЖЕДУБ (Беларусь – Россия)

ОКОНЧАНИЕ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ

7

В Алазанскую долину мы приехали в полдень. Машина остановилась у сторожевой башни в крепостной стене.

— От кого отгораживались? — спросил я Сергея.

— От горцев из Дагестана, — ответил тот. — Они ведь только грабить могли. Спускались с тех гор и шли сюда. Стену построили, чтобы они не сразу попадали в сёла. Пока обойдут стену, наши успеют приготовиться. Башни строились так, чтобы попасть внутрь можно было только ползком на коленях. Того, кто стоит на коленях, может убить ножом даже десятилетняя девочка.

Он об этом говорил, как о чём-то обычном.

Мы поднялись на вершину башни.

— Сколько в стене башен? — спросил я.

— Двадцать восемь. Всю долину защищали. Очень красивая наша Алазани. Лучшая в мире.

Я с этим был полностью согласен. Перед нами расстилался простор, заполненный густой растительностью, в его середине виднелась пойма реки. Прозрачный воздух был напоён солнцем, в котором наливались нектаром ягоды винограда.

— Видите крыши домов под горой? — показал Сергей. — Там растёт виноград киндзмараули. Больше его нигде нет.

— Какой основной сорт винограда?

— Красный — саперави, белый — цоликаури. Много сил отдали, чтобы возродить автохтонные сорта. Люди приносили лозу из самых дальних уголков. Почти всё загубили во времена сухого закона. Но сейчас наше вино допущено к международным конкурсам. Оно делается не так, как в Европе. Но наше — самое древнее в мире!

— А как делают вино в Грузии? — спросила жена.

— Сейчас мы приедем в село Мукузани, и там вам расскажут.

— Я пил «мукузани», — сказал я. — Хорошее вино. Значит, и село такое есть?

— Есть. Здесь что ни село, то свой сорт вина. Но больше всего миллионеров-виноделов живёт в Телави. Туда мы тоже поедем. Но прежде выпьем кофе вон в том ресторане. Кажется, дождь собирается, его лучше пересидеть под крышей.

Мы спустились с башни и вошли в ресторан с большой террасой. Как только сели за стол — начался дождь с градом. Крупные градины высоко отскакивали от каменных плит пешеходной дорожки.

— Град здесь самый нежеланный гость, — сказал Сергей. — Иногда весь урожай выбивает. Но ливни большей частью Алазанскую долину обходят, здесь особая роза ветров.

Долина действительно очень уютно лежала между горами. Благословенное место. Впрочем, как и вся Грузия.

Дождь кончился так же внезапно, как и начался.

— Как называется город? — спросил я, когда мы вышли из ресторана.

— Сигнахи, маленький городок. Но именно в нём один художник засыпал миллионом алых роз центральную площадь. Слышали эту песню?

— Конечно, — сказал я. — Раймонд Паулс сочинил. Так это о вашем художнике?

— Нико Пиросмани. Помните его картину «Актриса Маргарита»?

— Помним, — усмехнулась жена.

— Нико влюбился во французскую актрису Маргариту, которая была здесь на гастролях с театром. Поговаривают, что это и не театр был, что-то вроде борделя. Нико влюбился, он у нас оригинал был, расплачивался картинами за еду. Их не всегда брали, а если и брали, то использовали вместо подставок под тарелки или сковородки. Но у него была лавка, которую подарил его воспитатель, местный князь. Нико лавку продал, скупил все цветы в округе, роз среди них было немного, привёз ночью на площадь перед гостиницей и высыпал на булыжник. Но Маргариты в гостинице не оказалось, уехала в другой город. Так и остался наш Нико ни с чем.

— Зато теперь мировая знаменитость, — сказал я. — Мне его «Дворник» понравился.

— Актриса узнала, что Пиросмани ради неё усыпал цветами площадь? — спросила жена.

— Говорят, уже в глубокой старости она пришла на выставку Нико в Париже. Её спросили о художнике. Она сказала, что с простыми людьми артисты не общались, не знали местного языка. И себя на картине не узнала. Вообще—то, в двадцать лет она была красавица.

— Фотографии сохранились? — спросил я.

— Да, недавно их опубликовали.

— Пусть лучше всё остаётся как в песне, — сказала жена. — У него и так была трудная жизнь.

Я пожал плечами. Сергей хмыкнул. Кажется, у него тоже был свой взгляд на жизнь гениев.

«Нужно перевести разговор на писателей, — подумал я. — С этими проще, чем с художниками».

— У вас писателей любят так же, как во времена СССР? — спросил я.

— Меньше, — посмотрел на меня Сергей. — Молодёжь сейчас читает интернет, а там писателей мало. Мы помним.

— Кого больше?

— Всех помним. Кого-то больше, кого-то меньше.

— Мне Нодар Думбадзе всегда нравился.

— Он гуриец, у них немножко другой язык.

— Не грузинский?

— Гурийцы говорят очень быстро. Когда я разговариваю с гурийцем, прошу: «Медленнее, ещё медленнее. Вот теперь немножко понимаю».

Мы засмеялись. Да, писатели как-то сближают людей, хотя бы через язык. Интересно, кто из россиян отличается скоростью речи?

— У нас это зависит от характера, — сказала жена. — Поморов, правда, не заставишь говорить быстро. Кубанцев, наверное, можно.

— Быстро говорят сибиряки, — сказал я. — Не знаю, правда, какие, там полно регионов. Поедем на разведку?

— Кончилась наша разведка, — вздохнула жена. — Хорошо, хоть в Грузию попали. А здесь повезло с Сергеем. Он и говорит не очень быстро.

Мы снова засмеялись.

— Поедем на дегустацию в Мукузани, — распорядился Сергей. — Там живёт мой друг детства Вано, он тоже говорит не быстро.

8

Друг детства Сергея оказался представительным мужчиной в расцвете лет. Во всяком случае, именно такими я представлял себе грузинских виноделов. Круглое лицо, лысина, объёмистый живот. И по-русски хорошо говорит.

— Я несколько лет был директором винзавода в Анапе, — сказал Вано. — Знаете вино «мысхако»?

— Знаю! — обрадовался я. — В Сочи пил. Хорошее вино.

— Да, хорошее, мы помогали его продвигать. В виноделии это важный момент. Пойдёмте, покажу, как делают наше вино.

Мы прошли в помещение, в котором под полом располагались глиняные кувшины. Вообще, всё здесь было добротное — строения, дорожки с каменными плитами, персиковые и гранатовые деревья. Кувшины под полом тоже, видимо, были хорошие.

— Конечно, — сказал Вано, — таких кувшинов больше нигде нет. У нас виноград не отделяют от мезги. Потом, правда, приходится тщательно очищать стенки кувшинов. Специальных людей нанимаем.

— Главное, чтоб он не был лысый, — перебил винодела Сергей. — Если потеряет от паров сознание, нужно схватить его за волосы и вытащить из кувшина. А как лысого вытащишь?

Вано засмеялся громче других.

— Сильно отравляются? — спросил я.

— Если не вытащишь на воздух, умрёт, — посмотрел на меня Сергей.

Он, как и я, был серьёзен. Сказывалось, видимо, наличие волос на наших головах. Смеются лишь лысые и женщины. Но им для смеха достаточно палец показать.

Я обратил внимание, что мы разделились на пары. Вано рассказывал о тонкостях виноделия жене, которая внимательно его слушала. Мы с Сергеем говорили о глупостях. Не странно ли это?

— Нет, — сказал Сергей. — О серьёзных вещах нужно говорить серьёзно.

Я покивал, соглашаясь. Женщина всегда чувствует настоящего мужчину. Вано, без сомнения, был таковым.

— Да, самым лучшим виноделом у нас он стал благодаря своей жене, — сказал Сергей. — Вано, когда это произошло?

— Что? — встревоженно повернулся к нам хозяин.

— Когда о тебе сказали по телевидению, что ты лучший винодел Алазанской долины?

— В позапрошлом году, — несколько смущённо ответил Вано. — Я должен был вернуться из Анапы на сбор винограда, но меня не отпустили. Жена сама собирала урожай.

— Одна? — удивился я.

— Людей нанимала. Мы, конечно, всех знаем, но всё равно хозяйская рука нужна. В нашем деле много тонкостей — в какой день собрать, сколько вину бродить, когда процеживать… Всем она занималась.

— А потом приехало телевидение, и корреспондент спрашивает: кто делал вино? — перебил хозяина Сергей. — Нино говорит: мой муж, лучший винодел в Алазани!

«И здесь Нино», — подумал я.

— Она, кстати, уже накрыла стол, — посмотрел на часы Сергей. — Вано, у нас мало времени.

— Прошу!

Хозяин галантно пригласил к выходу мою жену. Я посмотрел на Сергея, и пошёл вслед за ними.

— Я подожду во дворе, — сказал мне в спину Сергей. — На вино уже смотреть не могу.

Он был во всех смыслах особенный экскурсовод. Второго такого в Тбилиси не было, может быть, где-нибудь в Кутаиси. Как я уже знал, Кутаиси считался столицей Западной Грузии, а это немножко другая Грузия.

За столом всё было в высшей степени хорошо. Отличное вино, красное и белое, чудесные сулугуни, хачапури, лобио и помидоры.

— А это что? — уставился я на тарелку с маринованными стеблями.

— Джонджоли, наша любимая закуска, — ответил Вано. — Кусты вроде акации, мы собираем их цветы и засаливаем со специями.

— Я знаю, — сказала жена. — Похоже на каперсы. Очень вкусно!

— И полезно! — донёсся до нас откуда-то из-за деревьев голос Сергея. — Ни один грузинский стол не бывает без джонджоли.

Я с удивлением посмотрел на жену. Мне казалось, что в нашей семье в закусках понимаю один я.

— И в Кутаиси джонджоли? — уточнил я.

— Во всей Грузии! — твёрдо сказал Вано.

Я положил себе в рот закуску.

— Похоже на маринованную черемшу, — сказал я. — У нас во Внукове её полно, растёт как сорняк.

— Черемша чеснок, — усмехнулась уголками губ жена. — Её называют медвежьим луком. А здесь цветы.

Иногда ей нравилось ставить меня на место. Я не сильно возражал.

Кстати, цветки черемши тоже красивые, но они скорее метёлки, чем гроздья. Интересно, где она пробовала джонджоли?

— В ресторане, — снова усмехнулась жена. — В Москве целая сеть ресторанов с таким названием.

Хорошо, на столе целая батарея винных бутылок, можно дегустировать, не отвлекаясь на досужие рассуждения. Вано внимательно следил, чтобы наши бокалы не опустевали.

Сергей не пьёт вино действительно потому, что надоело, или здесь что-то другое?

— Не отвлекайся, — сказала жена. — Пей, пока дают.

Я выпил.

— Нас уже ждут, — вышел из-за кустов Сергей. — Покупайте, если хотите, вино, и садимся в машину.

— Где ждут? — спросил я.

— В монастыре и в усадьбе Чавчавадзе.

— Тогда одну бутылку белого вина и одну красного, — сказал я. — Мне вон то понравилось, с янтарным оттенком.

«А здесь дороже, чем в магазине, — подумал я, расплачиваясь. — Но это ведь туризм, особый сектор экономики»...

ЧИТАТЬ ТЕКСТ ПОЛНОСТЬЮ