Станислав МИНАКОВ
У известной современной украинской поэтессы Лины Костенко есть лирическое стихотворение для детей с такими строками:
Осiнь, ось вона, осiнь.
Осiнь, ось вона, ось…
Прямолинейный переводчик, обращающий внимание только на «смысл», сразу «переведёт», благо это очень просто:
Осень, вот она, осень.
Осень, вот она, вот…
Казалось бы, ну и ладно. Но в этом случае не учтен авторский звук, являющийся здесь несомненным музыкальным, игровым атрибутом, содержанием текста. В оригинале нарочито, но и красиво передан звук шуршащих листьев: сссссс. Шесть раз повторяется «ос-». Как можно попытаться сохранить звук? Ну вот вариант, навскидку, экспромтом:
Осень, сонная осень.
Осень — синяя ось…
Шесть опорных С мы сохранили. Из шести «ос-» сохранили пять (второй раз, правда, в инверсии как «со»), а один заменили на «си». Сонная осень — более-менее понятный образ, но дальше мы сильно уходим от оригинала, появляется неожиданная образность, даже взрывная. Такого мы прежде вроде и не читали.
Русскому уху и в оригинале слышалась какая-то «ось», а тут она оживает. Что такое «синяя ось» осени? Это и преддверье зимы («синий-синий иней»-смайлик), и, не забудем, что середина осени, 14 октября, это праздник Покрова Богородицы, а канонические богородичные цвета — синий и голубой. Это и цвет, конечно, небесный, бабьего лета. Но и ось — это ось золотой колесницы Феба, или ось, на которой вращается колесо судьбы, кому угодно, колесо сансары. Такие смысловые расширения мы получаем в связи с нашей переводческой смелостью. Нам могут резко возразить, де, это уже вторгается авторское эго переводчика. Да. Но он может идти на такую дерзость, и отдавать своё родное — чужому, то есть автору. И это просто спонтанный пример, можно искать дальше.
Этот случай можно отнести к вопросу о гипотетическом «самоутверждении» переводчика. Дело всегда совсем в другом: в максимальном удовлетворении от работы, от возможного достижения гармонии в переводческой работе. Всё остальное — прилагающиеся последствия. Что касается меня, то мои поэтические переводы сделаны прежде всего для творческой радости и мелоса ради, «во имя Красоты и больше ни во чьё» (Б. Чичибабин).
* * *
Вот оригинал стихотворения «Гектор Протектор» из английской классики «Nursery Rhymes» («Стихи из детской»). Это многовековой фольклор:
Hector Protector was dressed all in green;
Hector Protector was sent to the Queen.
The Queen did not like him,
No more did the King;
So Hector Protector was sent back again.
Что мы читаем: неизвестный нам персонаж Гектор Протектор отчего-то был одет во всё зелёное. Может, должность обязывала, а может, это та гениальная необязательная деталь, необъяснимость которой всегда волнует читателя, и которая выдает в авторе дерзость. Гектор был послан к королеве (возможно, причинной появления одной части из пары «green—Queen» является рифма, то есть просто звуковая игра). Но ни королеве, ни даже королю Гектор Протектор не понравился, а потому был отослан назад.
Рифма «King—again» в старой английской поэзии вполне возможна, но для русского уха слабовата, тем паче в столь коротком опусе, тем паче для детей, чутких к звуку в считалочке; а этот опус вполне может «считаться считалкой». Самуил Маршак перевёл так (разбив строки и упразднив королеву):
Гектор-Протектор
Во всём был зелёном,
Гектор-Протектор
Предстал перед троном.
Увы, королю
Не понравился
Он,
И Гектор-Протектор
Отправился
Вон.
Королева действительно не вмещается, потому и мне пришлось от неё отказаться. Но мне также не понравилась анемичность текста Маршака за исключением ударного финала в слове «вон». Кроме того, размер первой строки у Маршака чуть отличается от оригинала. Это бывает, но в данном случае ударный считалочный темп утрачивается в первой же строке, и не помогает даже разбивка строк.
Я решил принципиально сохранить динамичный (в том числе за счет мужских окончаний строчек) размер оригинала. Мне показалось также, что уместно будет добавить иронии. Добавил. (смайлик) Ну и существенное для меня: звук! Везде звякает как каблучок по плитам и ступеням дворца мой звук Ц.
Гектор Протектор, большой молодец,
Вызван был вдруг в королевский дворец.
Быстро король оценил молодца,
И выставлен был
Молодец из дворца.
В «считалочности» мы проиграли британцам: у Маршака односложных слов семь, у меня пять, тогда как в оригинале — 25, это фантастика! В данной считалке это уместно, в лирических стихах — было бы ужасно. Это особенность английской поэзии, перевести симметрично — невозможно. Но и незачем.)) Вот и судить теперь читателю: правы ли переводчики в своей вольности, простим ли мы им отход от первоисточника.
* * *
То же — с Робином Бобином (на фото обложки), которого на русский пересочинил Чуковский как дразнилку («Робин Бобин Барабек…») ещё в 1927 г., а когда это сделал Маршак, я не помню, но и он не смог не написать свою версию. И у меня «понеслось», на рубеже 1990-х, по новым орбитам, и вывернулось в финале в некий глобальный Апокалипсис. Сегодня это читается как актуальная публицистика:
Робин Бобин —
Бесподобен.
Он, как булка,
Кругл и сдобен.
Он, как тумба,
Несъедобен.
Но
На завтрак
Сам
Зато
Съел он
Бубликов
Штук сто!
Это было —
Для разминки.
Ну а после —
Без запинки
Петуха сжевал,
Курчонка,
Солонины
Три бочонка,
Всех коров и лошадей.
После —
Взялся за людей.
Ел селян и горожан,
Пастырей и прихожан,
Толстяков и худосочных,
Всяких — западных, восточных,
Разных — северных и южных, —
И враждующих, и дружных,
Желтых,
Красных,
Чернокожих.
Впрочем,
Бледнолицых — тоже
Без отсеву,
Без разбору
Во-от такую съел
Он гору!
Ну а после —
Съел планету,
На закуску,
Как конфету.
И сказал:
«Ну вот, привет!
Что же
Съем я
На обед?»
Мое ухо завелось по-своему, и остановиться было невозможно. Я надеюсь, меня поймут и оправдают. И если придётся «замахнуться на Шалтая нашего с вами Болтая», даже страшно подумать, куда «считалка» выведет. Но с «англичанкой», которая вечно нам гадит, давно пора что-то решать.
От редакции
Станислав Минаков завершает свой очерк: «Моё ухо завелось по-своему, и остановиться было невозможно. Я надеюсь, меня поймут и оправдают». Не только оправдают, но и продолжат! Подобранный Чуковским-Маршаком-Минаковым бойкий размер и правда не дает остановиться:
Борис Джонсон —
Бесподобен.
Он, как булка,
белл и сдобен.
А костлявая Лиз Трасс
Продырявила матрас
Носом распоров перину
Принялась за Украину
Воевала как могла
«До последнего хохла»
Съев сто тысяч галицаев
Бандерлогов, полицаев,
Гладких, белых и рябых
— Не теряя худобы
А иначе — как им править?
Или проще: Чем им гадить?
Я ж — Владычица морей
Ройте новое скорей...
Оценил 1 человек
1 кармы