Сказочник

Окончание)))

Среда

Не хочу хвастаться, но ,кажется, меня посетила та самая "Болдинская осень", когда обострённому воображению тени от деревьев и лужи на асфальте напоминают картинки с выставки Роршаха, а они в свою очередь разворачиваются в завораживающие истории. Я нашёл то, ради чего люди читают книги, а я пишу это всё. Эмоции. Они продолжают быть всё такими же глубокими и волнующими, какими были у классиков. Это у нас с возрастом чувства притупляются, краски тускнеют, иллюзии тают… вырабатывается что-то вроде иммунитета к сантиментам, потому так тянет иногда мысленно перенестись в утраченное прошлое и неожиданно обнаружить, что переживания всё ещё способны безжалостно сжать сердечную мышцу... Вот он — ностальгический кайф! Тогда и небо было голубее, и вода мокрее, и девушки красивее. И чувства с большой буквы, и события, переворачивающие целую жизнь. Неопределенность и страх, боль и попытка понять себя. Эх, если вы не вспоминаете себя в юности, мои соболезнования тем, с кем вы живёте рядом. И самые яркие мечты стоят того, чтобы их воплощать. Хотя бы в книгах.

Март

Алиса ещё никогда не чувствовала себя такой беспомощной, как сейчас, сидя в приёмном покое травматологии, с кучей рентгеновских снимков и неутешительным заключением «останетесь у нас на недельку-две». Что предполагало заключение (уже в другом смысле). Так неожиданно, так неприятно, и совершенно не вовремя — у близких и без неё проблемы. Поэтому в ближайшие полчаса ей предстояло найти среди немногочисленных знакомых того, кто позаботится о Горди, и кого можно озадачить поручением развеять собственный прах над морем, ежели что. Телефонный номер Захара Алиса набрала не ожидая, что тот ответит. А, если ответит, то, скорее всего, его не окажется в городе. Вероятно, он сейчас покоряет Килиманджаро. Или куда там его занесла клаустрофобическая маета? А он согласился помочь, даже не дослушав до конца и уже кричал в трубку:

—  Ладно ноги, они у тебя тонкие и длинные. Но как?! Как ты умудрилась сломать ключицу? Это даже мне до сих пор не удалось!

— Каблуки... гололёд и ...вот. — Невнятно бормотала Алиса, пытаясь объяснить то, что и объяснять не требовалось. В этот момент ей хотелось и смеяться, и плакать одновременно.

***

После двух недель, проведённых в больнице, Алиса была готова не узнать свою квартиру. Но нет, было чисто, пахло копчёной курицей, пёс весел, цветы живы. Оказывается, это хорошо, когда запасные ключи не в ключнице, а в чьём-то кармане. Правда, на подоконнике стоял декантер и, видимо, служил для полива, а вот лейка того же оттенка сиреневого, что и цветочные кашпо, осталась незамеченной. Но что взять с человека, не задумывающегося об истинном предназначении всякой ерунды?

Захар с таким же пристрастием рассматривал Алису — заметил, как осторожно она наступает на больную ногу, улыбнулся уголками губ, провёл пальцами вдоль ключицы, безошибочно определив повреждённую и очаровав нежностью рук. Ей вдруг захотелось, чтобы он не уходил. И он не ушёл.

— Ну,  Енот, давай отмечать твоё освобождение.

— У меня только Шабли...

— Шабли так шабли. Если бы ты знала, какую гадость мне приходилось пить, чтобы не обидеть угощающих. И есть тоже. Жуть!

— И знать не хочу.

Захар с ленцой наблюдал за нарочито театрализованным разоблачением — сначала показалась обнажённая женская спина, потом профиль, полускрытый распущенными волосами, затем покачивающиеся крупные груди.

— Тебе к мясу песто или трюфельное масло? — Крикнула Алиса из кухни, заставив своего гостя отвлечься от телевизора.

— Мне к мясу кетчуп. Он в дверце холодильника. — Ответил Захар, обернувшись на миг. Но на экране была уже сцена с поцелуями, также бездарно снятая, как и весь фильм в целом, и озвученная с помощью вантуза.

***

Три дня они прожили вместе, не разлучаясь, захлёбываясь ощущениями и даря друг другу поток эндорфинов, а на четвёртый Горди наотрез отказался вставать, тяжело вздыхал и смотрел на них влажными грустными глазами. В клинике сказали, что пицца, различные копчёности и неожиданные сюрпризы, найденные под стаявшим снегом на свободном выгуле, подорвали изнеженное премиальными кормами пищеварение. Предложили капельницу, а спустя пять минут — кремацию. Вот так Алиса осталась одна — обвально и врасплох. Захар исчез почти сразу же по прибытии в клинику — жизненный опыт позволял отличить агонизирующее животное от приболевшего.

Алиса вернулась домой, вымыла собачью лежанку и миски, собрала разбросанные по всему дому игрушки, их тоже перемыла. Сложила всё в большой пакет, завязала верёвкой. Развязала. Вынула из него смешно подхрюкивающего поросёнка — поставила на полку. На память. Открыла окно, подышала весной. Разогрела ужин, но есть не стала. Глянула прогноз погоды и приготовила одежду на завтра. Жизнь кипит, и ты в ней кипишь. 

Июль

Лето незаметно превратилось из тёплого в жаркое и душное. Летний воздух врывается в окно ароматом свежескошенных газонов. Алиса, вместо того, чтобы включить кондиционер, смотрит рождественский фильм. Глядя, как свечи тёплым жёлтым светом отгоняют мрак, снег падает мягкими хлопьями, отблески гирлянды мерцают на боках ёлочных игрушек, а Санта на санях под красивую музыку улетает в The End, можно ненадолго вернуть себе детскую веру в чудеса. И так легко поверить, что у мира для тебя полно приятных сюрпризов. Вспоминается, как приятно обниматься при встрече, рассматривать антикварное нечто, не соглашаться и перечить, заключать пари, смеяться, покрываться мурашками от малейшего прикосновения... Как кайфово, когда рядом есть человек. Живой. Внимательный и понимающий. Которого хочется обнимать. Целовать, едва касаясь губами, как целуют то, что бесконечно дорого, и просто тихо делать счастливым. Очевидно же, что мягкость батистовой простыни, вкусная еда и горячий душ не заменят целования домашнего, ночной страсти и тепла человеческого тела рядом.

В углу под потолком паук. В зеркале другое лицо. С отблеском тревожного ожидания во взгляде. А ведь так просто было стать на одну жизнь счастливее! Несбывшаяся нежность иногда ранит сильней жестокости.

Алиса поставила на стол стакан с недопитым соком и наткнулась взглядом на свою фотку с того, самого первого свидания. Вспомнила пережитое тогда ощущение восторга и одновременно покоя, несмотря на то, что стояла рядом со зловещим надгробием. Точнее с тем, что от него осталось. Большая часть камня откололась и раскрошилась, словно печенье. Ни имени, ни даты не сохранилось, только два слова внизу. Тогда Алиса его и вовсе не заметила, иначе отошла бы подальше. А сейчас заметила что-то странное. Вгляделась — вот оно — слов не разобрать, но они явно длиннее традиционного "Помним. Скорбим". Алиса взяла фотографию, поднесла её к свету — и ледяная волна прокатилась вниз по спине, дыхание перехватило. Эпитафия оказалась оптимистичной и обнадёживающей —  "Увидимся. Обязательно". Можно ли это считать обещанием прочитавшему? Или это всего лишь игра ума, желающего всегда находить хоть какой-то смысл в происходящем? Когда где-то глубоко-глубоко внутри хочется, чтобы поставленная в конце точка превратилась в многоточие. Всё — это когда вторая дата появилась, но, как видно, не для всех.  Алиса улыбнулась, поймав то настроение позитивного минора, когда воспоминания о человеке, который тебе дорог — светлы, счастье — возможно, а утраты — восполнимы.

Суббота

Сегодня совершенно не мог работать — соседи как будто не мелким ремонтом, а разломом горных пород занимаются. Роман завершён, осталось только «поискать блох», то есть мелкие недочёты, но из-за звуков за стеной весь день мучился адской головной болью, а вечером, едва я открыл книжный шкаф, одна из книг сверзлась с верхней полки и клюнула меня в висок острыми уголками. В довершение к пытке. Это был словарь иностранных слов, распахнувшийся аккурат на букве «Э». Явно не случайно. Он будто бы в насмешку намекал, что с экстремальной эксцентричностью эстетизма пора завязывать. Есть у меня такая слабость — люблю, чтобы было красиво. Тонко, изящно, замысловато. И красиво! Да и куда можно деться в эпоху постмодернизма от огромного багажа тяжёлой литературной наследственности? Весь этот метафизический груз классической литературы — его ж ни с какого парохода не сбросишь. Даже жираф — и тот изысканный бродит.

И пусть кто-то вязнет в длинных фразах, кто-то видит в этом интеллектуальную агрессию, а кто-то попросту называет меня снобом. На всех не угодишь. И это мой способ воспринимать мир, любить и говорить об этом. И делать с текстом всё, о чём вы только мечтали, но стеснялись.

Но! Тут главное — не заиграться игрой в бисер, не сбиться в претенциозность и метафорическое косноязычие. Избежать соблазна с воодушевлением неофита на каждое существительное навешивать эпитет, а на каждый глагол наречие. Излить на читателя поток изощрённых и заковыристых метафор, которые неизбежно убьют жизненную правду и расположенность к сопереживанию. Витиеватая проза, она всегда пустопорожняя. «Не умеешь писать просто — просто не умеешь писать», как очень точно подметил кто-то вместо меня. И задолго до меня один из древнегреческих софистов нашёл мудрейший выход, сказав: «Человек есть мера всех вещей». И какое счастье знать, что у меня есть этот человек. Ведь, если она скажет — "не верю", тут же замаячат, зазвенят "не надеюсь" и "не люблю", словно разные ключики, пристёгнутые на одно колечко.

Воскресенье

Наконец-то я расслабленно улыбнулся и понял, что рад этому новому роману. Рад и этому дню, в котором родился роман. Рад непокорной прядке светлых волос, которую пальцы привычным движением заправляют за ухо, а она всё равно скользит по щеке. Рад предстоящему свиданию с обладательницей золотистых волос, которой я принесу свежий текст, ещё не примятый чужим воображением. И слегка завидую бумаге с буквами, которая увидит не только свет от лампы, но и её предвкушающее лицо.

Надеюсь, у меня получилось описать такой мир, в котором ей захочется жить, точно предугадав, где она засмеётся, где удивится неожиданному повороту, где улыбнётся своим воспоминаниям... Останется только создать его уже в действительности, я ведь не только сказочник, но ещё и волшебник. И все же, вспоминая работу над романом, я честно могу сказать — "это была славная охота"! И плевать на то, что тиражи будут далеки от библейских, ведь главное, что чудовище в виде творческого кризиса побеждено, и красивая девушка обещана в награду. Я подмигиваю кособокому, коряво сшитому медвежонку с одинаковыми на первый взгляд, но такими разными пуговичными глазами — один видел полмира, а второй только коробку изнутри и собратьев, кидаю ключи в карман и выхожу из дома.