Андрей Фурсов: На первый взгляд, снос бюста Сталина в Сургуте и вообще отношение к памятникам в нашей стране выглядят как разруха в головах, когда левая рука не знает, что делает правая. Но на самом деле за этим скрывается очень чёткая логика. Хотя у нас в Конституции написано, что в России нет идеологии, но де-факто идеология есть. Ведь идеологию не обязательно провозглашать как государственную. Идеология может реализовываться в конкретных экономических и политических действиях, в характере телевизионных программ, отборе фильмов для показа и так далее. Так вот, та идеология, которая у нас присутствует – это не просто идеология квазилиберализма. Квази – потому что реальный либерализм умер на Западе между 1910-м и 1920-м годами. То, что называют сейчас неолиберализмом – это на самом деле прикрытие ограбления верхушкой (причём не только на Западе, но и в постсоветской России) средних и низших слоёв населения. Причём это происходит практически открыто. У нас же наблюдается не просто неолиберализм, а либерализм с позднесоветской спецификой.
И здесь наша власть попадает в очень сложное положение. С одной стороны, Бессмертный полк и воспевание Победы. Но Победу-то одержала социалистическая советская система в её сталинском варианте, и получается такая странная раздвоенность, шизофрения: Бессмертный полк есть, а Сталина нет. И дальше уже по логике этого странного раздвоения получается, что Маннергейму, который командовал войсками, воевавшими на стороне Гитлера, власти ставят памятную доску. Причём сейчас никто не признаётся, кто повесил эту доску, все открещиваются. Тем не менее, доска не убирается. А бюст Сталина убирается.
По аналогии можно привести историю с памятником Ивану Грозному в Орле. Его местная власть поставила абсолютно законно, но какой же поднялся вой! Иван Грозный – не только основатель Орла. Это основатель Московского государства, основатель самодержавия, основатель той русской власти, которая худо-бедно просуществовала до сих пор. И ему памятник не положен. То есть Сталин и Грозный – это две фигуры, которые истеблишмент просто не переносит принципиально. И понятно, почему и за что Сталин и Грозный угодили в опалу, а вот, скажем, Пётр I – нет. Хотя при Петре I население страны сократилось на 25% (не все погибли, кто-то разбежался), Пётр I давал своему окружению, тогдашним олигархам, возможность совершенно спокойно воровать. Он ничего с этим не хотел поделать, закрывал на это глаза. А вот Иван Грозный и Иосиф «Грозный» – они воровать не позволяли. Поэтому у того же Черномырдина в кабинете висел портрет не Ивана Грозного или Сталина, а Петра I. Это совершенно понятно.
Иными словами, Сталин и Грозный воплощали: Грозный – народное самодержавие (при том, что народ испытывал тяготы), а Сталин – народный социализм. И понятно, что как персонификаторы народного самодержавия и народного социализма они, естественно, не угодны такой системе, где 1% населения, миллионеры и миллиардеры, контролируют для себя 62% национального богатства, где децильный коэффициент официально составляет 10%, а неофициально от 25% до 40%, то есть торжествует вопиющее социальное неравенство.
Сталин и Грозный – это символы системы, которая стремилась к социальному равенству. Особенно это проявлялось у Сталина. Естественно, здесь Сталин – это укор тому устройству, которое существует после 1991 года. Кроме того, Сталин – это укор вдвойне, потому что Сталин был лидером социально-справедливой системы, которая, сколь бы жестокой она не была, но была жестокой ко всем слоям без исключения. И вторая вещь, Сталинская система – это сплошные успехи: это индустриализация, это победа в войне, это атомное оружие. Это тот фундамент, на котором мы до сих пир живём и благодаря которому никакие заокеанские супостаты с нами ничего сделать не могут. То есть здесь очень интересное противоречие: с точки зрения классовой, Сталин нынешней системе неприемлем; а с точки зрения национально-государственной Победа, индустриальный строй – это всё годится. И наша власть вынуждена делать такие прыжки и ужимки. Но они получаются очень плохо и лишний раз свидетельствуют и о её непоследовательности, о том, что у неё нет цельной концепции будущего.
Меня удивляет, например, что наш МИД обратился в ЮНЕСКО с тем, чтобы провозгласить 2018 год годом Солженицына – человека, который сыграл огромную идейную роль в разрушении Советского Союза, который фактически работал на Запад. И этот человек, к тому же весьма средний писатель – человек 2018 года? Это тоже такая странная раздвоенность. Или, с одной стороны, мы сейчас говорим о том, что в 90-е годы мы шли на поводу Запада и очень многое растеряли при этом. А кто же был в 90-е годы президентом РФ? Ельцин. И Ельцину не только открыт «Ельцин центр» в Екатеринбурге, но и филиал «Ельцин центра» создаётся в Москве. Эти вещи как-то не вяжутся. И рано или поздно ситуация в стране и в мире должна поставить перед нашей властью очень-очень жёсткий вопрос: кто враг в нашей истории, кто друг? Кто гений, а кто мерзавец?
Отмечу здесь, кстати, что в Москве нет не только памятника величайшему русскому композитору Георгию Свиридову, но и в год 100-летия не установлено даже памятной доски! На одном из домов Тверской улицы есть мемориальная доска, с таким мини-бюстом, в честь Григория Горина. Можно подумать, что Горина можно сопоставить по его вкладу в мировую культуру со Свиридовым. Тем не менее, у Горина есть мемориальная доска, а у Свиридова нет.
Я не думаю, что это общая позиция центральной русской власти. Такие вещи решаются в Администрации Президента, в Министерстве культуры, в мэриях несколькими чиновниками, причём не обязательно самыми главным. В России, как правило, очень многие вещи решаются на среднем уровне. Здесь нужно просто выяснять: кто принял решение? Как говорил Каганович: у каждой аварии имеется имя, фамилия, отчество. Нужно это обнародовать, и нужно жаловаться на беспамятных чиновников вышестоящему начальству – при том, что это может и не привести к результату, но делать это нужно. Нужно подставлять этих людей под удар системы.
Конечно, здесь возникает некое подозрение. Дело в том, что Свиридов – один из символов русскости, так же, как Святослав Великий, Иван Грозный, Иосиф Сталин в широком смысле слова тоже символы русскости. Не работает ли против них какая-то русофобская группа? Исключить такого нельзя, потому что здесь слишком много совпадений, чтобы всё объяснять некой случайностью. Хотя, с другой стороны, это решения не с самого верха, потому что, я думаю, верху вообще не до этого, руки не доходят, это не его проблема.
Вообще здесь продолжается некая традиция, которая имела место быть в поздне-советское время. Кого больше всего боялась советская власть, и кого больше всего преследовал КГБ? Не диссидентов, либералов, западников. Они получали вполне такие небольшие сроки заключения, или их высылали, или обходились профилактическими беседами. Удары наносили жестоко, с одной стороны, по тем, кого Андропов называл русистами, то есть русским националистам, а с другой стороны, по людям, которые пытались творчески развивать марксизм, левые идеи, по технократическим людям. И КГБ, собственно, зачищал площадку диссидентского антисистемного движения таким образом, чтобы там остались только ультра-тупые либералы, которые смотрели в сторону Запада, а русские патриоты, националисты, государственники и левые – их площадка полностью вырубалась.
Поэтому, когда систему стали разрушать, тогда возник союз либеральной фракции КГБ и диссидентов-западников, которых и использовали как фасад этого процесса. Поскольку разрушение СССР произошло именно таким образом, то, что мы имеем сейчас – это та нить, которая тянется из прошлого. Хотя, безусловно, дальнейшее усиление нашей конфронтации с Западом должно перед властью поставить очень жёсткий вопрос: с кем вы, мастера, но уже не культуры, а мастера власти, вы с русской национальной традицией или со всей вот этой вот требухой-чепухой?
Мы видим народные инициативы по поддержке мемориальных сооружений и Ивану Грозному, и Сталину. И видим, что ряд губернаторов не боятся идти против какой-то негласной установки, идущей от части верховной власти. Вспоминается, как в 2005 году скульптор Вячеславом Клыков сделал памятник победителю хазар Святославу. Во всех местах, где князь Святослав действовал, сражался, управлял, как и в столицах, Клыков получил отказы на установку монумента. Но помог губернатор Белгородской области Евгений Савченко, и теперь памятник Святославу Великому украшает Белгород. Та же самая история происходит сейчас в Орле, где губернатор Вадим Потомский пошёл против заказа на уничтожение исторической памяти об Иване Грозном. Сюда же можно добавить и ещё одну фамилию – это Александр Михайлов, губернатор Курской области, потому что, как известно, памятник Георгию Свиридову тоже получил отказ на прописку в столице и стал смысловым центром Курска.
Сила, которая представлена мыслящей частью народа, патриотическая сила, сегодня ведёт не арьергардные бои, а наступает. Эта сила крепнет, потому что её подпитывают два процесса внутри страны: рост социального неравенства, социальной несправедливости и нарастание экономических проблем, которые заставляют смотреть на советское прошлое (причём и молодое поколение) как если не на идеал, но как на нечто лучшее, чем то, что есть сейчас; а с другой стороны нарастающая конфронтация с Западом. Эта конфронтация сейчас не носит социально-экономического характера, как в советское время. Это не противостояние двух систем, двух идеологий. И в таком противостоянии власть может рассчитывать только на патриотические слои, а, следовательно, нужен патриотический пантеон. Если власть этого не сделает, я не представляю, как можно будет вести с Западом ту игру, которую ведёт Россия последние 2-3 года: Вообще, впечатление такое, что внешней политикой рулят одни люди, а внутренней совсем другие. Но на двух стульях усидеть невозможно. На двух стульях пытался усидеть в своё время Николай II – мы знаем, чем это закончилось. И печальной памяти Горбачёв… Сидение на двух стульях в политике заканчивается очень и очень плохо, можно упасть и не только отшибить себе зад, но и голову потерять.
Оценили 32 человека
35 кармы