Я знаю, что знаю всё

 Мы живём в удивительное время, правда. 24 часа в сутки  у нас есть доступ к любой информации: можно посмотреть, как рождаются носороги, узнать, как стать йогом, взглянуть на фрески тысячелетней давности, разглядеть структуру кости динозавра, выяснить, чем завтракает Дженнифер Лопес или как сода поможет быстро похудеть, — короче, узнать всё, на что хватит фантазии и сил.

Да, может, мы и узнали с утра, какое дерево самое прочное в мире, сможем на дружеской сходке блеснуть эрудицией, но давайте вспомним любимую сентенцию многих преподавателей: “Наша задача — дать вам не знания, а умение ими пользоваться”. 

Перефразируя, можно получить ведро рыбы и быть счастливым, пока рыба не закончится, а можно получить удочку и научиться ловить себе рыбу каждый день. Чувствуете разницу? 

Это об умении критически мыслить, которое помогало бы нам выносить суждения, анализировать, видеть несостыковки. Такой щит можно использовать для борьбы почти с любыми инфо-химерами.

Но в итоге наша информационная рыбалка зачастую заканчивается тем, что мы обгладываем кости, попавшись на кликбейт, поглощаем информацию в большом количестве, относясь к ней, как потребители. И она не дает нам ничего, кроме подозрительного осадка бессмысленности. Это и есть наша хваленая осведомленность обо всём на свете?

Вот что по этому поводу писал об этом в 1935 году!! нидерландский философ Йохан Хёйзинга:

“В обществе с обязательным народным образованием, всеобщей и немедленной гласностью событий повседневной жизни и широко проведенным разделением труда средний индивидуум всё реже и реже оказывается в условиях, где от него требуются собственное мышление и самопроявление…”

“Средний житель в странах Запада сегодня информирован обо всём понемногу. Рядом с завтраком на столе у него лежит утренняя газета, и достаточно протянуть руку, чтобы включить радиоприемник. Вечером его ждет синематограф, карточная игра или компания, и это после того, как он целый день, провел в конторе или на заводе, ничему существенному его не научивших…”

“…там, где его воодушевляет искреннее стремление к знанию или красоте, из-за назойливого действующего аппарата культуры ему грозит реальная опасность приобрести свои понятия и суждения извне, в абсолютно готовом виде. 

Такое пестрое и в то же время поверхностное знание, такой духовный горизонт, слишком широкий для глаз, не вооруженных критической оптикой, должны неминуемо привести к упадку способности суждения”.

Историк пишет, что в предшествующих общественных формах человек был “и швец, и жнец, и на дуде игрец”: он пел, танцевал, играл на музыкальных инструментах,  принимал участие в спортивных состязаниях. 

“В современной культуре почти всё сместилось: люди развлекаются тем, что для них поют, танцуют, играют другие”.   Вместо похода на хоккей — просмотр игры дома между делом, вместо театра, способного привести к очищению искусством и погружению в “здесь и сейчас”, — заэкранная жвачка в виде сериала на десятки сезонов, и даже вместо компьютерной игры — просмотр обзора на прохождение игры. 

Вместо личного и непосредственного опыта нам проще вынести суждение о фильме из обзора, о книге — из рецензии, о спортивном матче из отчета и счёта.

С одной стороны, это попытка современного человека справиться с огромным количеством информации, который обработать одному невозможно, но здесь мы снова возвращаемся с царству количества, а не качества.      

Искусство созерцания сведено теперь к умению быстро схватывать и понимать беспрерывно меняющиеся визуальные образы”.

Идея Хёйзинги о меняющихся визуальных образах наводит на мысль о современных клипах. Видео с наложением музыки делали ещё на заре кинематографа. Сегодняшние технологии сначала превратили клипы в рекламу для музыки, то есть видеоролики с удачными ракурсами артистов или сюжетом помогали  песне попадать в мировые чарты, вызвать всеобщую любовь. Сегодня, как известно, креатив и бюджеты брошены лишь на то, чтобы в видеоролике промелькнул товар. Клип из рекламы музыки и музыканта превратился в рекламу продукта. Нас привлекает мельтешащая картинка или лицо любимчика, а сделано всё лишь для того, чтобы мы запомнили, какие часы были на нём или какой напиток он пил.

Хёйзинга в своём эссе так размышляет об этом:

“Именно повышенная визуальная внушаемость, суггестивность является той ахиллесовой пятой, по которой бьет современного человека реклама, пользуясь ослаблением eгo способности суждения, способности самостоятельно думать и оценивать. Это равно относится и коммерческой, и к политической рекламе. Своими захватывающими образами рекламные объявления вызывают мысль о выполнимости какого-то желания. Реклама максимально насыщена чувственностью и экспрессией. Она возбуждает некое настроение и затем требует подтвердить его оценочным суждением, которое реализуется моментально, беглым взглядом. Если задать себе вопрос, как же, собственно говоря, воздействует реклама на индивидуума и каким образом выполняет она свою функцию возмещения, то ответ будет не таким уж и простым. Как узнать, решает ли индивидуум и в самом деле купить рекомендуемый товар после того, как рассмотрит или прочитает текст рекламного объявления? Или же в мозгу этого индивидуума фиксируется некое воспоминание, на которое он механически реагирует?”

В заключение Хёйзинга резюмирует:

“Наша эпоха, таким образом, стоит перед лицом тревожного факта: два больших завоевания культуры, о которых как раз и шла тут речь, — всеобщее образование и современная гласность — вместо того, чтобы неуклонно поднимать культурный уровень, напротив, несут в своем развитии определенные симптомы вырождения и упадка”.

источник