Н.Ф.Вечно восемь

– Мы везунчики! Ты представляешь, какие мы везунчики! – говорил в возбуждении Артём, расхаживая по комнате. Марина молча наблюдала за ним, лёжа поперёк кровати, болтая голыми ногами в воздухе.

Солнце прошло зенит, полуденный зной стал сменяться предвечерним, мягким теплом, и теперь можно было сходить на пляж искупаться в солёных волнах без риска безжалостно обгореть. Первая декада июня на Эгейском побережье радовала стабильной, предсказуемой погодой и буйным цветением трав, кустарников и деревьев. Цвели гранаты, олеандры, рододендроны и много ещё чего из местной флоры, чему у жителя средней полосы на отдыхе не было названия.

Марина по опыту знала, что «пружинного» завода у её кавалера надолго не хватит. Ему нужно просто выговориться и спустить пар (безобидные, по сути, занятия) хоть перед какой-нибудь аудиторией (в данном случае перед своей девушкой), и тогда его можно было брать за ручку и вести куда ей надо.

Артёму было тридцать два, ей двадцать три. Он, как главный герой книги Ремарка «Три товарища», не имел опыта общения с женщинами, Марина уже успела сходить замуж и за короткое проведённое там время научилась отличать мужчин стоящих от никчемушников и деструкторов. Артём относился к стоящим. Именно к тому типу мужчины, которого можно было полюбить любовью беспроблемной и безоблачной, а не той сумасшедшей любовью, которая всего лишь полгода спустя после замужества мутирует в неистовую ненависть. С Артёмом, подле него, было спокойно. Не тот настоящий мужчина, кто доминирует, но тот, кто контролирует обстановку вокруг себя. Артёму, в его тридцать два, это удавалось вполне. Стабильная и престижная работа – следствие полученного образования, вкупе с образом жизни – следствием хорошего воспитания, а также врождённых и приобретённых доброкачественных свойств характера, создали вокруг него ту атмосферу комфорта и стабильности, которую так ценят познавшие что почём в жизни женщины.

Марина продолжала молча смотреть и слушать. Артём продолжал метаться по комнате и, принимая различные ораторские позы, продолжал говорить так, словно находился перед целым амфитеатром слушателей.

– Случился конец света! Понимаешь?! Дважды!.. И не у нас!.. Всё человечество было его свидетелями. Мы видели, как кончился один мир и как рухнул другой, нас же эти катаклизмы не затронули совершенно… С физической точки зрения…

– Восьмёркин, – вклинилась наконец Марина нарочито жалобным голосом в словоизлияния Артёма – ты хотел бы, чтобы это случилось у нас? Ну, не случилось, и хорошо. Пойдём лучше на пляж.

Фамилия Артёма как раз не была Восьмёркин. Просто его день рождения выпал на двадцать девятое февраля, и за свои тридцать два года дней рождений у него было только восемь. Последнее, восьмое, он отмечал вместе с Мариной, и заработал с её легкой руки это прозвище. Есть вероятность, что после следующего, он станет Девяткиным.

– Пляж – это хорошо! – согласился Артём. – Хорошо, что этого с нами не случилось… Но, тем не менее, что теперь делать с библейским Апокалипсисом? С Откровением, нашего, так сказать, Иоанна Богослова? Изъять за ненадобностью или наоборот?..

– Наоборот-навыворот, – поднялась Марина с кровати. – Ты перегрелся от бурления мыслей, и тебе нужно бы остудиться. Особенно в этом нуждается твоя смышлёная головка, а то вот-вот вскипит как чайник на плите.

Она сбросила с себя сарафан, оказавшись в одном открытом купальнике, взяла со стола широкополую соломенную шляпу, сумку с пляжными аксессуарами и решительно направилась к выходу из номера, шлёпая вьетнамками.

– Пошли, – легонько ткнула она своим кулачком Артема в грудь.

Тот, как всегда загипнотизированный магией пластики движений точеного, молодого женского тела, молча пошёл следом.

На пляже из серого, мелкокристаллического песка ещё было малолюдно. Обитатели северных широт ещё только начали перебазироваться из кондиционированных номеров на бережок. В тени одного из зонтов-грибов, сплетённого из сухих пальмовых листьев, лежал, прохлаждаясь, престарелый пляжный алабай Карабаш размером с хорошего телёнка, с жёлтой пластиковой биркой на ухе. Когда Марина и Артём проходили мимо, тот лишь едва приподнял громадную голову и томными глазами обозрел проходящую мимо парочку. Выражение его морды осталось неизменным, но, судя по движению обрубка хвоста, он признал хороших знакомцев.

– Вот посмотри на него, – кивнула в сторону пса Марина, – лежит себе в тенёчке и всё ему нипочём. Никакие апокалипсисы его не беспокоят, и от колбаски никогда не откажется, если угощают.

Артём только хмыкнул на эту реплику своей пассии. Они в своё время перетаскали на пляж алабаю горы колбасы с завтрака «всё включено». Местная варёная колбаса ни Марине, ни Артёму не пришлась по вкусу, но Карабаш трескал её с завидным аппетитом. Пляжные охранники не возражали против таких кормёжек, но дали понять: надо складывать колбасные полукругляшики на лежак или тарелку, чтобы пёс не наедался налипавшего на них песка. Кормили с рук, что оказалось вполне безопасным, и даже забавным занятием…

Что касается апокалипсисов, которые не беспокоили собаку, но беспокоили Артёма, то заключались они в следующем.

Всего каких-то тройку месяцев назад, аккурат первого марта, которое следует как раз за датой дня рожденья Артёма, то есть, за двадцать девятым февраля, этого високосного года в солнечной системе произошли некоторые пертурбации. Некое массивное тело, массой в четверть Юпитера, пронеслось сквозь систему на скорости в одну двадцатую световой, появившись словно ниоткуда, и унеслось неведомо куда. Словно перекатилось по пространству из одной чёрной дыры в другую, оставив в полном недоумении всё научное сообщество на планете Земля. Осознание последствий этого тура нежданного гостя по Солнечной системе повергли упомянутое научное сообщество в шок. Всё происходило за Солнцем, и только это защитило Землю от безобразий, которые натворил «гость». Оценка произошедшего показала, что голубой планете и человечеству на ней неслыханно повезло оказаться по ту сторону и на столь значительном расстоянии от развернувшихся событий.

События разворачивались так. Тело, пронёсшись мимо Венеры, сорвало с неё большую часть её знаменитой атмосферы с сернокислыми облаками и протащило за собой, отчего орбита планеты сместилась на добрый десяток миллионов километров прочь от Солнца, а гравитационный импульс раскрутил её, заставив вращаться с периодом оборота вокруг оси семьдесят два земных часа против прежних двухсот сорока трёх дней. Правда, как и прежде, в обратную сторону.

Надругавшись, таким образом, над звездой утренней зари, «гость» устремился прямо по направлению к Марсу. Как результат приближения к ней объекта такой огромной массы орбита Красной планеты сместилась, в свою очередь, на двадцать миллионов километров ближе к Солнцу. Затем, попав в газовый шлейф, который тащило за собой пролетавшее мимо тело, Марс частично захватил его и обзавелся атмосферной «шубой».

В итоге планеты и их спутники, а также более мелкие обитатели этого уголка галактики стали свидетелями давненько не виданных значительных и стремительных перемен.

На Венере установилось давление в полторы земные атмосферы с переменной облачностью и средней температурой в шестьдесят градусов по Цельсию.

Марс мог похвастаться атмосферным давлением в ноль седьмую от земного и средней температурой в четыре градуса по Цельсию. Его освежили, омыли, а потом и подтопили ливневые дожди, из-за которых вначале завязли в напитавшемся влагой грунте, а затем и вовсе затонули все марсоходы, находившиеся на поверхности планеты. Точно было известно только то, что дожди шли кислотные. Эту информацию успели передать аппараты, бороздившие доселе пыльные просторы, прежде чем нежданные водные просторы сомкнулись над ними.

«Апокалипсис» случился дважды и в двух местах одновременно, но не на Земле, которая в то время пребывала за Солнцем. Светило, конечно, разразилось всплесками протуберанцев, но это, за исключением магнитной бури, несколько подпортившей геомагнитную обстановку, никак особо не отразилось на голубой планете.

На погоде это, похоже, также не отразилось. Редкие облака кучерявились в небе. Ветер, дувший с моря, сменялся с жаркого на прохладный. Бодрые волны споро накатывались на пляж, очерченный широкой полосой гальки.

Чтобы войти и окунуться в море, надо было пройтись босиком вначале по гальке берега. Затем метров двадцать по обильно наваленным на дне камням и камешкам, прежде чем удавалось добраться до песчаного дна. Зачастую это оказывалось весьма болезненным занятием: накатывающиеся волны выводили осторожно бредущего по неудобью купальщика из равновесия и в беззащитные стопы, ищущие опоры, безжалостно впивались края, пусть и гладко обточенных морем, но все же камней.

В первый же день Марина набила на пятке живописный синячок и в момент его обретения высказала своё мнение по этому поводу, не стесняясь в использовании лексики и оборотов резервной формы русского языка. Судя по тому, как заметались пляжные секьюрити, её отлично поняли. Слова не просто так сотрясли воздух.

Уже утром следующего дня она и Артём обнаружили, что в воду, на донную гальку, накидали мешков с цементом, выложив из них этакую дорожку-переход через проблемную зону. Администрация отеля «Цитрус-Хэвен» моментально отреагировала на приключившийся казус, не дожидаясь, когда вербальное недовольство сервисом превратиться в официальную претензию с требованием возмещения ущерба.

Марина, с согласия Артёма, решила – пусть продолжают существовать спокойно, если с таким пониманием реагируют на идиоматические обороты постояльцев.

Парочка с уханьем и с взвизгами, в которых были повинны брызги волн, в изобилии летящие на разогретые солнцем тела, пробежала по мешкам-мосткам на глубину, чтобы там наплескаться вволю. Оба были не ахти какие пловцы, но плотная, вкуса горчайшего рассола, вода позволяла легко держаться на плаву.

Наплававшись и нанырявшись, Марина и Артём тем же путём выбрались на пляж. Обсохли, позагорали, взгромоздившись на лежаки под зонтиками, дававшими рассеянную тень.

– Хорошо, – констатировала Марина, потягиваясь. – Видишь, Тёма Восьмёркин, как всё хорошо. Море плещется, солнышко светит, песок горячий, камешки гладкие, а чайки орут. Ничего со вчерашнего дня не изменилось. Абсолютно.

– Ну, в фейербаховском смысле – да. Материальный мир не пострадал, – ответил Артём. – Как говорится: «От перемены мест слагаемых…» Но представляешь, что творится в мире идеализма? Сколько поломанных судеб… Можно картину писать а-ля «Апофеоз войны» Верещегина…

– Это ты про астрологов-астрОномов? – перебила его Марина.

Она развлекалась, возводя препятствия темно-пепельному жучку, очень похожему на скарабея, но раз в пять мельче, вышедшему на променад по пляжным барханчикам. Он ловко перебирал лапками, которым был совершенно нипочём сыпучий, мельчайших песчинок песок, и упрямо не хотел сворачивать с намеченного пути.

– Отпусти тифона, – сказал Артём, наблюдая за игрой Марины с насекомым.

– Кого? – спросила Марина, отрывая взгляд от жука.

– Тифон, – повторил Артём. – Скарабей-тифон – так его зовут… О, сбежал!..

Жучку хватило того времени, на которое красавица отвлеклась от него, чтобы задать стрекача и оказаться вне досягаемости протянутой руки. Вставать, чтобы гоняться за ним, никому не хотелось от слова «совсем».

Тифон быстро вскарабкался на один бархан, спустился с него, вкарабкался на другой, спустился и с этого и… Исчез. Зарылся, по всей вероятности в песок.

– Я хотела, чтобы он взлетел, – деланно надула губки Марина. – Где он? – Она окинула взглядом место, где исчез жук. – Закопался, вместо того, чтобы устремиться вверх. Фу, какая приземлённость.

– Нашла о чём печалиться, – не поддержал её разочарования Артём. – Сколько карьер нынче закапывают…

– Карьер? – переспросила Марина, устремляя на него взгляд своих ясных, небесно-голубых глаз. – Это такая ямина?

– Вот именно, что ямина, – подтвердил Артём, – которая сейчас наполняется тьмой-тьмущей монографий, диссертаций и научных трудов, посвящённых астрономии и астрофизике, превратившихся в макулатурную труху, чтобы быть благополучно зарытыми в землю. Это почище пресловутого таланта, который когда-то зарыли. Куда теперь девать знания, полученные за столетия астрономических наблюдений, не говоря уже о данных, полученных с исследовательских аппаратов, что работали на Венере и Марсе? Похоронить в архиве? Это распад связи времён. Это словно Цинь Шихуанди воскрес…

– Ну, Цинь Шихуанди похоронил заживо носителей знаний, а нынче ситуация несколько другая, – возразила Марина, проявляя историческую осведомленность. – Сейчас хоронят знания при их живых носителях. Такое случалось. Колумб открыл Америку, и тогда тоже рухнула привычная картина мира, а Магеллан окончательно подтвердил это крушение своим плаванием. Но всё же наладилось, и связь времён восстановилась, несмотря даже на то, что за экватором открылись новые, доселе неведомые тогдашним астрологам звёзды. Звёзды!.. Нынешние, думаю, тоже разберутся с новыми домами, ретроградностями и аспектами с рецепциями… И новые диссертации с монографиями напишут. Всего-то две планеты с орбит сошли…

Артём, не найдя что сказать в ответ, с удивлением воззрился на неё.

«Что же она подразумевает под словом «новые»? – подумал он. – Астрономов или диссертации с монографиями?»

Пляж постепенно наполнялся разноязыкими отдыхающими. Рядом расположилась компания молодых людей, которые стали громко общаться на каком-то славянском языке, совершенно непонятном, но в их речи, тем не менее, мелькали знакомые слова, из которых наиболее частым было «час».

Это были никак не поляки, которых ни с кем не спутаешь. Выяснять же напрямую кто они такие ни Артём, ни Марина желанием не горели и развлекались тем, что всякий раз, сталкиваясь с ними, пытались отгадать кто же они такие. Словаки? Словенцы? Чехи? Хорваты?

Загадка так и оставалась загадкой. Да и разгадывать ее со временем наскучило.

– Вот и сейчас в астрономии внутренних планет творится что-то такое, – кивнул на поглощённых беседой славян Артём.

– То есть? – подняла брови Марина.

– Вроде бы всё знакомо, но ничего, кроме отдельных фактов не ясно.

– Языки нужно учить, а для этого нужно время, – метафорично ответила молодая женщина.

– Марсианский и венерианский… – усмехнулся Артём. – В новейших вариациях…

До их слуха снова донеслось слово «час».

Артём вдруг вспомнил, что в белорусском и украинских языках слово «час» означает «время».

«Что же они так часто время поминают? – подумал он. – Не на безумном же они чаепитии у Шляпника…»

Из этих мыслей его вырвала Марина, вскочившая с лежака. Она схватила Артёма за руку и потащила снова купаться.

Время незаметно подобралось к ужину.

«Всё включено» с официантами, подносившими по требованию горячительные напитки по обстановке почти смахивало на ресторан, если бы не фривольно-пляжные одеяния рассаживающихся за столы постояльцев отеля.

Парочка выбрала себе столик на террасе с выходом в садик с клумбами и живыми изгородями. Артём наложил себе тарелку всякой снеди, предлагаемой шведским столом и кухней и, прежде чем приступить к трапезе, воткнул в ухо наушник, подключился к вай-фаю и настроился на приём последних новостей с ютуба.

Марина тем временем бросала через деревянные перильца ограждения кусочки отбивной короткохвостым котам, которые в количестве четырёх голов вынырнули из олеандровых зарослей, едва завидев знакомый силуэт своей благодетельницы. Коты усвоили, что еды из этих рук всем хватит, и вели себя культурно. Не дрались.

Не то, что те, с древнегреческих развалин, куда Марина и Артём ездили на экскурсию пару дней назад. Тамошние коты, которых экскурсовод нахваливал как существ вальяжных и степенного темперамента, не тратя времени ни на тактику, ни на стратегию, пошли в когтисто-зубастую атаку, как только пара решила по-быстрому сварганить пикничок в теньке средиземноморских сосен. Пришлось ретироваться и оставить взятые с собой аппетитнейшие куриные окорочка на поживу мелким хищникам. Против доброй полудюжины короткохвостых бестий, которых администрация содержала, дабы не расплодились в развалинах змеи, шансов выстоять было мало. Это стало очевидно, когда Артём попытался удержать куриную ножку, а на его руке, вцепившись в неё когтями, повисло сразу два голодно, но азартно урчащих кошака. Только разжав пальцы, Артём смог спастись бегством.

Артём кушал и слушал, и его уши чуть пошевеливались в унисон жующих челюстей, что всегда умиляло Марину. Ей это казалось хищным. В каждом мужчине, по её мнению, должен был хоть как-то визуально проявляться хищник.

Тут Артём перестал есть, сглотнул и прислушался.

Очень внимательно прислушался, пытаясь впихнуть пальцем пуговку наушника в самые глубины слухового прохода.

Его глаза округлились и остекленели, а тело застыло в позе парализованного ядом кураре. Марина с удивлением воззрилась на него. Только что был нормальный человек и вот.., словно его подвергли мгновенной заморозке.

Оттаял он также внезапно.

– Гарсон! – крикнул Артём в зал, и тут же рядом со столом материализовался улыбчивый официант. – Раки! Труа фуа, силь ву пле!

Марина посмотрела на Артёма уже с испугом.

– Куда тебе столько, Восьмёркин? Что случилось? – встревожено спросила она.

– Молчи, женщина, – почти грубо, чего с ним никогда не бывало, отрезал он. – Мне надо!

Официант принёс и расставил на столе перед внезапно изменившимся мужчиной три стакана, наполовину наполненных прозрачной субстанции, издававшей аромат аниса. Затем долил в каждый воды как раз столько, чтобы заполнить всю оставшуюся половину, отчего в стаканах помутнело и напиток приобрел белёсый, словно сильно разбавленное молоко, цвет.

Артём так стремительно, один за другим, опрокинул содержимое стаканов в себя, не запивая и не закусывая, что даже многое видавший официант цокнул языком от изумления.

– Мерси! – сказал Артём, отдуваясь. Он стал красным как рак. – Баста!

Официант ретировался, унося прочь пустые стаканы.

– Да что случилось-то?! – вспыхнула Марина, хватая Артёма за запястье и сжав его изо всех сил. – Восьмёркин!

– Да то и случилось, что теперь я никогда не стану Девяткиным!.. – непонятно ответил Артём. – Вот тебе и распад связи времён для отдельно взятого частного лица!.. То-то те чехословаки все время о времени долдонили.

– Ничего не понимаю, – взмолилась Марина. – Говори на человеческом, а не на чехословацком. Что же всё-таки случилось?

– Случилось то, что теперь я буду вечно молодым, и мне всегда будет восемь.

– То есть?

– То и есть, что и Землю таки тоже затронуло. Из-за этих планетарных пертурбаций скорость обращения нашей планеты вокруг Солнца несколько замедлилась.

– Насколько несколько?

– Ровно настолько, чтобы перестали случаться високосные года в календарях. Только что официально объявили об их отмене. Теперь у меня нет Дня Рождения! Его унёс этот монстр из космоса на своём хвосте. Индивидуальный Апокалипсис…

Марина смотрела на него влажными от сочувствия глазами. Она разжала пальцы и теперь успокаивающе поглаживала своего мужчину по руке. Тот, казалось, был уже близок к тому, чтобы пустить слезу, но его опередили.

Кто-то в глубине зала зашёлся громкими и истеричными рыданиями, вызывая официантско-административную суету.

– И не у меня одного! – заключил Артём.

источник