О фильме "Арсенал" А. Довженко

После просмотра фильма А. Довженко "Арсенал" даже становится как-то неловко, что столько времени в жизни было потрачено на просмотр примитивных фильмов из разряда "два притопа, три прихлопа". Большая часть современного кино разделилась на две ветви: либо полнейший примитивизм в облегченном виде, либо "закос" под некую интеллектуальность, которую понять почти невозможно, а можно поймать лишь какие-то очень личные ощущения и ими "наслаждаться". От обеих ветвей уже давно тошно, хочется напрячь ум и сердце, но либо не над чем , либо оно того не стоит.

Эпический жанр фильма "Арсенал" обращается сразу к сердцу. С первого "Ой, было у матери три сына" накатывают эмоции. И достаточно для этого "ой" и "было" и застывшей матери.

Затем всю первую часть фильма режиссер отвечает только на один вопрос о причинах революции 1917 года. Он это показывает из жизни простых крестьян, простых солдат и непростых офицеров. Сегодня распространяется миф о том, что в царской России все было хорошо, но вот пришли большевики и все испортили. Если бы этот фильм был сегодня распространен не только в кругах людей, глубоко интересующихся мировой кинематографией, а в широких кругах, то число людей, искалеченных этим мифом было бы резко меньше. Потому что сопротивляться тому, что тебе бросает в лицо режиссер с экрана, невозможно. А он бросает неприглядные вещи, но ты понимаешь, что не врет - это реальность. Так врать невозможно.

Метафора с поездом, катящимся под откос, показывает высокое художественное мастерство режиссера. Там важно все - все детали: и "Как управлять поездом?", и гармони, и бесшабашность пассажиров, и "Сделаюсь машинистом" на обломках поезда. Причем повествование развивается с возвращениями. Наблюдая крушение поезда еще неясно, что это метафора, это становится ясно позже и мысль передается гораздо глубже, чем если бы режиссер сделал это явным сразу. Так и другие мысли автора возвращаются в фильме несколько раз и каждый раз эта мысль углубляется.

Конечно, очень впечатляют замершие фигуры, расставленные режиссером в кадре. В начале фильма - это потерянные простые люди, бабы в позах, выражающих горе. А в конце замирают таким образом горожане. Они выражают не горе, а какую-то неустроенность. Их фигуры неестественны, угловаты...

В изображении веселящихся украинцев на площади, которые в конце христосуются, есть некое сочувствие режиссера, отношение к ним с симпатией, примерно как к детям. Вроде бы и фильм к этому не располагает, и далее будут показаны паны во всей их высокомерной самодовольности. Но на площади режиссер показывает людей не так. Довженко, несомненно, помнит как он сам, будучи учителем в Житомире, воспринял националистические настроения. Он писал тогда: «Украинское сепаратистское буржуазное движение казалось мне в ту пору самым крайним революционным движением, самым левым, следовательно, самым лучшим: чем правее — тем хуже, что левее — тем лучше. О коммунизме я ничего не знал, и если бы меня спросили тогда, кто такой Маркс, я ответил бы, что это, пожалуй, издатель различных книг. […] Таким образом, я вошёл в революцию не в ту дверь». И таких людей было много, большинство, даже получив образование они остались необразованными.

А теперь прошло сто лет и в этом плане все вернулось на круги своя. И режиссер, работавший на заре кинематографа затыкает за пояс большинство современных режиссеров. Потому что он в отличие от них является цельной и многогранной личностью, не боящийся своих ошибок.