Логическое завершение концепта мира, основанного на правилах

ДМИТРИЙ  ЕВСТАФЬЕВ

Вопреки первоначальной реакции представителей западного мира на заявления Дональда Трампа о желании присоединить Канаду , купить Гренландию  и восстановить прямой контроль США над Панамским каналом, сводивших всё к сумасбродному желанию эпатажа, всё это оказалось не эпатажем, не шоу, а новой политической реальностью. Планы Трампа обсуждают, им собираются противостоять, апеллируют к ООН… В общем, находятся в полушаге от фазы гнева к фазе торга. Это было, впрочем, вполне предсказуемо. Ведь Трамп не обозначил в своих заявлениях ничего, что не обсуждалось бы американскими политиками в предшествующие исторические эпохи. География за последние 100 лет изменилась незначительно, а последние 30 лет движения по пути к постпространственному миру вполне можно считать зигзагом истории. Собственно, Трамп никогда и не скрывал, что под лозунгом «Сделаем Америку снова великой» скрывается идея нового издания Pax Americana именно как пространственной империи.

Для Дональда Трампа стратегия нового фронтира Америки вполне логична.

■ Американскому обществу доктрина Трампа, даже если не появится реальный результат, будет преподнесена как значительный шаг к новому величию США. Трампу с учётом разбалансированности американского общества быстрый успех очень нужен, а сделать таковым прекращение войны на Украине на американских условиях явно не получается. Куда дальше заведёт американское общество неизбежная в таком случае волна реваншизма, в команде Трампа предпочитают не думать.

■ Новый евро-атлантический фронтир — попытка сформировать целостный (прежде всего с геоэкономической точки зрения, но также с геополитической) макрорегион, обеспечивающий устойчивость США даже в условиях кризиса американоцентричной глобализации. Похоже, подобный сценарий американской элитой, если судить по появлению доктрины Трампа, стал вполне допускаться.

■ Наконец, выстраивание нового фронтира, начиная именно с Евро-Атлантики, служит предотвращению контроля над евро-атлантическими институтами со стороны враждебных Трампу либерал-глобалистских сил, пытающихся окопаться именно в Европе.

Рискнём, впрочем, предположить, что заявленные Трампом три «позиции» для пересмотра пространственно-государственного статус-кво лишь пробный шар. Дальше список «исконно американских территорий», которые в той или иной форме желательно передать или вернуть под американский контроль, будет расширен. Логика «геополитического нахрапа» не сработала в отношении России, но она, похоже, эффективна в отношении союзников США, ощущающих свою слабость и зависимость от гегемона. А главное — прекрасно понимающих, что у них нет возможности сопротивления действиям США, если они приобретут минимальный силовой оттенок.

На «объединённом» Западе даже не понимают, что Трамп просто довёл до логического завершения концепт мира, основанного на правилах. В Европе искренне считали, что тоже имеют некий голос в установлении правил, применяемых к кому угодно, только не к ним, делая очень много для разрушения международного права, хоть как-то ограничивавшего право сильного. Но логика мирового развития такова, что они сами были обречены стать объектом применения подобных правил. Их, как выяснилось, устанавливают в Вашингтоне и только там. Проще говоря, они стали геополитической дичью для более крупного хищника.

Но, помимо понятных факторов, связанных с внутренней ситуацией в США и западном мире в целом, заметим, что доктрина Трампа вполне соответствует тенденциям, уже много лет подспудно развивающимся в мире. И это тенденции перекройки не только геоэкономического, но и политического пространства. В действительности табу на территориальное переустройство мира было снято уже давно: силовое разделение Югославии и прецедент Косово, разделение Эфиопии и фактический распад Сомали, распад Судана — все эти события серьёзно изменили политическую карту мира. Правда, считалось, что эти события происходили под воздействием внутренних факторов, что само по себе было неправдой: всем хорошо понятны механизмы распада и последующего государственного устройства бывшей Югославии и Судана.

Да и в таком случае почему же Запад так противодействовал самоопределению народов Новороссии в результате очевидного народного восстания против бандеровского переворота в Киеве в 2014 году?

Главная причина того, что неизбежность территориальных изменений в мире не признавалась Западом как неизбежность, была связана с тем, что основные территориальные изменения происходили где-то на периферии пространства глобализации, а если и затрагивали ближайшую периферию (например, распад Югославии), то это происходило под контролем НАТО как инструмента политики коллективного Запада с последующим протекторатом над осколками. Теперь территориальное переформатирование пришло в центр «цивилизованного мира» — в Евро-Атлантику, а также в наиболее чувствительный для Запада регион — в Восточное Средиземноморье. Едва ли действия Турции и Израиля по силовому разделу Сирии в условиях распада её государственности можно считать полностью подконтрольными Западу. Анкара и Тель-Авив просто используют сложившуюся ситуацию, мало заботясь о правовых нормах. Однако хаотизация региона создаёт для США и особенно для стран Европы серьёзные риски. Но ведь Р.Т. Эрдоган, в своих притязаниях апеллирующий к временам Османской империи, ничём принципиально не отличается от Д. Трампа, пытающегося в XXI веке вернуться к американской геополитике конца XIX — первой половины XX века. Он просто идёт чуть дальше того, куда пришёл Трамп.

Но был и другой фактор: на Западе прекрасно понимали, что коллективно согласованное решение по изменению пространственного статус-кво потребует удовлетворения интересов России и КНР. Для Запада это было недопустимо. Как результат, возможность мягкого сценария территориального переформатирования в 2013—2016 годах (с учётом прецедента воссоединения России и Крыма) была упущена. Отказ от реализации Минских соглашений, а также от предложений Москвы по Донбассу уже накануне СВО, в феврале 2022 года, был продиктован этими же соображениями — недопустимостью подобного для Запада. Так что в линии Запада по отношению к политико-пространственным трансформациям был изначально заложен элемент геополитической несправедливости, если не сказать русофобии.

Как следствие, объективный и нараставший с 1991 года запрос на переформатирование границ происходит в условиях практически полного разрушения международного права, тогда как мог стать основой его обновления и адаптации к новым условиям.

Главными рисками силового переформатирования пространства видятся хаотизация важных в геоэкономическом плане точек и социальные последствия этой хаотизации. Исключение транспортных артерий из экономической деятельности (Красное море), волны миграции (включая новую волну из распадающейся Сирии) уже сейчас создают условия для масштабирования региональных экономических кризисов до уровня глобального. В современном мире достаточно пространств, которые могут быть отнесены к серым зонам или «диким полям».

К слову, именно США в своё время запустили в оборот термин «несостоявшееся государство», правда считая, что только они и будут решать, какое государство состоялось, а какое нет. Показательно, что в международном праве исчезло такое понятие, как «подмандатная территория», хотя при создании ООН учреждался специализированный Совет по опеке. Он приостановил свою деятельность в 1994 году, когда последняя подмандатная территория — Палау — получила формальную независимость. Проблема в том, что прошедшие годы показали, какая пропасть лежит между формальной и фактической независимостью. Запад это понимал, фактически заместив международную опеку в рамках международного права опекой НАТО или США «явочным порядком», как это было и в бывшей Югославии, и в Ираке, и в Афганистане.

Глобализация как таковая оказалась несаморегулируемой системой, причём не только с политической точки зрения, но и с экономической. К сегодняшнему дню мир пришёл с нарастающими социально-экономическими диспропорциями, которые не смягчались, а в ряде случаев даже усиливались глобальной геоэкономической взаимозависимостью. Один из примеров, к слову, Сирия.

Регионализация мировой экономики — процесс, считавшийся флагманским в 2016—2019 годах, — могла бы стать благом. Но господство в последние годы радикал-глобалистов в США затормозило этот процесс и пустило ситуацию по пути силовой геоэкономики, примером чего стала политика Турции.

Едва ли в современном мире может существовать универсальный сценарий разрешения территориальных противоречий. Напротив, ключевым критерием решения подобных проблем должны стать договорённости на уровне региона с целью сохранения устойчивости социально-экономической ситуации. 

И для стран постсоветской Евразии было бы крайне важно осознать новую ситуацию и значимость региональных институтов взаимодействия и безопасности. Но ситуация потребует, безусловно, и изменения подходов на уровне общемировых процессов, в частности возврата к необходимости многостороннего обсуждения принципов территориально-политического переформатирования, чтобы противостоять нынешним и будущим «нахрапам». На этой основе вполне может родиться и новая трактовка международного права — более адекватная, нежели правила Запада, выродившиеся в право сильного.

===============================================