Междоусобное единство

Фёдор Лукьянов

Некоторые разрозненные выводы из главной встречи этой недели.

 

По итогам удивительного действа в Белом доме вечером пятницы с участием Зеленского в наиболее сложном положении оказывается Европа.

Европейские руководители, большинство из которых относятся к президенту США Дональду Трампу с разной степенью неприязни (от умеренной до острой), тем не менее старались оставаться в рамках привычной трансатлантической парадигмы. По крайней мере поддерживать внешнюю оболочку, пробуя склонить Вашингтон к приемлемому для Старого Света выходу из украинской коллизии. Публичный разрыв Зеленского и Трампа лишает их такой возможности.

Намеренно или нет, но Зеленский заставил американское начальство чётко и гласно сформулировать свою позицию в конфликте: США – посредник, они не занимают ничью сторону и добиваются только прекращения эскалации. Это резкий отход от предыдущей линии, согласно которой Соединённые Штаты – лидер коалиции, противостоящей России и защищающей Украину.

То есть для Вашингтона поддержка Киева – не принципиальная позиция, а инструмент военно-политической игры, к тому же для него не основной.

На словах Европа заявляет, что никогда не бросит Украину. На деле ресурса, чтобы заменить Америку, у неё нет. Но и возможность для того, чтобы отступить от прежнего курса, сужается. Слишком большая ставка была сделана на поражение России, слишком велики материальные потери от избранной линии. И внезапный разворот вызовет резонный вопрос об ответственности за линию предыдущую. В условиях растущей социально-политической неразберихи внутри Евросоюза это даст весомые аргументы оппонентам сегодняшнего истеблишмента.

Но есть и более общая причина сохранения Европой прежнего курса. Европейская интеграция, особенно в период после холодной войны, активно использовала моральный фактор в качестве политического инструмента – и внутри Европы, и в отношениях с внешними контрагентами. Недостатком европейского сообщества по сравнению с другими крупными международными игроками всегда был тот факт, что оно – не государство. И те вещи, которые государство способно осуществить относительно легко (принимать решения и менять подход, более или менее оперативно корректировать своё поведение), собрание стран, особенно когда их число превысило два десятка, сделать не может. Оно просто увязает во внутренних согласованиях и неидеальной работе механизмов.

Слабость попробовали превратить в доблесть: да, Евросоюз – сложное создание, зато он олицетворяет вообще новый тип кооперативной политики, который служит прообразом для всего мира. Пусть непростым путём, но Европа идёт впереди остальных, поэтому, кроме всего прочего, вправе указывать им направление и требовать уважения к себе.

Сейчас ясно, что европейская модель – точно не прообраз для других, в лучшем случае её удастся сохранить в пределах культурно однородного Старого Света, и то есть сомнения.

Иными словами, этот козырь больше не работает. А проблемы, связанные со сложной композицией и низкой эффективностью Европы, остались. И они делают практически невыполнимой задачу превращения в сильный независимый мировой центр, способный действовать без привычного американского патроната.

Европа могла бы попробовать переждать бури эпохи трампизма, как она сделала это в его первый срок. Однако, во-первых, совершаемый США поворот – не заслуга исключительно Трампа, а ход социально-политического процесса. Возврата к золотому времени девяностых и нулевых не будет. Во-вторых, именно сейчас – переломный момент, Украина оказывается мощным катализатором всего происходящего. И времени на раскачку, да простят меня за такой штамп, у Европы нет совсем.

В ближайшем будущем станет понятным, как поведут себя европейские союзники Соединённых Штатов. Более вероятным представляется их попытка вернуться к положению партнёра США, приспособиться к новым установкам Вашингтона и сохранить внешнюю целостность конструкции. Это будет довольно болезненно, потому что обновлённые условия взаимодействия явно хуже прошлых, прежде всего в экономическом смысле. Современная Америка работает только на себя. Пожалуй, индикатором станет визит в Вашингтон нового канцлера Германии Фридриха Мерца. Сейчас он очень боевит, но что-то заставляет предположить, что он же первым постарается перекраситься под новые американские оттенки.

Есть и другой вариант. Европа всё же попытается объединить усилия и противопоставить себя трамповской Америке. Верится в реалистичность такого с трудом, учитывая сомнительные «политические таланты» ведущих европейских руководителей и масштаб противоречий по самым разным вопросам. Украину можно попробовать использовать как консолидирующий фактор, но вероятность консенсуса, учитывая настроения в континентальных обществах и необходимость оглядываться на избирателей, выглядит почти утопично.

Правда, та бесцеремонность, с которой американские власти сейчас вмешиваются в политические дела европейских стран, поддерживая симпатичные им силы (популистов), может иметь обратный эффект. Сплочение истеблишмента и некоторая растерянность националистов – как реагировать на такой напор извне?

Как бы то ни было, мы имеем дело с острым конфликтом внутри «коллективного Запада», на кону в котором стоит как раз его коллективность.

По историческим меркам единый политический Запад – явление недавнее, продукт ХХ столетия. А ещё точнее – холодной войны. И тогда не всё шло гладко. В сороковые и пятидесятые годы прошлого века, несмотря на разгоревшееся противостояние с СССР, Новый Свет не всегда был ласков со Старым. Утрату европейцами колоний американцы не только приветствовали, но и содействовали процессу, укрепляя своё доминирование.

Ответом на тогдашнее падение влияния и возможностей Европы стала европейская интеграция. Теперь Трамп называет её обманом, но тогда Соединённые Штаты устраивала оптимизация западноевропейской политики и экономики под их крышей.

Сейчас, похоже, в Вашингтоне пользы для себя от единой Европы не видят. И не стесняются это демонстрировать.

Если Европа паче чаяния решит вступить в борьбу с Америкой, это будет уже другая глава истории Запада, в некотором смысле – завершение холодной войны прошлого столетия.

России проку от объединённой и скоординированной Европы нет никакого. Эпоха надежд на континентальное единение с нашим участием в прошлом – не столько даже по времени, сколько по обретённому опыту. Так что у нас своя повестка, а за исходом схватки внутри Запада нужно следить только с одной точки зрения – какую конкретную выгоду можно из неё извлечь. Прямо сейчас, не пытаясь строить долгосрочные планы. Теперь пока что не их время.