Исторический опыт

ДМИТРИЙ  ЕВСТАФЬЕВ,  НИКОЛАЙ  МЕЖЕВИЧ

У нас с Н.М.Межевичем в журнале «Международная жизнь» вышла статья о том, как решались проблемы подобные попыткам Эстонии как одной из наиболее агрессивной по состоянию «на сейчас» страны НАТО на корабли перевозящие российские грузы.

Мы давно с Николаем Маратовичем Межевичем задумали эту статью (Николай Маратович, безусловно, был «первой скрипкой», я лишь помогал своими «пятью копейками»). Но получилось очень и очень своевременно.

Конечно, история никогда не повторяется, хотя мы раз за разом возвращаемся к историческим аналогиям. Но опыт, которой дает суровая воспитательница История и российский, и зарубежный мог бы быть более, чем полезен для нашей страны. Просто нужно понять, как его вписывать в современный контекст.

Русское общество пароходства и торговли - инструмент реагирования на гибридные угрозы в «серых зонах»

Дмитрий Евстафьев, Политолог, кандидат политических наук

Николай Межевич, Главный научный сотрудник Института Европы РАН

Работа выполнена в рамках государственного задания Министерства науки и высшего образования Российской Федерации (тема НИР №FMZS-2024-0013 «Системный анализ хозяйственно-политических рисков и возможностей Балтийско-Скандинавского макрорегиона»).

Современный этап развития Российской Федерации и Европы имеет одну общую характеристику: все понимают, что прежней картины мира больше не будет в экономике и политике, а любые разговоры о нерушимости границ, бессмысленные уже после уничтожения Югославии, стали сегодня исключительно академическим дискурсом. При этом все признают, что «состояние войны является абсолютным стрессом для всех аспектов национальной и государственной системы, в первую очередь вооруженных сил», но надеются на то, что стресс для соседей больше, чем для себя.

Изменения в международном праве и оценка их скорости - это отдельный вопрос, здесь не рассмотренный. Для целей данной статьи мы исходим из того, что оппоненты России сознательно и небезуспешно ищут «серые зоны» как в международном праве, так и непосредственно у российских границ. Отметим, что такие попытки не имеют исторической новизны, равным образом и Россия не первый раз ищет адекватные инструменты реагирования, одним из которых стало создание Русского общества пароходства и торговли (РОПиТ).

Вплоть до 2022 года концепция «серых зон» для России была скорее академическим построением в сфере теории международных отношений, чем элементом политического и военного прогнозирования и планирования. Специальная военная операция изменила ситуацию радикально и заставляет нас внимательнее отнестись к разработкам в этой сфере. Майкл Дж.Мазарр (Michael J.Mazarr), анализируя в 2015 году конфликты в «серой зоне» (grey zone) в рамках проекта, инициированного Институтом стратегических исследований (Strategic Studies Institute), небезуспешно попытался сформулировать целесообразность конструирования «серых зон» как тактического инструмента больших стратегий. Он же указал на то, что стратегии «серой зоны» используются как «либеральными», так и «нелиберальными государствами и даже негосударственными акторами».

«Серая зона», а порой и целенаправленное формирование «серых зон» (что мы наблюдаем на Ближнем и Среднем Востоке) - это инструменты, жестко связанные именно с асимметричными конфликтами, где одна сторона значительно уступает по количеству и качеству вооружения или же по каким-то причинам не может использовать свои возможности максимально. В «серой зоне» в ряде случаев не оптимально осуществлять прямое вмешательство в конфликт, вести активные боевые действия, к примеру, из-за рисков эскалации, иногда относительно быстрой. Для «серой зоны» характерен поиск, возможно успешный, уязвимостей и «двойных толкований» в международном праве, особенно в международном морском праве. Весьма значим такой фактор, как пропаганда, психологические операции и использование военных объектов в гражданских целях и гражданских объектов в военных целях. Все это способы получения конкурентного преимущества в «серой зоне».

Но «серая зона», помимо военно-политического аспекта, является еще и специфическим геоэкономическим пространством, которое может использоваться силами, формально остающимися вне конфликта, с различными целями. Это делает феномен «дикого поля» востребованным в эпоху принципиального изменения характера международных и экономических, и политических отношений, в которой мы сейчас находимся.

Надо учитывать, что для Запада состояние «серой зоны» методологически естественно, более того, концепции, предусматривающие манипулирование со стороны США «серыми зонами», давно прорабатывались. Наиболее известная геополитическая конструкция такого рода - концепция бесполярного мира Р.Хааса. Вопрос в том, что конфликт вокруг Украины дал возможность практически апробировать механизм управления подобными пространствами, а также дал, как минимум, общее понимание характера политико-силовых процессов в них. Можно предположить, что в американском понимании стратегия управления

процессами в «серых зонах» является продолжением стратегии «гибридных войн», которая по итогам конфликта вокруг Украины подвергается значительному пересмотру, в том числе и с точки зрения сокращения рисков прямого столкновения с другими крупными державами, прежде всего Россией и Китаем.

Обращение к этой проблематике связано с тем, что у границ России находятся территории и примыкающие к ним акватории, которые сознательно репозиционируются как «серые зоны». Текущая ситуация в Черном и Азовском морях намеренно не рассматривается в данной статье, при этом опыт решения проблем, связанных с плохо- или неурегулированными международными режимами, полученный Россией именно на Черном море, предлагается с историко-географической корректировкой использовать для решения существующих проблем на Балтике.

Важным отправным моментом считается то, что в экспертных кругах, прежде всего западных, устоялось мнение, что мировое морское пространство уже давно находится в состоянии, близком к «серой зоне». Принципиально важной гипотезой авторов, лежащей в основе данной статьи и дальнейших разработок по теме, является констатация, что «серые зоны», формирующиеся в морских пространствах, создают специфические, но устойчивые в своей воспроизводимости формы хозяйственной деятельности, близкие по форматам к понятиям «трофейная экономика» и «набеговая экономика».

Россия, даже будучи условно «континентальной державой», не может отказаться от использования в своей хозяйственной деятельности морских коммуникаций, особенно если будет претендовать на влияние за пределами своей «ядерной» территории - «расширенной Евразии». Это ставит на повестку дня вопрос о проработке инструментария, соответствующего стоящим перед Россией задачам с учетом актуальных геополитических тенденций.

Перейдем к некоторым характеристикам «серых зон» в восточной части Балтийского моря. «В современном международном праве правовой режим Балтийского моря определяется правовым режимом его проливов, урегулированных Копенгагенским трактатом 1857 года, нормами обычного международного права и национальными законами Дании (в отношении Малого и Большого Бельтов и датской части Зунда) и Швеции (в отношении шведской части Зунда)... Согласно ст. 122 Конвенции ООН по морскому праву 1982 года, Балтийское море отнесено к «полузамкнутым морям», то есть таким морям, которые окружены двумя или более государствами и сообщаются с другим морем или океаном через узкий проход». Режим мореплавания в Балтийском море, особенно режим проливов, исторически непрерывно менялся.

Международно-правовой режим Финского залива стал предметом для дискуссий только в XX веке, после появления независимых государств Финляндии и Эстонии, причем не сразу, а примерно в начале 1930-х годов, когда Финляндия и Эстония начали подготовку военных планов перекрытия залива. После 1991 года проблема стала актуальной снова, и в 1994 году указанные страны в соответствии с нормами международного права обменялись нотами, ограничив внешние границы территориальных морей в этой части Финского залива, оставив свободную для прохода зону шириной в шесть миль, то есть с соответствующими свободами открытого моря, включая свободу судоходства и полетов. Парадоксально, но факт: практически сразу, более чем за четверть века до конфликта вокруг Украины, страны Прибалтики начали зондировать вопрос об ограничении возможностей России на Балтике. «В 1996 году Государственный департамент США в ответ на запрос Литвы относительно деятельности российских военно-морских сил в ИЭЗ подтвердил, что ст. 58 Конвенции 1982 года позволяет всем государствам пользоваться свободами судоходства, полетов, прокладки кабелей и трубопроводов при осуществлении деятельности в исключительной экономической зоне. Для военных кораблей и самолетов это включает маневрирование, военные учения, наблюдение, сбор разведданных, стрельбы и испытания вооружений».

В том же, 1996 году депутат эстонского парламента, доктор юридических наук, профессор И.Грязин впервые предложил закрыть Финский залив для российских судов. В тот момент это предложение было встречено с удивлением даже в МИД ЭР. Однако отмена решения Эстонии и Финляндии с юридической точки зрения меняет режим прохода, но это все равно международные воды, определяемые как пролив, используемый для международного судоходства. Отметим, что и в этом случае всем военным кораблям, гражданским и торговым судам и воздушным судам России предоставляется право на свободный проход, который не может быть ограничен в соответствии с Конвенцией Организации Объединенных Наций по морскому праву 1982 года, ратифицированной Федеральным законом РФ от 26 февраля 1997 года №30-ФЗ.

Существуют ли юридические возможности ограничения российского судоходства в Финском заливе? Напомним, что ст. 33 «Прилежащая зона» Раздела 4 этой конвенции гласит: «В зоне, прилежащей к его территориальному морю и называемой прилежащей зоной, прибрежное государство может осуществлять контроль, необходимый:

- для предотвращения нарушений таможенных, фискальных, иммиграционных или санитарных законов и правил в пределах его территории или территориального моря;

- для наказания за нарушение вышеупомянутых законов и правил, совершенное в пределах его территории или территориального моря».

При этом прилежащая зона не может распространяться за пределы 24 морских миль от исходных линий, от которых отмеряется ширина территориального моря, но в нашем случае с 1994 года действует взаимный отказ Финляндии и Эстонии и зона международных вод шириной в шесть миль. Даже если бы этого решения не было, контроль в прилежащей зоне можно было бы осуществлять в отношении судов, направляющихся в территориальные воды государства либо вышедших оттуда. На мимо проходящие суда контроль не распространяется.

Таким образом, задержание танкера «Kiwala», который направлялся в Россию, является незаконным в любом случае. Заявление командующего ВМС Эстонии Иво Вярка о том, что цель задержания - проверка документов и юридического статуса судна, как минимум, странное и некорректное с точки зрения ведомственной принадлежности. Это компетенция МИД ЭР, военно-морской флот не может проверять документы, флаг судна и делать заключения в сфере международного морского права. Вероятно, именно поэтому последовало заявление столь же некомпетентного в этой сфере начальника Департамента полиции и погранохраны Эстонии Вейко Коммусаар, который заявил, что судно находится под санкциями и в этом причина его задержания в международных водах. Конвенция Организации Объединенных Наций по морскому праву, подписанная в городе Монтего-Бее 10 декабря 1982 года, исключает какие-то «санкции» как основания для захвата и конвоирования судна.

С правовой точки зрения иная ситуация сложилась в контексте захвата и конвоирования танкера «Eagle S», который финны задержали по подозрению в причастности к повреждению кабелей между Эстонией и Финляндией, а затем отпустили, сняв обвинение.

Подведем промежуточный итог, в настоящее время присутствует очевидная необходимость дополнительного международно-правового регулирования в особенности вопросов, касающихся обеспечения морской безопасности, свободы прохода, правовых режимов для торгового и военного флотов. Отсутствие реакции заинтересованных сторон может привести к попыткам ограничений для военных кораблей. «Иммунитет от принуждения - это запрещение применять к военным кораблям, где бы они ни находились, меры принуждения и насильственные действия в какой бы то ни было форме (задержание, арест, обыск, конфискация и др.). Насильственные действия военных кораблей одного государства по отношению к военным кораблям другого государства квалифицируются международным правом как акт агрессии со всеми вытекающими последствиями». Этот принцип международного права общеизвестен, но провокации с торговыми судами это попытка оценить возможности изменения этого положения.

Обратим внимание, танкер «Kiwala», направляясь в российский порт Усть-Луга, прошел в непосредственной близости или в территориальных водах Дании, Швеции, Германии, Польши, Литвы, Латвии, Финляндии. Все указанные страны входят в Европейский союз, но о санкциях как причине задержания судна заявили только в Эстонии.

Как известно, воюющая сторона не связана никакими международными обязательствами относительно уважения права транзитного прохода военных кораблей и судов противника, но именно воюющая. ЕС и любая страна ЕС не являются воюющими сторонами как по отношению к России, так и по отношению к странам, чьи флаги были на задержанных судах.

В соответствии со ст. 29 международной Конвенции ООН по морскому праву 1982 года (ст. 8 Конвенции ООН об открытом море 1958 г.) «военный корабль» означает судно, принадлежащее к вооруженным силам какого-либо государства, имеющее внешние знаки, отличающие такие суда его национальности, находящееся под командованием офицера, который состоит на службе правительства данного государства и фамилия которого занесена в соответствующий список военнослужащих или эквивалентный ему документ, и имеющее экипаж, подчиненный регулярной воинской дисциплине. При отсутствии хотя бы одного из указанных признаков это уже будет «судно» (военно-вспомогательное, таможенное, полицейское, торговое, рыболовное, лоцманское, научно-исследовательское), а не «военный корабль». Укажем на то, что статус военно-вспомогательного судна переходный, таким образом, танкер или сухогруз может иметь военно-морской флаг, а может и не иметь. Аналогично и с вооружением.

В этом контексте напомним о двух эпизодах середины прошлого века. Бой между австралийским легким крейсером «Сидней» и германским рейдером «Корморан» произошел 19 ноября 1941 года во время Второй мировой войны. Бывшее торговое судно, рейдер, сумело уничтожить легкий крейсер Австралии, но было и само уничтожено. Второй важный инцидент - не сам факт захвата танкера «Туапсе» тайваньским режимом Чан Кайши, а последующие события, которые реально могли привести к локальному конфликту с участием уже ядерных держав.

Перейдем к исторической части - анализу деятельности Русского общества пароходства и торговли в контексте задач данной статьи. Русское общество пароходства и торговли (1856 г.) - это, как минимум, флот, организованный на добровольные пожертвования и государственные ассигнования, который создавался по результатам Крымской войны. В современном понимании это частно-государственное партнерство, в историческом плане - аналог/гомолог Британской Ост-Индской компании для другой страны и другого времени.

Официальная формулировка целей и задач новой структуры выглядела так: «Послѣ неудачной, но славной Севастопольской кампаніи вниманіе какъ Правительства, такъ и общественныхъ сферъ невольно обратилось на югъ Россіи; всѣ сознавали необходимость заселенія нашихъ южныхъ окраинъ и принятія скорыхъ и дѣйствительныхъ мѣръ къ развитію этого богатаго, но еще неиспользованнаго края». Подписанный после Крымской войны Парижский мирный договор запрещал России иметь здесь значимый военный флот. Одновременно запрещался проход военных судов через Черноморские проливы. Это означало, что Россия лишалась возможности иметь влияние и в Средиземном море. Именно поэтому при создании РОПиТ предусматривалась возможность использования его судов в военное время в качестве вспомогательных крейсеров и военных транспортов.

Значение РОПиТ было велико для организации внешней торговли и пассажирских перевозок, развития деятельности Императорского православного палестинского общества и иных организаций. Практически сразу выяснилось, что РОПиТ - это еще и развитие промышленности, а значит, хозяйства прилегающих губерний.

Начавшаяся в 1877 году война с Турцией привела к временному отчуждению в руки государства всего имущества общества, причем четыре парохода были срочно переоборудованы во вспомогательные крейсеры и приступили к боевым действиям. РОПиТ блестяще проявило себя в Русско-турецкой войне 1877-1878 годов. Его главной особенностью была высокая мобилизационная готовность - при объявлении общей или частичной мобилизации суда поступали во временное распоряжение или собственность Морского ведомства. Именно так было сделано в рамках Русско-турецкой войны 1877-1878 годов, Русско-японской войны и Первой мировой войны.

В развитии РОПиТ были сложные периоды, но в целом это был очень удачный коммерческий проект с опорой на государственные субсидии. В начале XX века это была одна из крупных мировых судоходных компаний, оперировавших в Атлантике, Индийском и даже Тихом океанах. Разумеется, важнейшим был средиземноморский бассейн. Турецкие проливы суда проходили именно как торговые суда, а затем уже в Средиземном море из трюмов поднимались пушки и устанавливались на палубах. Суда становились кораблями.

Вместо заключения

Относительно недавно, несколько веков назад, правовая граница между торговым и военным суднами была условной. Британские торговые суда выходили в море вооруженными, но рассчитывали на помощь кораблей военного флота Британской Ост-Индской компании, а при случае и непосредственно британского королевского флота. В XIX-XX веках позиционирование военных кораблей и торгового флота с точки зрения международного права постепенно расходилось. Однако «суда-ловушки» и рейдеры активно использовались всю первую половину XX века.

Говоря о тех задачах, которые могут возникать в связи с новой ситуацией в международных отношениях, следует, вероятно, исходить из того, что распад «объединенного Запада» создаст для России целый ряд специфических рисков в сфере обеспечения безопасности, которые не могут быть полностью купированы только за счет переноса внешней торговли нашей страны на континентальные логистические направления.

Международное морское право неизбежно будет эволюционировать по направлению «право сильного», однако использование нестандартных решений и военно-политических практик «серых зон» возможно как нами, так и против нас.

Опыт РОПиТ и в целом концепций вооруженного торгового флота, разрабатывавшихся в имперский период России как для противодействия геополитическим и геоэкономическим конкурентам нашей страны, так и для минимизации рисков негосударственного характера (санкционированное и несанкционированное пиратство), значение которых будет объективно расти, нуждается в переосмыслении в условиях, когда у нас нет не только легендарного флота адмирала С.Г.Горшкова, но даже флота адмирала Н.Г.Кузнецова, а Таллин, Рига, Хельсинки - это военно-морские базы стран, провозгласивших прокси-войну с Российской Федерацией.

Граф Фридрих-Вернер Эрдманн Маттиас Иоганн Бернгард Эрих фон дер Шуленбург больше не принесет ноту в НКИД, но ситуация в приграничных территориях и акваториях не становится проще, скорее, можно говорить об обратном. Стирающаяся грань между войной и миром не может не вызвать изменений в международном праве. Поиск новых форм международного взаимодействия предполагает и анализ исторически зарекомендовавшего себя собственного государственного опыта. Масштаб и успешность деятельности РОПиТ в сочетании с существующими внешними вызовами настоятельно требуют оценки имеющихся возможностей и адаптации исторического опыта, но, безусловно, с учетом новых технологических реалий и уже имеющегося опыта асимметричных войн нового поколения.

Новое РОПиТ - это существенно больше, чем морская ЧВК, это не только флот, но и модель развития национальной территории, механизм совмещения внешнеполитических и внешнеэкономических задач, причем в гибком формате, заранее предполагающем вариативность как международного права, так и неформальных «правил». Как указывал министр иностранных дел России, «прелесть» западных «правил» - именно в отсутствии конкретики: как только кто-то поступает вопреки воле Запада, тот мгновенно голословно заявляет о «нарушении правил» (предъявлять факты не станет) и объявляет о своем «праве «наказывать» нарушителя». То есть чем меньше конкретики, тем больше развязаны руки для произвола - в интересах сдерживания конкурентов нечистоплотными методами». Применение подобных методов заставляет нас искать эффективные форматы реагирования на угрозы, которые являются новыми по форме, но традиционными по содержанию.