О расправах над служителями культа.

Как известно, одним из главных грехов Советской власти являются гонения на священников. Придворная охранота без конца поет траурные песни о Бутовском полигоне и Соловках.

Вне всякого сомнения, любые репрессии, да и убийства в целом — ужасны и оскорбляют наши представления о гуманизме.

Но, дочитывая уже вторую подробную книгу об истории Великой Французской революции, хочу заметить, что расправами со священниками отметилась далеко не только Великая Октябрьская.

По мере крушения феодализма священникам приходилось страдать все чаще и чаще, в самых разных странах.

Почему? Потому что, и об этом охранители обычно забывают упомянуть, начиная со Средних веков церковь выступала не только одной из основ самодержавия, но также крупнейшим землевладельцем, крупнейшим помещиком (иными словами — собственником прикрепленных крестьян) и крупнейшей "налоговой инстанцией" (собирательницей бесчисленных оброков и десятин). Так было в дореволюционной России. Так было в предреволюционной Франции.

У крепостных, а затем (после элегантного "освобождения", то есть вышвыривания с земли и введения выкупных платежей) — у вольных крестьян вопросы к церкви накапливались столетиями. Наивно рассчитывать на долговременный гражданский мир и полюбовность, если аббат и епископ трескают рябчиков, а крестьянки щиплют лебеду, чтобы не так часто хоронить своих детей. Однако, поскольку взгляды аббата и епископа всегда устремлены в небо, крестьянские стоны до их слуха не долетали. Столетиями.

Ответственные за связь царствия небесного с царством мирским не должны были отвлекаться, ведь на них лежала важная обязанность по поддержанию веры в монарха и стабильности в феодальном отечестве.

Тем не менее, когда в отечестве заканчивался хлеб, а есть становилось совсем нечего, общественное бытие понемногу брало верх над общественным сознанием. Проповеди свыше переставали работать, главным становился вопрос не о спасении душ, а о наполнении животов — чтобы в буквальном смысле не сдохнуть. Однако этот последний вопрос моментально упирался в непреодолимую преграду: церковь совершенно не желала расставаться ни со статусом крупнейшего латифундиста (то есть отдать землю голодным и умеющим землю обрабатывать), ни с вековой традицией крестьянских отработок и сбора податей. Аналогичным образом и монархия не желала идти ни на какие уступки черни.

Могло ли это противоречие разрешиться мирно? Может быть, и могло. Вот только совершенно непонятно, как. Потихонечку, сначала во Франции, а затем — в других странах, где монархия и феодальные пережитки еще сохранялись, начинали гореть дворцы, замки, усадьбы, аббатства, соборы и просто сельские храмы. Да, частенько доставалось невинным. Но как можно требовать иного от вздыбившейся массы? Можно ли проклинать за неизбирательность вулканическую лаву? Имущие классы, как обычно, никаких рациональных объяснений слушать не желали, а в бедах своих обвиняли кого угодно, но только не себя. Например, заграницу. Французская аристократия, даже всходя на эшафот, продолжала верить, что несчастия не закономерно вытекают из давно перезревшей обстановки, а подстроены соседкой-англичанкой.

Само собой, когда у аристократии появлялся шанс поквитаться за унижения (то бишь попробовать отстоять монархическое имущество), ограбленная церковь тут же примыкала к ней, освящая крестным знамением любую контрреволюцию, так же, как ранее освящала любые поступки королей. И здесь интерес был тоже вполне материальным: контрреволюция обещала церкви вернуть ей собственность на землю и взимаемое с холопьев золотишко.

Констатируем. На протяжении веков религиозные учреждения ассистировали самой бесстыдной и жестокой феодальной эксплуатации, тем самым накапливая гнев эксплуатируемых классов. Когда (в результате "блистательно" проведенной военной авантюры или экономического кризиса) терпение последних иссякало, начинался черный передел земли и..., увы, совершенно неизбежные зверства.

Винить в расправах конкретные личности — проверенная метафизическая практика. Однако она никак не объясняет то, откуда расправы проистекают. Расправы проистекают из того факта, что кто-то очень долго жрал в три горла, а кто-то — очень долго голодал. Противоречия назревали, они искали и однажды нашли для себя выход. Пострадавший класс слишком долго пытался быть палкой в колесе исторического прогресса.

Он и не мог, отстаивая свои классовые интересы, вести себя иначе.

Позднее в самых разных странах предпринимались (и предпринимаются) попытки провернуть этот фарш назад. Например, с помощью фашистов. С монархического баланса религию — как инструмент по удержанию в узде подчиненных классов — перевела на свой баланс буржуазия. Церковь вновь наделили собственностью и источниками дохода.

Однако, хотя это и ведет обычно к большому кровопролитию, влияния на общий ход истории человечества такие рецидивы уже оказать не могут.

Источник: тг Агитпроп.