Трус

0 633

Премьера.

Рассказ.

Трус.

Я проснулся от толчка каким-то острым предметом.

Испугался. Я всегда боялся боли.

И всегда боялся в свою очередь причинять людям и животным боль.

Поэтому я не ем мяса.

В мой сожженный городок, где я жил один, уже который год, даже лихие люди, разбойники, не заходили.

Открыл глаза.

На меня смотрел маленький кривоногий монгол, с жидкой бороденкой в остроносой шапке. В одной руке он держал короткое копье, в другой повод, на конце которого была низкорослая монгольская серо-желтая кобыла.

– Урус, вставай, а! – Произнес он.

Я вылез из своей берлоги, которую соорудил четыре года назад.

Собрал доски, солому, шкуры и бревна, в единственно, оставшуюся после набега, целую, каменную кузню.

Строить я не умел.

Да я вообще ничего толком не умел делать.

Ни драться, ни мечом махать.

Меня и били все детство и ровесники и младшие.

Но издевательства меня не подтолкнули к мечте стать сильным,

они во мне разбудили ненависть ко всем, кто сильнее и умнее меня.

А это были все вокруг!

– Урус идем со мной, – сказал кривоногий и я пошел за ним.

А еще я был страшный трус.

Я боялся всего на свете. Ночных шумов, ровесников, татар, даже на коне ездить боялся… потому ходил пешком и знал все тропинки нашего леса.

Потому и выжил один в сожженном татарами городе.

Летом собирал – ягоды, грибы, орехи.

Зимой грабил беличьи склады-запасы.

Тем и жил.

Я боюсь боли, и боюсь причинять боль, поэтому на животных не охотился.

Кривоногий привел меня в большое стойбище монголов.

Это было то место, где испокон веку было много родников.

Горожане, когда-то понарыли здесь много колодцев, облагородили их для себя и вишь татары теперь ими пользуются.

Юрт, кибиток, жилищ ихних, было пруд-пруди.

Никогда столько не видел.

Меня привели к самому главному татарину и ударом по спине поставили перед ним на колени.

– В землю смотри! Поднимешь голову, когда к тебе обратятся, раб! – Услышал я.

Мне было очень страшно, так страшно, что я боялся пошевелиться.

Прошло какое-то время и у меня начали затекать ноженьки.

Татары всегда воняли потом, своим и конским.

И их, этот специфический запах, резко разбудил во мне то, что я пытался забыть!

-------

Я отчетливо вспомнил события четырехлетней давности.

Тогда, перед концом зимы, татары подошли к стенам нашего города.

Когда-то наш город основали на месте, которое местные пастухи звали поляной ста колодцев.

Слухи о приближающейся беде к нам пришли за месяц до прибытия основных сил татар.

То есть мы были предупреждены заранее и все готовились, как могли.

Заготавливали припасы и лед в погреба, рубили дрова, ковали мечи.

Я помогал кузнецу.

Носил ему воду, чистил навоз за его четырьмя конями-жеребцами.

Предчувствие непоправимого усиливалось с каждым днем.

Как-то ночью мы увидели на горизонте тысячи костров. Это были они. Демоны в человечьем обличье - татары.

Но паники в городе не было. Все занимались своими делами.

Кто точил меч, кто латал кольчугу, кто делал стрелы…

И вот у стен города появились послы.

С очень важным видом они предложили, – сдать город на милость победителя без боя, тогда нас всех помилуют, но мы будем платить дань орде. Скотом, женщинами, и воинами.

Часть нашего войска пойдет дальше с монголами и будет убивать тех, кого прикажут.

Даже своих.

Наш князь ответил им отказом.

Сказал, что лучше быть мертвым, чем подлым.

О глупец! – Подумал я.

Гонцы татарские, так же предупредили князя, что когда татары подойдут к городу и если хоть одна стрела вылетит от нас в их сторону, то они, монголы, вырежут всех, даже кошек и голубей.

Так оно и произошло.

Город начал обороняться.

Но монголы на штурм не пошли.

Сначала монголы окружили город частоколом.

Это значит, чтобы никто ночью выбраться из него не смог.

Потом с помощью рабов, которых они наловили в окрестных селах, хворостом и молодыми деревьями засыпали ров с болотистой водой, который окружал наш город.

Потом привезли стенобитные машины.

Они и пробили в стенах города дыры величиной с коня.

И только потом пошли на штурм.

И город пал.

Монголы казнили всех. Казнили страшно.

Женщинам вспарывали животы, детям отрубали головы.

Мужчин, сдавшихся в плен, живьем закидывали в глубокие колодцы.

Оставили в живых только несколько сотен молодых женщин и угнали их в рабство.

Меня они обнаружили тогда, когда они подожгли весь город, все дома, подожгли кузню, где я прятался и едкий дым, от которого не было спасения внутри, выгнал меня на улицу.

И вот и валяюсь на земле, обняв от ужаса голову руками и рыдаю от страха.

Татары не стали меня убивать. Они начали смеяться.

Потом десятник осмотрел меня и мои руки, посмотрел на мышцы и сказал своему сотнику, что это не мужчина, это женщина в облике мужчины.

Они не нашли мозолей ни от тетивы лука, ни от меча, ни следов от тяжелой кольчуги.

И когда они меня начали бить, то я завизжал от страха, и это их очень развеселило!

Тысячник, к которому привели меня решать мою судьбу сказал:

– Этот получеловек, полумужчина, останется жить. Будет рассказывать всем, кто будет смотреть на пепелище этого города, что все, кто будут сопротивляться нам, будут казнены! Живи, раб!

Так я остался жить.

И жил все четыре года, пока меня не разбудили.

------

Сейчас я нахожусь в холодной воде колодца.

Одного из сотен, которые находятся вокруг нашего города и куда приходили на водопой не только с окрестных сел, но и с дальних мест, когда засуха.

Мне страшно и холодно.

Я кричу татарам, кричу, что я готов предать и привести их в тайный город,

а они меня не слышат и не поднимают меня наверх!

Несколько ранее, их главный, Темник, обратился ко мне.

Мне предложили показать, где в лесу может находиться большое поселение урусов,

наших значит. Они знают, что оно есть, и предполагают, что я их туда смогу провести.

Если нет, то с меня живым спустят шкуру и скормят своим собакам!

Я очень боюсь боли! И я боюсь смерти.

Я видел, как выглядит смерть.

Трупы убитых татарами жителей города не давали мне покоя до самой зимы.

Вонь стояла неимоверная.

Но время умеет все.

Следующей весной от тысяч жителей моего города остались одни безголовые скелеты, которых я уже не боялся.

Головы, теперь черепа, монголы собрали красивой, жутковатого вида, пирамидкой,

которая теперь развалилась.

Дольше всего умирали мужчины в колодце.

Татары побросали в колодцы к живым мужикам их убитых стариков и детей.

Бросали, пока колодец не заполнился до верху… только перед этим отрезали убитым правое ухо, для счету, что ли.

Я очень хотел жить и сказал, что я найду потайное место, где прячутся в непроходимом лесу, за засеками,* жители спрятанного города, но я не знаю точно, где оно находится. Посмеялись татары злым смехом.

И тогда меня связали и опустили на веревке в ледяную воду колодца,

сказав, что, как придумаю, как найти потайной город, чтобы крикнул, и меня сразу вытащат.

-------

*засека, широкая полоса леса, которую создавали с целью, чтобы по лесу не могли пройти вражеские войска.

В мирное время в засеках любили селиться разбойники

---------------------

И вот я кричу, а меня не слышат!

Я очень хочу жить!

Я обычный трус. Мне страшно!

И мне холодно!

Наконец-то веревка зашевелилась и меня начали поднимать вверх.

Неужели меня не убьют! Как хочется жить!

Когда меня достали, то Темник сказал мне, что подарят коня, девку из тех рабынь,

которых они пленят в тайном городе, лук со стрелами, чтобы я мог охотиться и маленькую передвижную юрту-кибитку, чтобы мог жить.

И назначат меня князем сожженного города.

Им нужен такой хороший урус в качестве князя.

Я повел их войско потайными своими тропами туда,

где по моему разумению мог скрываться этот город.

Много восходов и закатов мы прошли, но я его нашел!

Меня похвалили – похлопали по спине!

Потайной город сопротивлялся изо всех сил.

Но пал.

В рабы из пленных отобрали юношей от 14 лет до 16 и девушек от 14 лет до 20.

Остальных жителей города казнили.

Я попросился на казнь не смотреть.

Пошел в лес. Послушать, как поют птицы.

Но они не пели. В лесу стояла гробовая тишина.

Как мне и обещали, мне подарили рабыню, коня, лук и кибитку.

Темник потрепал меня по щеке и сказал:

– Кароший урус, ты теперь князь, – и он засмеялся, потом продолжил, – бери девку, рожай детей, и жди, мы через четыре города опять приедем за новыми рабами, – и они уехали в орду, угоняя стонущих, плачущих и проклинающих татарское племя, девушек.

Рабыня смотрела на меня непонимающим взглядом.

Она не понимала кто я и почему ее не убили и не угнали в полон.

И тут ее глаза вспыхнули страшным звериным блеском, она подняла булыжник и со страшным криком-воплем кинулась на меня!

Она догадалась!

Я бросился на утек в лес!

Она бежала за мной и кричала что-то страшное!

Так продолжалось пока не село солнце и не стемнело.

В конце концов она отстала и затихла.

Я прислушался.

Тихий вой, со смешанным стоном, хрипом и причитаниями доносился с опушки леса.

Я не решился туда идти и окольными путями пробрался к своей кибитке.

Конь мой был привязан и спокойно ел сено.

Я вооружился луком, заперся и стал прислушиваться, не идет ли девушка с камнем.

Как задремал, не знаю.

Проснулся. Вышел, огляделся. Лес вокруг продолжал жить своей жизнью, – светит солнце, ветер колышет верхушки деревьев, поют птицы.

Но страшные, непонятные звуки, что и вчера, завывание и странное пение доносилось с той же опушки. Тот, кто их издавал, шумел ветками и шел по лесу.

Я взял лук со стрелой и начал всматриваться в это неведомое существо.

И вот оно вышло из леса.

Это была девушка.

Взгляд у нее был странный, даже и не взгляд вовсе. Просто глаза смотрящие в одну точку. Она вроде смотрела, а вроде и не смотрела.

Шла, спотыкаясь, смеялась, плакала, рычала и кричала одновременно.

Я все понял. Она сошла с ума.

У нас в городе жил один полоумный, у него был такой-же взгляд. Я помню.

Но его тоже убили татары. Отрубили голову.

Полоумные есть буйные, а есть тихие.

Она тихая. Ее можно не бояться.

Дурочка подошла ко мне, обошла вокруг, задала себе какой-то вопрос,

сама же ответила на него.

Потом села на землю и попросила пить.

————

Теперь мы живем втроем.

Я, конь и сумасшедшая.

Имени ее я так и не узнал.

Сначала я хотел повеситься, потому что с того дня и каждую ночь, мне снятся тысячи убитых защитников потайного города, они молча смотрят на меня:

– дети, старики, воины…

Но мне не хватило силы воли покончить жизнь самоубийством.

И если я умру, то кто будет ухаживать за моей полоумной дурочкой.

Я не умею стрелять из лука.

Я боюсь боли.

Я боюсь меча.

Я боюсь всего.

Но я умею отличать хорошие грибы от дурных.

И я знаю, что надо делать.

Теперь я знаю ради чего мне надо жить.

Они должны прийти еще раз. И они придут.

Придут опять через четыре года.

Четыре года я буду собирать дурные грибы, делать из них отвары.

Три года из них уже прошло.

Дурочка, при этом, мне охотно помогает, и кажется в это мгновение у нее даже светлеет в голове. Что-то мы сушим и растираем в пыль, что-то отвариваем.

От постоянного контакта с дурными грибами у меня стали слепнуть глаза, но это не важно!

Зрение падает – слух обостряется.

Я пересчитал все колодцы, и я заражу дурными грибами их все, все колодцы из которых берут воду монголы, когда встают стойбищем.

Я услышу за день подход их войска.

Я научился слушать землю. Она меня предупредит, – она будет дрожать!

Они придут и возьмут воду для себя и для своих коней.

Возьмут из уже отравленных мной колодцев…

За четыре года я приготовлюсь.

И я убью их всех.

Сначала они все ослепнут.

Так действуют дурные грибы, потом они сойдут с ума, а потом они умрут.

Умрут без боли. Захлебнутся во сне в собственной блевотине.

Ведь сумасшедшие не чувствуют боли.

А я очень боюсь делать людям больно.

Ну где же вы, татары? Я жду. Я готов. Приходите.

© Г. Веретельников. 

Ставка ЦБ и "мы все умрём"

Ладно, раз бегали тут тупые боты с методичками «В России ставка ЦБ высокая, значит России конец», то надо об этом написать. Почему у украинских свидомитов, белорусских змагаров и росс...

Жирной жизни бюргеров пришёл конец, -ец, -ец, -ец!

Здравствуйте, мои дорогие читатели.Когда же немцы поймут, что их санкции убивают не только собственную промышленность, но и всё, что было создано за последние десятилетия? Они уже насто...