Я помню то чудное время когда я был еще новичком в России и готовил себя к большой миссии. Мой отец перед отъездом в Россию сказал мне:
— Сын, чтобы понять кто такие русские ты должен хотя бы 14 дней пожить как они.
Я всегда был послушен воле отца и даже уже будучи взрослым мужчиной всегда прислушивался к его советам.
Я сказал себе, что как бы я был не защищен от такой жизни, в этой дикой, большой и холодной стране я пересилю свое "Не хочу" и последую совету моего мудрого отца.
Когда община устроила меня в уютный коттедж под Москвой, где я мог бы беспрепятственно готовится к выполнению своей миссии и перенимать опыт главного на то время раввина Шаевича, я ошарашил присутствующих своим решением.
— Уважаемые братья, чтобы понимать эту страну я должен лучше ознакомиться с бытом местного населения, я просто обязан понять всю силу и слабости духа русских гоев.
Это было сказано в присутствии мудрого раввина Адольфа Соломоновича Шаевича и еще нескольких уважаемых раввинов, выслушавших с нескрываемым страхом на лице мое намерение пожить 14 дней так как живут гои.
Некоторые неистово запротестовали, кто-то начал махать руками и отговаривать меня браня за самонадеянность и романтизм. Адольф Соломонович посмотрел на меня столь пристально и с такой лаской во взгляде своих карих глаз, что я уже готовый сдаться на уговоры старших раввинов и отказаться от безумной затеи гордо поднял голову и продолжал стоять на своем.
Шаевич одним движением руки заставив возмущенных мужей погасить эмоции и отвел их в сторону начал шептаться с раввинатом. Я слышал только обрывки фраз: "...сумасшествие, он болен", "так никто не делал кроме Шнеерсона", "...хочет изучить противника" наконец их шептание закончилось и старший на то время раввин России подошел ко мне, положив руку на плечо и благословил на столь дерзкий подвиг.
Была суровая своими ветрами и мрачная осень. Ветер пронизывал мое тело привыкшее к калифорнийскому и Миланскому солнцу до костей. Мне дали небольшую квартирку на задворках Питера и назначили помощником менеджера в одной из фирм принадлежащей Вексельбергу. Об назначении на работу на которую каждый день ходили гои я тоже настоял. Рано утром я вставал, сам себе готовил завтрак и отправлялся на другой конец культурной столицы, чтобы вкусить трудовых будней русских шлепперов.
Я отказался от машины и вынужден был до 40 минут добираться до места на троллейбусе и метро. Все это было для меня в новинку, ведь даже в американской школе для раввинов в младые годы мне не пристало слишком разъезжать на общественном транспорте. Да и транспорт соединенных штатов сильно отличался от местного.
Прежде всего, что меня поразило так это совершенно скотские условия в общественном транспорте. Гои ранним утром пихали друг друга, наступали на ноги не гляди и не извиняясь, матерились пытаясь забраться в очередной подходящий троллейбус. Несколько раз и мне пришлось толкаться, чтобы пробраться в него, но это все было настолько для меня в диковинку, что я каждый раз улыбался когда мне наступали на ногу или недовольно кричали с нижней ступеньки троллейбуса "Подымайся там живее!" Один раз два гойских студентика лет двадцати, видя выглядывающее мое довольное и улыбающееся лицо между втрамбованным как огурцы в банке гоями на нижней ступеньке троллейбуса глядя мне прямо в лицо сказали громко, что я их не смог не расслышать:
— Смотри дурачек какой, затиснут между спинами, едва дышит, а улыбается как юродивый.
Мне стало не по себе после этих грубых слов, я понял, что русские гои не понимали ни кто я такой, ни почему подобная езда вызывает у меня улыбку, словно у временного путешественника спускающегося по порогам амазонки на каноэ.
Работа была не слишком утомительная но скучная и монотонная, зная кто я такой со мной нянчились и во всем помогали. Этот период я не могу назвать продуктивным в познании жизни гоев. Я хотел найти работу попроще и по ближе к быту русских гоев, однако хорошая работа была одним из условий Шаевича и я покорился его воле.
После работы когда я утомленный каждый день в 6:45 вечера приходил домой, я ставил себе за цель узнать как русские живут и чем занимаются в свободное время. Сперва я начал ходить в те места, которые мне было интересно посещать в Америке и Европе, места соответствовавшие моим представления о культурном времяпровождении. Однако, посещая различного рода культурные заведения я понял, что тут я меньше всего узнаю, что такое простой русский народ. Единственное, что я усвоил и заприметил, так это некая горделивая осанка, импозантная помпа в позе когда представители русской элиты посещали оперу и театр. Они словно всем своим видом, нарядом и каждым словом хотели сказать: "Смотрите я не просто богат, я еще человек культурный, а не какой-то там бездумный мешок с деньгами!"
Именно в этом я заприметил слабость так званной русской элиты России — главное казаться в глазах других выше в культурном плане остальных равных себе по статусу, казаться во чтобы то ни стало даже если культурное времяпровождение вызывало сонливость и скуку, что не так уж и редко я замечал осматривая лица присутствующих гоев в партере. Кто-то невидящими глазами смотрел на сцену, а у подавляющего большинства было написано на лице состояние сонливой муки от происходящего.
Заведения русских гоев статусом пониже были немного другие, вместо задирания носа каждый входящий в бар или средней руки ресторанчик, норовил вместо поднятого носа в театре вздымать грудь и выглядеть как можно более устрашающе на окружающих. Я слушал разговоры гоев за соседними столиками и суть их ничем не отличалась от бесед шлепперов в театре, только язык был проще, манеры топорнее, каждый пытался быть как можно открытее, конечно особо ярко это проявлялось в бессознательном состоянии, когда русские гои изрядно "накатив", как они говорили каждый раз опрокидывая стопку, вели себя куда более раскованнее.
Каждый раз когда я сидя тихо в углу и наблюдая за обстановкой удивлялся как они могли еще минуту назад со всего духу молотить друг друга, а потом усесться за один стол и обнявшись спеть русские песни. "У них отключается рациональное мышление. Полное отсутствие последовательности действий" думал я о влиянии алкоголя на гоев.
Так я провел еще 7 дней посещая кинотеатры, футбольный стадион, пиццерии, различного рода забегаловки, распивочные и другие низкопробные заведения для плебса. Мне стало ясно в чем одна из главных слабостей русского народа, скованные этой угнетающей серостью и копеечным жалованием, они каждый вечер искали повод, чтобы забыться, повод хоть на время погасить голос стучащий словно дятел по дереву такие две противоречивые но дополняющие христианскую душу мысли как "Я хочу" и "Надо."
В свой последний вечер в Питере я решил зайти напоследок в бар в котором бывал два раза ранее, из всех заведений он нравился мне тем, что там неизменно происходили веселые потасовки. Я словно на цыпочках вошел в это злачное место, желая казаться как можно менее заметным, заказал себе для вида стакан пива к которому все это время не прикасался и сел в самом дальнем углу, чтобы в последний вечер наблюдать за русскими и слушать их речи в надежде, что возможно мне откроется что-то новое в этой загадочной русской душе как ее выставляют великие русские писатели.
Но моему плану тихого и незаметного наблюдения за гоями не суждено было сбыться. Сидящие в другом конце зала два огромных мужика в серых куртках начали указывать на меня пальцем и что-то говорить между собой, я испытал волнение, но повернул голову в противоположную сторону. Это были те самые два буяна, которые в прошлое мое посещение устроили реальную драку, а после выпив вместе водки начали распевать русские песни. Я краем глаза увидел, что мужики встают из-за стола и двигаются ко мне. Невольный страх охватил все мое тело.
— Привет — сказал здоровенный усатый лет сорока гойский мужлан, усаживаясь на пустующий стул возле моего столика.
Я поприветствовал гоя, второй с черным фингалом под левым глазом мрачно глядя на меня уселся на второй свободный стул.
— Мы заметили как ты сюда ходишь... и каждый раз сидя вот тут смотришь на нас и окружающих — сказал усач немного запинаясь от своего пьяного состояния.
Я начал оправдываться и уверять, что мужику показалось, а я лишь высматривал своего друга который должен прийти с минуты на минуту. В этот момент мне хотелось стремя голову убежать из бара, но какая-то внутренняя еврейская стойкость принуждала довершить дело до конца несмотря на возникшее препятствие, заставляя остаться и продолжать изучение лицом к лицу с этими двумя пьяненькими русскими.
— О, да ты еврей! — воскликнул второй мужик все это время пристально смотря мне в глаза.
По моему телу прошла дрожь. Усач оживился, разглядев меня хорошенько и внезапно залился смехом. Дальше происходил какой-то пьяный бред двух гоев в моем присутствии они протягивали мне руку, уверяли, что русские и евреи братья навек, потом заказали еще водки и начали разлагольствовать все более и более заплетающимся от влияния крепкого спирта языком. На их предложение выпить я вежливо отказался сославшись на пиво, на что мрачное лицо с фингалом и русский гой весело ответили: "Нам больше достанется". Наконец они начали рассуждать о мощи России, один из них был выходцем из Рязани как оказалось, а усач приезжим из Пскова строителем Иваном Костровым.
— Вот смотри, еврей... — едва шевеля языком и покачиваясь на стуле обращался ко мне Иван Костров — если только русский захочет, он вас евреев вытравит из Кремля вот так!
И Иван показал свой огромный белый русский кулак размашисто стукнув им по столу.
— Так мы вас победим, если будете шалить... против русского народа. Понял, еврей? — я одобрительно кивнул улыбаясь на пьяный бред русского гоя.
Мрачный фингал увидел кулак своего друга тоже необычайно оживился.
— А если мы — клюя носом стол начал реветь Рязанский мужлан, как будто призывая всех своих собратьев в бой — если нас... нас не будут больше устраивать ваши делишки, еврей... мы вас... вот так поставим на место.
И гой достал из куртки небольшой раскладной ножик, раскрыв его и вогнал со звериным ревом в стол.
— Понял как чем мы вас победим? Смотри у нас, еврей! И своим передай, чтобы держали себя в рамках!
Последние слова мужика с подбитым глазом, которого звали Сергей Бурый, он говорил языком на который словно повесили пудовую гирю, его собутыльник смотрел невидящим взглядом на нож воткнутый во стол и казалось довольный услышанным засыпал. Видя их невменяемость я встал со стола и подошел к барной стойке купив еще одну бутылку водки. На тот момент моя голова была настолько светла, а мысли ясны, что я уже не сомневался, что знаю тайну русской души, мне стало предельно ясно как сломить дух русских гоев.
Я взял бутылку водки и подошел к столу двух пьяных друзей.
— А знаете как мы вас победим, гои? — спросил я у своих новых знакомцев.
Рязанец дремал, а усач оживился и воскликнул визгливо: "Что такое? Как, еврей?!"
Я размашисто поставил на стол между ними бутылку водки и не проронив ни слова направился к выходу из бара. Мое увлекательное путешествие в мир гоев подошло к концу.
Оценили 2 человека
2 кармы