Слово из пустоты

В шесть лет в театре на Таганке я видел Валерия Золотухина в роли Гришки Отрепьева. На кассетном магнитофоне «Электроника» я слушал Виктора Цоя и Игоря Талькова, когда оба были ещё живы. Отец рассказывал мне о случайных встречах с Высоцким в 70-е, жившим неподалеку, когда я ещё толком не знал, кто это.

В восемь лет я был на концерте Nazareth в спорткомплексе «Олимпийский».

В начале 90-х читал ещё никому не известного Виктора Пелевина («Принц Госплана») в компьютерном журнале со стершимся из памяти названием.

В 2003 году в знаменитом бункере на 2-й Фрунзенской я был на премьере первых роликов Епифанцева, обрамленных поэтическим вечером Алины Витухновской. Эдуард Лимонов в это время ещё находился в заключении после неудачной попытки поднять восстание в Казахстане — до моего с ним знакомства оставалось еще более трех лет.

В том же году в павильоне «Ультра.Культуры» в Ту-154 на Книжной выставке на ВДНХ мы пили огненную воду с Ильей Кормильцевым, а он рассказывал историю создания «Скованных одной цепью».

Зачем нужны эти флэшбеки? Просто пытаюсь нащупать тонкие нити сопричастности, связывающие меня с той маняще-неопределенной сущностью, обозначаемой как «арт». Зачем?

Дмитрий Александрович Корчинский писал: «Когда тебе скажут: "Это философ" — спроси, по какой статье он сидел? Когда скажут: "Это поэт" — спроси, где он воевал?». Находясь в вакууме, достигнуть которого не в каждом ашраме удастся, я вымещаю на бумагу часть того, что обнаружил в темных закоулках внутри себя. В итоге, неожиданно получилась книга (спасибо Эдуарду Лимонову, Андрею Фефелову и издательству «Центрполиграф»). Часть из того, что вошло в книгу, в сыром, недопечённом виде, размещено здесь. Но повести про Донбасс / плен, рассказов про блокаду, заполярный интернат для экспериментов над детьми, жизнь старенького юго-«фольксвагена» на задворках авторазбора и многого другого там нет. А на бумаге есть. Бумага вообще облагораживает Слово, делает его солиднее.

Депривация ощущений, неизбежная в изоляции, позволяет осмыслить накопленный ворох информации, разложить все по полочкам и каталогизировать. Разобраться в своих ощущениях, воспоминаниях. Пройти курс самопсихоанализа (никогда не понимал, как столь серьезное дело можно отдавать кому-то на аутсорс, ведь нет никаких гарантий доверия). Рефлексии. Детство. Я совершаю экспедицию внутри себя, освещая факелами самые укромные внутренние уголки, провожу археологические раскопки в памяти. Все это порождает некие образы, истории, которые хочется записать и рассказать. Это мой первый опыт. Проба пера. Нащупываю стиль, пытаюсь учиться. Это вызывает кратковременный выброс энтузиазма в кровь и вырывает из густого безразличия, которое захлестывает меня всю жизнь.

Пожалуй, заглядывая сегодня внутрь себя, могу сказать, что вкус к политике померк. Слишком сиюминутно. Но всё это был интересный и полезный опыт, который я намереваюсь облечь в художественные образы. Попробую кормить свои амбиции литературой. Писать мне хотелось с раннего детства (были и детско-юношеские опыты), но всегда остро ощущал нехватку материала, впечатлений. А теперь они есть. Как и время всерьез осмыслить литературное наследие XIX - XX веков. Многим бы хотелось, чтобы я утонул в унынии / сгинул в забвении. Они считали, что раз я убран в шкаф покрываться пылью, то, значит, навсегда вырван и из контекста. Это ошибочное мнение людей, слишком укорененных в «здесь и сейчас». Вот этой книгой я и доказываю его ложность.

Мне интересны отзывы как положительно расположенных людей, так и тех, кто негодует от одного факта существования моих буковок, доступных в паблике. Отправить мне свое мнение или уточнить мое видение можно через интернет-сервис ФСИН-письмо.

***

Введение Ильи Горячева к его книге «Тьма Кромешная»

Все собранные в этой книге тексты написаны в тюрьме. Все они родились в самом настоящем застенке с решётками, железными дверями без ручек и прочими соответствующими атрибутами. Да-да, в таком унылом месте напечатанные здесь слова обросли плотью. Наполнились смыслом. И из мёртвого скопища букв превратились в одушевлённые истории. Причём все они handmade. То есть, написаны по старинке — от руки, на листе бумаги.

Франц Кафка писал: «Тебе не надо выходить из дому. Оставайся за своим столом и слушай. Даже не слушай, только жди. Даже не жди, просто молчи и будь в одиночестве. Вселенная сама начнёт напрашиваться на разоблачение, она не сможет иначе, она будет упоённо корчиться перед тобой». Истинно так. Полностью согласен с Мастером.

В пустоте, наполненной лишь давящей тишиной, истории целыми абзацами просачиваются в мозг откуда-то с той стороны. Достаточно легчайшего толчка и ты видишь, как из тумана небытия начинает выплывать новый сюжет, постепенно проявляющийся во всё более мелких деталях и подробностях. Например, «Волонтёр» родился из фотографии нацболов-добровольцев на Донбассе, опубликованной в газете. А «Потеряшка» из слова «безысходность», выхваченного ухом из сумбурного радиопотока. Я подумал, — «Это же отличное название для какого-нибудь заброшенного полустанка!». И тут же вспомнил железную дорогу на Мокрой Гори в поместье Неманьи Эмира Кустурицы Кустендорф, что снималась в его фильме «Жизнь как чудо».

Я верю, что все тексты — рассказы, письма, статьи и прочее — уже написаны во вневременной вечности и хранятся в её архиве, автор же может лишь выяснить уже когда-то написанное. Потому я вижу свою задачу в том, чтобы услышать как можно чётче послание из вакуума, чтобы изложить услышанную историю возможно ближе к изначальному оригиналу.

Одновременно, эти истории — причудливая смесь обрывков снов, остающихся в памяти после пробуждения, и строк из черновиков писем. Слепок ощущений, психического состояния, фиксируя которые я стараюсь противостоять ментальной деформации, практически неизбежной в изоляции. Воспоминания, ощущения, страхи, чаяния — всё это я стараюсь смешать воедино и выместить вовне. Зачем? Просто каждое утро я ощущаю, что превращаюсь в точку и мне приходится снова и снова искать в этом «дне сурка» какой-то смысл, который объяснит мне, а зачем, собственно, дотягивать до вечерней команды «отбой!».

Слово — носитель психической энергии, формирующее окружающее нас пространство. А каждый рассказ под этой обложкой — это кирпичик, слепленный из слов. Из них я надеюсь вымостить мою дорогу из жёлтого кирпича, приблизиться хотя бы на несколько шагов к желаемому комфортному образу будущего.

Хочу поблагодарить Татьяну, терпеливо расшифровывающую мои закорючки, Эдуарда Лимонова, оказавшего неоценимую моральную поддержку и помощь в поиске издательства, Дариму Хвостову и весь коллектив «Центрполиграф», решившихся издать эту книгу, Андрея Фефелова и Андрея Смирнова из газеты «Завтра», предоставивших их площадку для «тест-драйва» моих тестов, а также всех близких и друзей, поддерживающих мою бодрость духа все эти годы. Без всех этих людей эта книга не появилась бы на свет. Хочу сказать огромное спасибо им всем. Отдельно хотелось бы выразить благодарность тем людям из тени, что не мешали работать над этой книгой и не препятствовали её изданию.