Всем нам свойственно преклоняться перед великими людьми, и это замечательная черта. Ведь в героях мы обычно видим воплощение наших лучших стремлений, наших идеалов. В отрочестве моё воображение захватил Спартак, я беспредельно восхищался вождём рабов, восставших против могущественного Рима; потом моим героем стал сын кузнеца, который жил двумя тысячелетиями позже в грязном промышленном городке на берегу Делавэра.
В юности я совершил паломничество в Филадельфию и с благословением приблизился к трибуне, с которой выступали мои прославленные соотечественники — Джордж Вашингтон, Томас Джефферсон, Бенджамин Франклин. Я глубоко чтил гордого, одинокого титана Тома Пейна, автора «Прав человека». Его памфлеты Джордж Вашингтон приказывал читать своим солдатам, чтобы поддержать их боевой дух, когда они, оборванные ополченцы восставших колоний, стояли в снегах Вэлли-Фордж против прекрасно обученных и вооружённых наёмников короля Георга.
Меня воспитали образы героев. Хорошо, когда у молодёжи есть герои: они помогают ей стать на голову выше. Сейчас трубадуры правящего класса пытаются одурманить народ и усыпить его сознание культом антигероя, культом человека-зверя. Наша молодёжь вскормлена растленной официальной культурой, которая отказывает человеку в разуме и доброте и представляет его лишь сосредоточием низменных инстинктов, своекорыстия, алчности, ради которых это коварное существо не останавливается ни перед чем, даже перед убийством. Выходят книги, где доказывается, что жажда собственности и страсть к убийству у человека в крови. На нас буквально обрушился шквал подобных сочинений, которые написаны явно с преступной целью, подрывающей сами основы общества: погасить огонь гуманизма, отнять у человека идеалы, задушить его порыв к свободе именно теперь, когда рука уже написала на чертогах капиталистических владык приговор судьбы.
Я прожил уже большую часть моей жизни, причём около сорока лет отдал борьбе за права человека, в которую включился в 1939 году, и могу с искренним убеждением признаться, что самое большое влияние на мои мысли, на мои поступки, на формирование моего характера оказал Владимир Ильич Ленин. То же самое могли бы сказать о себе миллионы людей, живущих в разных концах земного шара, я в этом уверен. Даже здесь, в Соединённых Штатах, в этой цитадели империализма, я не одинок.
Ленин. Страстный борец, пламенный революционер, которому человечество в первую очередь обязано десятью днями, потрясшими мир, создатель первого в истории государства рабочих, которое вот уже несколько десятитлетий твёрдо идёт вперёд ленинским курсом. Я вижу его как живого, вижу человека, который с юности готовил себя к избранной им деятельности — к деятельности революционера, человека, который подчинил своей цели все свои мысли, все стремления и чувства, который отсекал от себя всё, что могло бы отвлечь его от борьбы — а ведь он так любил музыку, так увлекался шахматами, — который отдал все силы своего могучего духа борьбе за освобождение человечества. Вы скажете я преувеличиваю? Нисколько. Ленин был величайший из гениев.
Сейчас некоторые наши крупные деятели страдают гипертрофированным эго, это их ахиллесова пята, — Ленин же даёт нам высокий пример скромности и простоты, самоотверженности. Никогда не забуду его высказывания, что истинному коммунисту невыносимо думать о том, как дети терпят лишения — будь то дети Буэнос-Айреса, которых он никогда не увидит, или его родного Петрограда. Вот высшее проявление самоотверженности, самоотверженности гения, который всего себя посвятил своему народу, всему человечеству.
Ленинское бескорыстие и помогло мне понять его характер. Оно же помогло мне понять, почему имя Ленина и его образ живут в сердцах советских людей, которые идут начертанным им курсом.
Я прожил два года на революционной Кубе, с 1961-го по 1963-й, и видел собственными глазами, какую огромную, поистине неоценимую помощь оказывал советский народ людям, которые жили в другом полушарии; я видел советские суда , которые привозили им технику, трактора, горючее, продукты, потому что простых советских граждан волновала судьба кубинских детей, судьба народа Хосе Марти, им были дороги их кубинские братья, с которыми они, вероятно, никогда не встретятся, но которые ведут героическую борьбу за право жить по своему выбору — за право строить социализм...
На меня, американца, Ленин оказал поистине колоссальное влияние. Я горжусь и радуюсь, встречаясь с людьми, которые пожимали руку Ленина, слышали его голос, разговаривали с ним, видели комнату, в которой он жил. Некоторые из этих людей мои близкие друзья. Из их рассказов складывается образ человека гигантского ума, великой силы духа, кристальной честности, причём человек этот держал себя так скромно, что его вполне можно было принять по виду за простого рабочего...
Думая о влиянии Ленина на меня и на других людей, я часто вспоминаю героя-добровольца Интернациональной бригады Джона Куксона. Однажды ночью во время боя под Мадридом он с улыбкой рассказал мне, что в армию борцов против Франко его «завербовал» не кто иной, как Ленин. Вот как это случилось. Куксон учился на физическом факультете Висконсинского университета, но, как и большинство американцев, отнюдь не сочувствовал социализму и не испытывал дружеских чувств к Советскому Союзу. А имя Ленина вообще звучало для него как анафема.
Однажды он наткнулся на него в каталоге трудов по теории познания. «Что за чёрт, какое отношение имеет к гносеологии этот большевистский злодей? Я представлял его себе чем-то вроде беса с рогами и копытом. Меня разбирало любопытство. Я взял его книгу — это был «Материализм и эмпириокритицизм» — и, вернувшись в общежитие, начал читать. Я читал, не отрываясь всю ночь, всё утро и проглотил её за один присест. Я был потрясён и кинулся читать все произведения Ленина, которые были в библиотеке и потом в магазине левых издательств».
Когда Куксон заканчивал свой факультативный курс самообразования, началась война в Испании. Он связался с организаторами Интернациональной бригады и вступил в ряды добровольцев. (Вместе с полутора тысячами американцев он погиб в Испании на полях сражений.)
А сколько в Америке таких, как мы, кто их сосчитает? Кому придёт в голову составлять списки, перечислять имена? И всё равно я могу с полным правом утверждать, что их ряды — вернее наши ряды — достаточно сильны и что мы повлияли на ход истории. Ведь недаром же я сказал в самом начале этого небольшого очерка, что те кто читал Ленина, кто был знаком с ним лично, стоят на голову выше всех остальных. Когда говоришь о его учении, само собой напрашивается определение — непобедимое.
Оценили 3 человека
7 кармы