СОЛДАТ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ

Документальная повесть, основанная на реальных событиях и записанная со слов их участника. Светлой памяти Иванникова Никиты Федоровича посвящается.

1. Детство и юность Никиты

14 сентября 1892 года в селе Никольское Тамбовской губернии родился «в рубашке», но уже сиротой мой дед Никита Федорович Иванников. Осиротел Никита когда в июле того же года его отца Федора унесла в известковую яму холера, свирепствовавшая в ту пору в Центральной России.

Сиротство Никиты было горьким; ему еще не исполнился год, как его мать - 22-летняя вдова Аксинья - вынуждена была отдать ребенка на воспитание в семью своего отца в село Бараново, так как сама продолжала жить в с. Никольском и батрачить на семью покойного мужа, где малый ребенок был только обузой.

В семье деда Никите жилось несладко, зачастую он голодал только потому, что его забывали покормить, а две родные тетки не скупились на тумаки и побои, на что дед никак не реагировал, напротив, - принимался ругать ребенка. Аксинью Никита видел только по большим церковным праздникам, когда та приходила пешком за 18 верст из с. Никольское в с. Бараново проведать сына.

Когда Никите исполнилось четыре года к Аксинье посватался 45-летний вдовец с шестью детьми от первого брака Меньшиков Никита Ефимович из с. Орловка Екатеринославской губернии. Меньшиков считался зажиточным крестьянином, поскольку имел 90 десятин земли, 30 лошадей и добротную усадьбу. Сыграли свадьбу не мешкая, и молодые отбыли в Орловку, оставив Никиту на попечение деда. И только через год, когда Никите минуло пять лет, его «на перекладных» привезли матери в Орловку. Но в большой семье отчима, состоящей из 21 душ, ребенка встретили неприветливо. К тому же отчим оказался пьяницей и жестоко избивал Аксинью на глазах у Никиты. Как только Никите исполнилось восемь лет, отчим нашел способ избавиться от пасынка и отдал его в обучение на четыре года бесплатно, как тогда говорили «в люди», к двоюродному брату Аксиньи Тимофею Васильевичу Савенкову из той же Орловки.

В летние месяцы Савенковы занимались столярным, плотничьим и жестяным ремеслом, а зимой они сапожничали. Ремеслам Никита учился в перерывах между тяжелой батрацкой работой. Ему приходилось мыть полы и посуду, убирать навоз за коровами и задавать им корм, а по ночам нянчится с младенцем хозяев. На протяжении четырех лет ругань, пинки, побои, изнурительный труд сопровождали детскую жизнь Никиты. Единственным просветом была сельская приходская школа, куда Савенковы отдавали Никиту в декабре, как только становилось меньше работ по хозяйству, а забирали через два месяца, - в марте, как только начинались работы в кузнице.

В школе Никита с первых же дней научился читать, писать и считать; тетради его были образцом чистоты и опрятности; прекрасная память помогала ему запоминать стихи и молитвы. В школе Никита впервые столкнулся с социальным неравенством, проявлявшемся в высокомерном отношении к нему ровесников, считавших унизительной для себя дружбу с батраком и сиротой. Однако, это не помешало Никите за две зимы оторваться в обучении от своих сверстников далеко вперед.

Спустя четыре года зять Аксиньи Ефим Михайлович Савенков, подрядчик двух угольных шахт и хозяин большой мясной лавки, сговорил её отдать 12-летнего Никиту в батраки в город Сулин для работы на угольных шахтах. Дело Ефима Михайловича процветало и давало большую прибыль. Однако, рабочим Савенков платил мало: взрослым по 10 рублей в месяц, а подросткам всего по 25 рублей в год, из которых большую часть высчитывал за продукты, взятые работниками в его же лавке. В первый же день по-приезду Ефим Михайлович определил Никиту коногоном в шахту, где он гонял «козы» (вагонетки) из штольни, расположенной на склоне горы, на завод вниз. Совершая многократные спуски и подъемы за 12-часовой рабочий день Никита, так уставал, что к концу дня валился с ног.

Через девять месяцев работы на шахте появилась Аксинья и забрала Никиту в Орловку, чтобы отдать в батраки к родственнику отчима - Меньшикову Василию, бывшему солдату, где мальчика поджидал тот же тяжкий труд, тумаки и брань.

В 70-80-х гг. 19 в. через Башкирию протянулись первые железнодорожные ветки, в край устремилась волна переселенцев. Когда Никите исполнилось 14 лет, отчим Меньшиков с семьей переехал в село Натальевку Уфимской губернии, где купил 90 десятин земли, 2 дома и довольно много скота. Никите отчим обещал платить за работу в хозяйстве по 20 рублей в год, как наемному подростку-батраку, но слова своего не сдержал, так как пьянствовал, стал разоряться и влезать в долги. Через 3 года отчим вновь все распродал и переехал на хутор Катаргина в той же Уфимской губернии, где на оставшиеся деньги купил только 70 десятин земли. Здесь Меньшиков привел свои дела в полный упадок и окончательно разорился.

С 19 лет Никита перестал батрачить на отчима и пошел работать к Катаргиным задавальщиком на паровой молотилке, где проработал год до призыва в армию.

2. Служба в армии

Летом 1912 года на доме старосты в хуторе Катаргина Уфимской губернии был размещен для всеобщего обозрения императорский указ о призыве на действительную службу. Призыв на службу производился в селе Киргиз-Мияки , где собралось около 200 рекрутов. Отбор производился по жребию: рекрут, вытянувший нечетный номер должен был идти служить. Никите выпал 91-й номер и судьба его была решена – он шел служить. К тому же он оказался «лобовым солдатом», то есть не имел абсолютно никакого имущества, не держал на иждивении никаких родственников. Из Киргиз-Мияков рекрутов направили в Белебей к военному начальнику, где всем выдали по 25 копеек суточных. Затем с провожатым унтер-офицером рекруты выехали на поезде в Екатеринбург. Всю дорогу до Екатеринбурга рекруты пили водку, играли в карты, пели песни и травили байки. В вагоне заливалась балалайка. Так незаметно приехали вечером в Екатеринбург. Пришли в казармы 195-го Оровайского полка , где рекрутам раздали суп, а после ужина приказали спать.

На следующий день всех рекрутов остригли и выдали обмундирование. Солдатская жизнь началась со строевой подготовки. Вскоре перешли к изучению винтовки и стрельбы из неё, для чего солдатам выдали патроны и повели на стрельбище за 12 километров от города, в сосновые леса.

Никита оказался блестящим стрелком. Он не сделал ни одного промаха и вскоре был объявлен почетным стрелком Оровайского полка, за что получил денежное вознаграждение целых 7 рублей, что по тем временам было хорошими деньгами. Товарищи смотрели на него с явным уважением.

Служба была нелегкой. За день солдаты очень уставали и в 11 часов ночи с наслаждением вытягивались на койках. За все время Никите пришло только одно письмо из дому, написанное рукой отчима, поскольку Аксинья была неграмотной. Из письма он узнал о рождении сестры Макриды.

Наступил 1913 год, который ознаменовался трехсотлетием дома Романовых . В Оровайском полку к этому событию готовились основательно: в казармах была устроена генеральная уборка. Солдаты мыли полы, перетряхивали матрацы, чистили и драили все подряд с большим рвением, которое подогревалось обещанием командования выдать каждому по полбутылки водки, по караваю хлеба и по рублю денег. Между тем в солдатской массе уже начинал потихоньку бродить хмель революции.

3. Первая мировая

Первая мировая война для России началась внезапно. 28 июня раздался выстрел Гавриила Принципа в Сараеве, и уже 30 июля 1914 года по настоянию министров С. Д. Сазонова и В. А. Сухомлинова и начальника генерального штаба Н. Н. Янушкевича в стране была объявлена мобилизация. Спустя два дня посол Германии объявил России войну. Обеим сторонам война виделась скоротечной. Российский генштаб отвел на ведение военных действий всего полгода. План германского генерала Шлиффена и его преемника Мольтке-младшего также предполагал победоносное завершение войны в течение нескольких недель.

Утром 1 августа 1914 года на улицах Екатеринбурга раздались истошные крики газетчиков:

- Есть телеграмма! Германия объявила войну! Объявлена мобилизация!

Эта весть всколыхнула все воинские части. В Оровайском полку все зашевелились, заговорили.

- И мы пойдет воевать, братцы! – кричал перед строем поручик.

- Дадим жару германцам! – кричали одни из солдат.

- Как бы не пришлось самим пятки салом смазывать! – говорили другие.

В Оровайском полку была объявлена мобилизация. С этого момента занятия усилились. Стали поступать многочисленные пополнения рекрутов. Вскоре Никите дали звание ефрейтора и поставили обучать новобранцев, которые через месяц подготовки маршевыми ротами отправлялись на австрийский фронт.

20 августа 1914 года Никите прицепили нашивки младшего унтера, приказали дать присягу на верность Царю и Отечеству и тут же с маршевой ротой отправили в теплушках на австрийский фронт.

Не доезжая до станции Аксеново, Никита и два его товарища сговорились уйти «в самоволку», чтобы простится с родными. Они на ходу спрыгнули с поезда, сорвали нашивки и обходными путями отправились по домам.

Дома Никита повидался с матерью и крошечной сестрой Макридой, а также узнал, что за три года службы обещавшая его ждать из армии девушка Катерина Катаргина вышла замуж за мельника. Так что через неделю Никита собрал друзей, и они отправились в Самару продолжать службу. Сначала все шло хорошо: никто беглецов не останавливал, никто не задерживал. Но под Кинелью они налетели на патруль. Беглецов сняли с поезда и привели в запасной маршевый батальон, где их допросили.

- Мы из маршевой роты, отстали от части. Едем на фронт, отвечали на вопросы беглецы.

Этого объяснения было достаточно и беглецов оправили в Самару. Там был сформирован военный маршевый эшелон, который в начале сентября 2014 года взял курс на Киев. С Киева эшелон направился на Новоград-Волынский , где простоял полтора месяца. Там солдатам выдали новое обмундирование, так как прежнее большинство из них промотало. В Новоград-Волынске полтора месяца солдаты занимались тактикой, свободно расхаживали по городу. Никите было присвоено звание взводного командира.

Когда эшелон тронулся-таки в середине октября 2014 года из Новоград-Волынска, Никиту назначили старшим вагона. Однако, через сутки пути у него заболело горло, поднялся сильный жар и пропал голос. Никиту сняли с поезда на ст. Олевск и положили в госпиталь. Ангина оказалась злокачественной. Никита выздоровел только через полтора месяца, после чего его направили в г. Овруч на медкомиссию, где медицинский военный начальник признал его годным к службе. И в начале декабря 2014 года Никита примкнул к новой команде. Солдат разместили в вагонах поезда, идущего на Жмеринку . Пока ехали среди солдат шли нескончаемые разговоры о предстоящих сражениях на фронтах.

- Везут нас, братцы, как скотину, на бойню! Попадем мы в самое пекло!

- Двум смертям не бывать, а одной не миновать, - философски отвечали другие.

Проехав Жмеринку и Хмельницкий, в селе Польный Алексинец (укр. Пільний Олексинець) , простояли все три зимних месяца: с декабря 2014 по февраль 2015 года. Разместили солдат по квартирам. С фронта доходили тревожные слухи. В Алексинце солдаты днем занимались тактикой, а вечером, в свободное от службы время, собирались группками по квартирам и обсуждали один и тот же, тревожащий всех, вопрос: «За что и за кого воевать?». Этого не понимал никто. Правда, был среди солдат некто Мишенин, который агитировал за революцию и против войны:

- За что нам воевать? За батюшку-царя и его прихвостней! Мы кроме рабочих рук и цепей ничего не имеем. Нам защищать нечего и воевать не за что. Верно я говорю, братцы?

- Верно, верно! - кричали одни.

- Штунд ты, неверующий, - отвечали другие.

Были и такие, которые с сомнением качали головой, насмешливо улыбались и уходили прочь, не вступая в спор с Мишениным.

В марте 1915 года солдаты были переброшены на строительство подготовительной линии окопов на случай отступления русской армии. Солдаты копали промерзшую землю и забивали в нее колья. Каждому нужно было забить в день по 340 кольев. Так работали на окопах до лета. День ото дня и без того скудное питание солдат саперный прапорщик ограничивал в случае невыполнения ими нормы по кольям. В июле 2015 года измученные, оголодавшие и обозленные солдаты избили саперного прапорщика до потери сознания. И уже вечером прибыл приказ из штаба – всю провинившуюся роту отправить на передовую линию фронта в 10-й Финляндский стрелковый полк в составе новой 11-й Армии под командованием Щербачева Дмитрия Григорьевича.  

Утром рота примкнула к другим маршевикам и двинулась на фронт. Шли все время по шоссе с короткими привалами. Дорога вилась по безлесной равнине. На границе Австро-Венгрии с Россией у местечка Гусятин роту встретил командующий XXII армейским корпусом генерал-барон Фон-Бринкен , который высказал солдатам единственное пожелание:

- Не сдавайтесь в плен, солдаты! Крепко воюйте с немцами!

В штабе дивизии роту встретил дергающийся щуплый генерал, который прокричал:

- Мать вашу перемать! Солдаты, если будете сдаваться в плен, делать самострелы в руку или в ногу, сам лично буду передавать вас военно-полевому суду.

На ночь солдаты разбили палатки в лощине, маскировавшей русские позиции на этом участке фронта. Где-то вблизи грохотали орудия, в небе светилось багровое зарево. Большинство солдат молчали от усталости, кто-то молился, кто-то тихо переговаривался:

- Хотя бы нам в плен попасть немятыми…

- Не на то оно идет, чтобы ты немятым остался, отвечал на это другой.

- Человека, ведь, убивать грех, даже если он немец.

- Конечно, человека убивать грех, а солдата не грех. Пока человек не получил обмундирования, то убивать его грех. А как одели его в солдатское, - тогда не грех.

Вскоре голоса умолкли, все заснули крепким сном. На утренней заре, свернув палатки, двинулись в штаб полка, который находился в 12 километрах от штаба дивизии. Через два часа были на месте и лицезрели своего командира - здорового, краснолицего полковника Рутендорфа.

- Русские солдаты! Защищайте веру, царя и отечество! – таким словами Рутендорф встретил пополнение.

После этого все были размещены в окопах, разбиты по ротам. Командиром Никиты оказался немец-прапорщик Рыкман, а его заместителем был русский прапорщик Заикин. Тут же среди солдат, словно шелест осенних листьев, понеслось в окопах:

- Как же мы будем с немцем воевать, если нами немцы командуют? Ведь продадут не за понюшку табаку!

- Они русские немцы, а не германские.

- А может быть донские или голландские, - съехидничал кто-то.

Постепенно солдаты освоились с обстановкой. Привыкли к свисту пуль и орудийным залпам. Иногда вслед летящему снаряду солдаты даже смеялись:

- Мать честная! Гляди куда полетел нас искать.

Июль 1915 года прошел в Галиции в боях местного значения, зачастую весьма жарких. Продолжая отступление в Восточной Галиции, 11-я армия Щербакова включала в себя XVIII, VI, и XXII армейские корпуса. В начале июля Щербачев осуществлял медленный отход с Золотой Липы на Стрыпу, отбиваясь от Южной германской армии.

В начале августа наступило затишье, оказавшееся, однако, кратковременным. 14 (27) августа 2015 года I австро-венгерская армия повела наступление от Луцка в обход правого фланга 8-й армии, тогда как II армия нажала по ее фронту от Зборова, направив удар на наш VIII армейский корпус. Одновременно Южная германская армия генерала А. фон-Линзингена повела наступление на нашу 11-ю армию под командованием генерала Щербачева.

Днем обычно царило затишье, ночью же беспрерывно била тяжелая артиллерия. В ту минуту, когда был отдан приказ о переходе на первую линию обороны, поднялся такой ураганный огонь, что все кругом завыло, загудело, так что не было слышно человеческого голоса. За ночь роты передвинулись. Впереди теперь тянулись бесконечные проволочные заграждения и минные поля.

На следующее утро солдаты молча сидели в окопах, задумчиво курили. Каждый находился в напряженном ожидании боя и думал о своем. Прапорщик Рыкман притворился контуженным. Он замотал голову бинтами и на первой линии наступления его не оказалось. Командовал солдатами прапорщик Заикин. В час дня русские начали артиллерийскую подготовку. Беспрерывные залпы орудий слились в сплошной гул. Прапорщик Заикин, наблюдавший в бинокль за позициями противника, видел столбы пыли и бурого дыма, но сами немцы молчали. Наконец над русскими позициями взвилась ракета, прапорщик Заикин отдал команду: «К атаке!!!» и первым рванулся вперед. За ним пошло в бой первое отделение и в несколько секунд окопы опустели. Никита помнил только, что первый прыжок из окопов он сделал словно во сне. Он бежал за командиром, а кругом кричали и падали солдаты. Первый свой выстрел в немца он сделал с невыразимым отвращением.

После боя рота не досчиталась 20 своих товарищей. Все солдаты отказались от ужина – пища вызывала рвоту, поскольку существо каждого солдата все еще было объято запахом крови, предсмертными криками и стонами раненых. После первого боевого крещения рота была отведена на двухсуточный отдых. Тут-то и появился снова на горизонте прапорщик Рыкман со своими придирками. Насколько солдаты уважали бесстрашного и честного прапорщика Заикина, настолько они презирали трусливого прапорщика Рыкмана.

По итогам боя 17 августа 11-я армия генерала Щербачева коротким, но могучим ударом у Збаража пригвоздила к месту армию Ботмера, остановив германское наступление. Окопы и укрепления противника были разгромлены. Русские прорвали фронт на пять километров вглубь немецких позиций. А в целом за сутки немцы откатились на 20 километров. Генерал Щербачев отвел свои войска на Стрыпу, но получил приказ из штаба фронта от генерала Иванова отступать на Серет.

25 августа (7 сентября) 2015 года 11-я армия генерала Щербачева перешла в наступление от Серета на Стрыпу (Стрипа) . 10-й стрелковый Финляндский полк пошел уже в свое шестое наступление . Вперед были посланы проволокорезы и связисты, а также саперы для сооружения переходных мостов через Стрыпу. Местность кругом была безлесная. Со стороны немецких позиций, на левобережье р. Стрыпы, были луга, поросшие высокой и густой травой. На правобережье со стороны русских позиций стояла разбитая в боях барская усадьба с бетонированным подвалом. Возле нее еще сохранился фруктовый сад, а у разрушенных стен рос крыжовник. Завязался бой. Полетели снаряды, засвистели пули. Земля, как живая заворочалась и глухо застонала. Прекрасные яблони выворачивало взрывами вместе с корнями. Никита укрылся от артиллерийского огня под бетонным цоколем усадьбы. Понюхав пороху, он стал смелее и находчивее в бою. Вот и сейчас он думал, что до темноты усилия русских продвинуться вперед под шквальным огнем противника будут напрасными. Размышляя таким образом, он машинально рвал и жевал крупные и спелые ягоды крыжовника, росшего рядом с домом.

Так и оказалось. С наступлением темноты русские отступили в свои окопы. Солдаты получили боеприпасы, ужин и этой же ночью опять пошли в наступление. Темнота неба прорезывалась массой осветительных немецких ракет. С обеих сторон грохотала артиллерия. Русские несли большие потери, но сломлены не были. Солдаты настойчиво двигались вперед пока не дошли до первого русла р. Стрыпы . Это было место, где река разливалась на два рукава с небольшим островком посередине. Под градом пуль солдаты пробирались через мостки к острову.

На бегу Никита видел как многие из товарищей падали убитыми в реку; как оторванная у солдата рука повисла на перилах моста, а он продолжал бежать дальше. Никита видел как бежавший впереди всех прапорщик Заикин вдруг застыл и безжизненно упал в воду. Заикина тут же заменил командир первого взвода, а Рыкман по-прежнему скрывался где-то в тылу. Наконец солдаты перешли первое русло Стрыпы и оказались на острове под защитой довольно-таки крутого берега. Многие пытались прорваться наверх, но были сразу же скошены пулеметным огнем. Немцы забрасывали остров гранатами, и он был изрыт взрывами и перепахан по все площади. Шансов выжить в этом бою практически не было ни у кого. 

Лежа под шквальным огнем противника, от которого его защищал только крутой берег Стрыпы, контуженый Никита отбросил в сторону бесполезную винтовку, к которой у него больше не было патронов, и увидел в обрыве несколько нор, наспех вырытых солдатами саперскими лопатками. Из одного такого импровизированного укрытия торчали солдатские сапоги. Никита окликнул:

- Эй, земляк, ты живой?

Не получив ответа, он вытащил солдата и увидел, что тот мертв. Контуженый Никита вполз в освободившуюся нору и в ту же секунду потерял сознание. Утром он очнулся от сильного удара по ногам. Никита вылез из норы и увидел перед собой немцев. Так Никита попал в плен и тогда он еще не знал, какие страшные испытания ему предстоит испытать впереди.

4. В немецком плену

В российской армии имела место чрезмерная засекреченность данных о потерях и плене. Даже сегодня эта тема мало изучена, и мы можем оперировать более или менее приближенными к реальным цифрами, при этом каждая из них требует уточнения.

Военное командование и правительства стран-участниц войны не были готовы к масштабам плена в Европе, которые превзошли самые страшные ожидания. В России ни одна военная или государственная структура к началу войны не имела хотя бы отдела, в задачу которого были бы включены вопросы, связанные с военным пленом. С самого начала войны эта тема в русской печати была полузапретной, а уже к концу 1914 года стала строго подцензурной: любое упоминание о взятых в плен русских солдатах и офицерах строго вымарывалось. Секретный указ Московского градоначальника запрещал любые воззвания в защиту пленных, публичный сбор денег для них и прочее. Расцвела шпиономания – над деятелями Московского комитета помощи военнопленным, одной из наиболее эффективных общественных организаций, был учрежден негласный надзор и даже предпринимались попытки изобличить некоторых его сотрудников в тайной связи с противником. Единственной официальной структурой, которая занималась вопросами военнопленных, было Центральное справочное бюро при Российском Обществе Красного Креста (РОКК) в Петрограде. Но в отношении нижних чинов до конца 1915 года регистрация вообще не велась.

Наиболее сложным периодом в жизни военнопленных в Германии и Австро-Венгрии был первый 1914-й – конец 1915 года: страны не были готовы к приему огромного количества военнопленных и, разумеется, не предполагали, что содержать их придется несколько лет. Сеть лагерей и отделений военнопленных в Германии и Австро-Венгрии сложилась к марту 1916 года . Лагеря военнопленных строго делились на офицерские и солдатские. В первых условия содержания были сносными и даже удовлетворительными. В солдатских же лагерях ситуация была иной.  Из России были запрещены к пересылке в лагеря военнопленных даже сухари. Проблема положения военнопленных в лагерях Европы и России становилась все более болезненной и все чаще выносилась на страницы европейских газет .

Самым тяжелым, из выпавших на долю Никиты испытаний, стал плен. В тот день 25 августа (7 сентября) 2015 года в боях на Стрыпе от русского батальона осталось 84 человека, из них 54 были ранены, а остальные попали в плен. Таким образом, кроме Никиты, в плен к немцам попали еще тридцать человек русских солдат. Их выстроили в шеренгу и перевели с острова бродом через второе русло р. Стрыпы. Вот тут-то и увидел Никита все преимущества занимаемых немцами позиций. Немецкие окопы и блиндажи располагались на высоте, с которой русские укрепления были видны, как на ладони. А близость расстояния позволяла немцам обстреливать русских не только орудиями и пулеметами, но даже запросто забрасывать гранатами. Пленных сразу же вывели на грунтовую дорогу и погнали в немецкий тыл.

Но не успели они отойти и двухсот метров, как по немецким позициям ударила русская артиллерия. Укрывшись в лощине, переждали обстрел. Вечером колонну привели в какое-то еврейское местечко, где охранники заперли русских пленных на ночь в синагогу.

- Ну, мы теперь отвоевались, братцы. Слава Богу, что остались живыми! А плен? На то она и война, что на ней в плен берут. Скоро войне конец и поедем домой, - говорили одни.

- А вот это бабка надвое сказала, браток. Когда эта война кончится, и вернемся ли мы домой живыми - это одному только Богу известно. Плен - это не дома на печи сидеть, - отвечали другие.

- А вот это мы скоро и проверим на своей шкуре, - сказал Никита, заканчивая разговор.

Тогда, в самом начале, Никите еще не хотелось верить, что немцы дошли до такой степени одичания, до такой бессмысленной жестокости, о которой он читал в газетных листках и в брошюрах на фронте. Он утешал себя мыслью, что статьи эти, хотя и содержали долю правды, но были умышленно преувеличены, чтобы влиять на солдат и предотвращать их добровольную сдачу в плен. Однако, судьба заставила Никиту самого пережить нечто еще более ужасное, нежели то, о чем он читал на фронте. Пережить то, перед чем бледнело все прочитанное, ибо он сам видел эти ужасы своими глазами и испытал их на своем бренном теле.

На следующее утро русских пленных повели дальше и через 10 дней колонну привели в лагерь для военнопленных Вадовице . Все обустройство этого лагеря состояло из проволочного забора, как загон для скота. Дело в том, что в начале войны у немцев и австрийцев никаких лагерей для пленных не было. К тому же они считали излишним устраивать русских военнопленных с какими бы то ни было удобствами, поскольку называли русских не иначе как «вшивыми русскими свиньями». Для ночлега под открытым небом русских пленных заставляли рыть ямы голыми руками. У кого не отобрали котелок, тот рыл яму своим котелком. Пленным выдали по два одеяла, соломы никакой не было. Всю неделю русские пленные ночевали по 2-3 человека в яме, согревая друг друга своими телами. В ту пору нередко шли дожди и тогда пленные лежали в воде, а если случался заморозок, то одеяло бралось льдом. Были случаи, когда в яме кто-нибудь просыпался утром рядом с умершим ночью земляком. В Вадовице шесть суток подряд пленных русских солдат по существу морили голодом, выдавая на человека только по одному сухарю в день. 

Спустя неделю, проведенную в летнем лагере для военнопленных Вадовице, Никиту с товарищами погрузили в товарный состав и закрыли наглухо двери вагонов. В каждом вагоне поставили по три часовых. Состав отправился в город Визельбург . Пленных везли в предназначенных для перевозки скота вагонах, пол которых был покрыт слоем навоза. В такой вагон помещалось от 80 до 90 пленных. Переполнение вызывало такую тесноту, что сесть или лечь не было никакой возможности. Пленные в течение всего пути вынуждены были стоять, поддерживая друг друга. Перед отправлением поезда, вагон наглухо запирался, и естественную надобность отправляли тут же в вагоне, пользуясь для этого фуражками, которые затем выбрасывались через маленькое оконце, служившее вместе с тем и единственной вентиляцией. Воздух в вагоне был ужасен. Внутри вагонов распространялось страшное зловоние от испражнений. Люди задыхались и впадали в обморочное состояние, солдаты слабели от голода, многие умирали. Никите повезло больше – он стоял возле узкого оконного люка, в который поступали струи свежего воздуха, и зачарованно смотрел на проплывающие мимо величественные горы и древние замки на их склонах, густые леса.

По прибытию в лагерь для военнопленных Визельбург был объявлен месячный карантин. Всех пленных солдат остригли и побрили, а вещи отправили в дезкамеру. Вместо белья солдатам вернули только обугленные остатки прежней одежды .

На этот раз русских пленных разместили в бараках. Некоторые из бараков были заняты французскими и итальянскими пленными, от которых русские были строго изолированы . Условия содержания русских военнопленных в лагере были ужасающими. На день выдавали по 250 грамм хлеба с опилками и картофельными очистками. Раз в неделю выдавали суп из кукурузной муки. Пленные здесь не работали – ходили, лежали, но голод всех окончательно обессиливал. Каждое утро из бараков выносили не меньше 18 умерших. Всюду говорили только об одном: кто попадет на вольные работы, тот спасен, а кто останется на казенных работах, - тот пропал.

Однажды, по поводу прибытия в лагерь комиссии сестер милосердия и дипломатов из нейтральных стран — Швейцарии, Дании, Швеции, Испании для контроля над положением военнопленных (за русских военнопленных «отвечали» именно испанцы), лагерное начальство свозило всех русских пленных в баню и устроило хороший обед. Но на следующий же день после отбытия комиссии, все вернулось на круги своя.

В конце месячного срока пребывания в лагере Визельбург всем русским военнопленным сделали укол в грудь, якобы «для поддержания сердца», и погнали пешком по направлению к итальянской границе. Более десяти суток до Лайбаха (а это более 500 километров), русские солдаты шли пешком голодные и изнуренные жаждой. За все это время пленным не выдавалось никакой пищи, и они были вынуждены питаться сырым картофелем, брюквою и морковью, вырывая овощи из полей, мимо которых проходили, и подвергаясь за это ударам со стороны конвоиров. И только В Лайбахе пленным выдали по одной банке сардин и дали напиться воды.

 

Из Лайбаха пленных доставили поездом до ст. Сава , а дальше пешком погнали в Юлийские Альпы . Примерно 60 километров пути шли по долине реки Сава. Дорога вдоль реки вся заросла кустарником и ореховыми деревьями. Ночью среди них реяла масса светляков. Спереди грозно надвигались горные хребты, по которым проходил австрийско-итальянский фронт . Так подошли к сказочно красивому озеру Бледское, которое сверкало, как зеркало, в обрамлении гор, а посередине озера высился замок.

Со стороны гор озеро огибала узкоколейная железная дорога. Когда подошли к ней, то услышали приказ:

- Поднять вверх на плато три орудия для австрийской армии.

Среди русских послышался ропот:

- Нас заставляют идти против своих же союзников-итальянцев. Не будем поднимать орудия!

Однако, сопротивляться вооруженной охране было невозможно и пленные, объединенные по 70 человек, медленно и трудно поволокли вверх орудия на веревочных канатах. Подъем орудий продолжался весь день.

Альпийская долина Сочи и Савы отделена пиками Юлианских Альп и перевалом Вршич. Район перевала порос густыми лесами, которые прямо вплоть до конца XIX столетия были полностью непроходимы. Во время военных маневров австро-венгерской армии 1906 и 1907 гг. строился только временный путь с несколькими деревянными мостами, чтобы армия могла переправить тяжелые орудия через Вршич. Ситуация в этой области изменилась полностью в мае 1915 г., когда Италия объявила войну Австро-Венгрии, которая не была готова к этому, так как большинство ее сил было развернуто на Балканах, в Сербии и на Восточном фронте с Россией. Был открыт новый 600-километровый фронт, простиравшийся от швейцарско-итальянско-австрийской границы к Адриатическому морю, с боевыми позициями на словенской территории, на Соче. В этих изменившихся обстоятельствах австрийские инженеры планировали проложить новую, более чем 30-километровую дорогу, которая отличалась дерзкой проектировкой. На ее строительство они привезли вначале первые несколько сотен русских военнопленных, а позднее также итальянцев.

Таким образом, весной 1915 года австрийским командованием недалеко от городка Краньска Гора (на стыке современных границ Словении, Австрии и Италии) был организован лагерь военнопленных для строительства стратегической дороги к фронту. По ней доставляли боеприпасы и технику на австрийско-итальянский фронт. Основную массу военнопленных, посланных на высокогорный альпийский перевал Вршич на северо-западе Словении, составили русские солдаты. Строительство дороги и ее обустройство продолжалось приблизительно два с половиной года.

Наверху высились скалы и зияли ущелья, склоны которых до самых снегов были покрыты лесом.

Военнопленные размещались в деревянных бараках по всей длине запланированного маршрута — от Краньской Горы до Тренты. Русские военнопленные, строившие дорогу, жили в больших, холодных деревянных бараках, стоявших отдельными группами, лагерями. Бараки были выстроены на каменном фундаменте, но они почти не отапливались, так как большей частью в них не было печей. В бараках для военнопленных отсутствовала вентиляция, а освещались они через узкие зарешеченные окна, расположенные почти под крышей, как в конюшнях.

Самыми большими были - северный лагерь - Nordlager - у дороги на север от Эрьявчевого дома, и южный лагерь -Sudlager - в двух километрах от вершины горы Вршич, со стороны Тренты . 

 Русские военнопленные расширяли узкую горную дорогу, шедшую через долину реки Пишница, приспосабливая ее для автомобильного транспорта. Одновременно в разных местах осуществляли различные земляные работы, строили виадуки и мосты, тесали камень. Пленных использовали также в работах по расширению железнодорожной станции в Краньской Горе и в других местах .

Строительством дороги руководил особо отобранный штаб австрийских соединений, а среди инженеров-строителей были в основном немцы из Чехии, а также несколько венгров.

Военнопленные работали без отдыха: взрывали скалы, преграждавшие путь, носили камни для укрепления дорожного полотна, засыпали щебнем, строили и укрепляли опорные стены, расположенные над- и под дорогой, возводили мосты и виадуки. На строительстве дороги пленные превращались в каменщиков и строителей, но прежде всего, в носильщиков и чернорабочих, которые своим потом и кровью метр за метром строили дорогу на Вршич.

И снова началась голодная пытка, так как кормили русских военнопленных плохо, притом, что они ежедневно, с утра до ночи, были заняты на тяжелых физических работах. Пленных заставляли поднимать вверх цемент, железо, бревна. Труд был непосильно тяжелым для изнуренных и ослабленных солдат, которым вместо полноценной еды еженедельно делали укол для поддержания сердечной деятельности.

Пленные ели отбросы, которые находили в мусорных ящиках, хлеб выдавался негодного качества, с примесью опилок. Частыми были случаи смерти от голода. Из-за горных условий, непогоды, холода и влаги среди пленных часто были случаи тяжелых простудных заболеваний и травм. Холод, рваная униформа, нехватка одежды и обуви, скудная пища, примитивные условия жизни в плохо отапливаемых бараках и другие неудобства становились причиной эпидемий и болезней, зачастую кончавшихся смертью .

На строительстве дороги на Вршич были заняты только русские военнопленные, разделенные по 25 человек в группе. Их охраняли двое - австрийский солдат и русский переводчик, по обыкновению, еврей. Последний не работал. Охрана весьма жестоко относилась к пленным, их строго наказывали за малейшие нарушения. Усталого, присевшего отдохнуть русского военнопленного австрийский конвоир вновь подымал на работу ударами палки, приклада и, нередко, штыка, не желавших исполнить работу избивали до потери сознания, а иногда и насмерть.

Никита был очевидцем того, как в лагере австрийский солдат выстрелом из ружья наповал убил русского пленного, который от слабости не мог идти на работу. Не говоря о резиновых палках, хлыстах и нагайках, которыми в изобилии снабжены были наблюдавшие за пленными германские фельдфебели, унтер-офицеры и австрийские солдаты. Применялся целый ряд жестоких наказаний, налагаемых за самые ничтожные проступки, а иногда и без всяких оснований. Пленных лишали горячей пищи, заставляли стоять с поднятыми вверх руками, в каждую из которых вкладывали по 4-5 кирпичей, ставили голыми коленями на битый кирпич, принуждали до полного истощения сил таскать тяжести вокруг барака и т. п. Но излюбленными были наказания, напоминающие средневековую пытку. Военнопленного привязывали за стянутые за спиной руки к вбитому в землю столбу настолько высоко, что ноги едва касались земли. В таком положении подвешенного оставляли в течение нескольких часов, и уже минут через 20-25 кровь приливала к голове, начиналось обильное кровотечение из носа, рта и ушей, несчастный постепенно ослабевал и терял сознание.

Случались драки между военнопленными, когда русские обвиняли итальянцев в затягивании войны, полагая, что последняя «была бы уже закончена, если бы Италия не помогла России». Поэтому когда по дороге гнали захваченных на фронте итальянских военнопленных, русские их ругали, норовя ударить лопатой, так они вымещали на них свою ярость. Австрийским охранникам иногда с трудом удавалось отбить итальянцев от нападок русских, которые считали Италию, объявившую войну Австрии, виновницей в своей страшной участи .

Неумолимая логика войны, жестокость отношений между людьми, дошедшими до отупения всех чувств, изо дня в день сокращали ряды военнопленных. Их жизни уносили не только голод, холод и заразные болезни, но и множество несчастных случаев и аварий на строительстве при взрывах и других тяжелых работах. За эту дорогу они платили своей жизнью, по этой дороге все новые и новые солдаты шли на фронт, а чаще всего - в смерть.

Движение по дороге через Вршич, длиной в 30 км, началось уже в ноябре 2016 года, т.е. до начала зимы 1915 -1916 гг. По дороге тут же начались перевозки разнообразных грузов, необходимых для фронтовых соединений, солдаты же по ней на фронт шли пешком. 

Но русским пленным пришлось работать и дальше. Весь 1916 год, до начала октября 1917 г., велись строительные работы, а также работа по поддержанию дороги в порядке и по ее очистке в сложных климатических условиях высокогорья. Дорогу и подъемник на перевале, снесенные лавиной в марте 1916 г., к следующей зиме передвинули ближе к Присойнику. На южной стороне дороги, с целью защиты от лавин, был построен тоннель, над входом в который пленные сделали надпись - 1916 год .

Никита понимал, что о побеге нет смысла и мечтать: эти скалы, ущелья, горные хребты, снежные лавины и бури в Альпах – верная гибель. Хотя попытки побега были. В одну из ночей сбежало 13 человек, которые направились к итальянцам, но судьба их осталась неизвестной. В другой раз сбежало четверо, но один из них был застрелен преследователями, а троих вернули обратно.

Русские военнопленные своих погибших товарищей хоронили прямо у дороги, символически обозначая скромные холмики деревянными крестами. Время скрыло последние пристанища погибших. Захоронения больших групп погибших военнопленных производились на военных кладбищах в Краньской Горе, в Тренте или в Соче, а также вблизи горных приютов, в поселках Худа Равен, Леме и в других местах.

На более широких участках вдоль дороги на Вршич (на 8-ом и 25-ом поворотах серпантина дороги) были организованы многочисленные больницы и лазареты, несколько полевых госпиталей было и в самой Краньской Горе. Больные умирали в них массами. В войну, при недостатке продуктов питания, а также скромных возможностях тогдашней медицины, больным часто не могли ничем помочь.

 

Русские пленные солдаты хоронили своих умерших товарищей прямо у дороги, поставив на могильный холм православный деревянный крест. Время уничтожило дерево крестов, могильные холмы сгладились и заросли травой, а останки несчастных до сих пор лежат в словенской земле. Тропы, по которым ходят любители гор, буквально вымощены их костями. Всего же за годы Первой мировой войны здесь, в условиях тяжелого климата на высоте более тысячи метров над уровнем моря, от непосильного труда, голода, холода и болезней погибли не менее десяти тысяч человек.

12 марта 1916 года с гор сошла лавина, которая унесла жизни от 300 до 500 человек, расчищавших дорогу . Местные жители захоронили их в братской могиле, а оставшиеся в живых русские военнопленные в 1916‑1917 годах в память о своих погибших под лавиной товарищах построили небольшую деревянную часовню у дороги, где стоял больничный барак (на сегодняшнем 8-ом повороте дороги на Вршич). В дикой красоте Юлийских Альп была построена православная часовня с русскими луковицами куполов. Это был жест уважения к памяти погибших, и в то же время, это было возведение храма надежды в тяжелейших жизненных испытаниях, в которых проверяется истинная человечность.

В одном из самых тяжелых испытаний, которые выпадают на долю человека - в войне, самое главное, чтобы человек сохранил внутреннее спокойствие и собранность, а для этого необходимо, не потерять надежду выжить - телесно, духовно и душевно. Поэтому солдату, чья жизнь постоянно висела на волоске, важно было не только сохранить веру в себя, но и не утратить глубокой веры в жизнь вечную. Военнопленные же - православные русские - собранные здесь, хотели, чтобы прямо на Вршиче находился их собственный храм.

Зимние месяцы для всех участников строительства были самими трудными. В бараках среди гор, при скудной пище и плохом отоплении, мороз до костей пробирал истощенные тела. Когда Никиту перебросили на работу в камнедробилку, он окончательно истощенный и обессиленный свалился в беспамятство. В бессознательном состоянии его отправили в лазарет. Придя в себя, Никита увидел там таких же изможденных военнопленных.

В феврале 2016 года, после выздоровления Никиту вместе с группой русских военнопленных отправили в Триест . Там он впервые увидел море, большой порт, пароходы. Из Триеста военнопленных повезли в Филлах , а затем в Тирольские Альпы к австрийско - итальянскому фронту Первой мировой войны, которая для русских пленных солдат и офицеров продолжилась на огромной высоте в 3900 метров, где разряжен воздух и даже просто находиться здесь тяжело. Линия австро-итальянского фронта прошла как раз в районе Доломитовых Альп.

Подневольный труд около десятка тысяч русских военнопленных использовался австрийским командованием на строительстве фронтовых и тыловых укреплений и коммуникаций, а также в местных фермерских хозяйствах. Поэтому в долинах Пустерия и Веноста, осталось немало мест, связанных с русскими военнопленными, многие из которых нашли здесь вечный покой и были захоронены на военных кладбищах в ряде городов провинции и в других местах , где проходила линия фронта в Тирольских Альпах.

Значительная часть фронтовых коммуникаций Австро-Венгерской армии в труднодоступных высокогорных (свыше 3 000 метров) районах была построена именно силами русских военнопленных, которые возводили здесь горные дороги, подъёмники, железные дороги и другие сооружения, некоторые из которых функционируют до сих пор.

По горным тропам они поднимали на высоту 3 000 метров снаряды, боеприпасы, орудия для огневых точек и площадок австрийской армии. Только русским солдатам оказалось под силу вытянуть четыре 75-миллиметровых орудия на высоту 3 905 м. Одно из этих орудий до сих пор находится на своих позициях — в толщах альпийского льда. Они строили огневые фронтовые и тыловые укрепления, вгрызаясь с ледяные скалы, рыли окопы и горные тоннели. А, когда на один из австрийских бараков сошла лавина – приняли участие в спасательных работах, о чем свидетельствует памятная доска в горах. 

Как русские солдаты, голодные, подчас практически разутые, замерзшие, обессилившие, затаскивали тяжелые грузы весом до 30 кг к австрийским орудиям на горных высотах, обстреливаемых с итальянских позиций, остается загадкой. Трудно описать лишения, которым подвергались российские солдаты. Если итальянцы для подвоза боеприпасов использовали мулов и ишаков, то австрийцы — русских военнопленных. Часто русские находились в одних окопах с австрийцами, и гибли они тоже вместе.

В тяжелейших условиях проявились такие черты русского характера, благодаря которым русские военнопленные оставили о себе в Южном Тироле добрую и прочную память, которая бережно передаётся через поколения и в семейных воспоминаниях, и через воинские захоронения.

В феврале 2016 года в Тирольских горах свирепствовала жестокая зима. Местами выпало до 12 метров снега. Снегом заваливало людей по самый пояс во время ходьбы. Нестерпимый ветер пронизывал насквозь. В таких суровых Никите приходилось расчищать площадки для электростанции и ставить столбы. Работать весь день киркой и ломом не хватало сил, так как военнопленные были до предела истощены и сказывалось высокогорье. Но и стоять без дела было нельзя, поскольку в этом случае люди замерзали насмерть, а их трупы сбрасывали в пропасть, как это произошло с земляком Никиты Никифором Устимичевым.

В конце февраля 2016 года Никита обморозил ноги и, отогреваясь у печки, не почувствовал, что прижег их. Он не смог выйти на работу и через три дня его вместе с другими больными закутали в одеяла и по канатной дороге на стальных тросах спустили с гор в Мера́но . Здесь уже весна была в полном разгаре, альпийские луга пестрели цветами.

Далее Никиту повезли в Триент . Госпиталь в Триенте оказался большим, многоэтажным. Русских поместили на верхнем этаже. Главными врачами здесь были немцы, а их подчиненными – русские пленные фельдшера и врачи. Никиту помыли в ванной, после чего он пролежал в беспамятстве девять суток. Когда Никита уже стал ходить, в госпиталь прислали румынского священника. Было устроено богослужение. Усердно молились бессарабские молдаване, а русские молча стояли и смотрели. Вечерами чех играл на баяне вальсы. На дворе было тепло, все уже цвело и зеленело. Из окон госпиталя были видны горы, покрытые лесом, дома на их склонах и крыши.

 

В конце апреля 2016 года, Никиту выписали из госпиталя в Триенте и отправили в лагерь для военнопленных в Зальцбурге , а оттуда переправили в лагерь Клагенфурт .

В Клагенфурте Никита рыл канавы на строительстве военного завода секретного значения. Поэтому вся комендатура и охрана завода были военными. Работа пленных была очень тяжелой, а питание скудным. Кормили одной кислой капустой и ржавой селедкой. Побеги из лагеря были массовыми. На фоне антисанитарии в лагере свирепствовали болезни. Открылась эпидемия дизентерии и пленные стали гибнуть, как мухи. Наконец явился врач и направил пленных с признаками болезни в госпиталь в г. Клагенфурте, где Никита весь июнь 2016 года пролежал в инфекционном отделении.

В июле 2016 года после выписки из госпиталя Никиту отправили в лагерь Гартенштадт , где условия были настолько ужасными, что ежедневно умирало по 20-25 человек военнопленных. Никите повезло и каким-то чудом его в августе 2016 года перевели в лагерь Брюк-Кирайхида , где поставили работать кучером в обозе. До июня 2018 года Никита перевозил различные грузы, продукты и обмундирование пока с лошадью не случилась беда – она споткнувшись упала и сзади на нее наехала тяжело груженая бричка.

После этого случая Никиту отправили в наказание на работы в конский госпиталь в Вольфсберг , где Никита до сентября 2018 года чистил чесоточных лошадей, сам заражался неоднократно, спал рядом с лошадьми на земле в конюшне, голодал.

В одну из сентябрьских ночей 2018 года Никита не выдержал и решил бежать из плена. Часовой на воротах спал, благодаря чему Никита перелез через стену и под утро пересек весь город, выйдя на шоссе. Опасаясь поимки, Никита свернул с шоссе и долго шел полями и лесами. Натолкнувшись в поле на кучу картофельной ботвы, он залег под нее, решив дождаться ночи, чтобы в темноте продолжить путь. Уже в сумерках на поле появился человек в широкополой шляпе и начал пахать, распевая песни на русском языке. Никита окликнул его:

- Эй, земляк, подойди. Я лежу под ботвой.

- Кто ты такой? - спросил человек.

- Я беглый военнопленный. Нет ли у тебя чего-нибудь поесть?

- С собой нет, но могу принести. Жди здесь и не высовывайся.

Через полчаса он принес Никите два больших куска хлеба и кусок ветчины и пошел пахать дальше по кругу, переговариваясь с ним каждый раз, когда возвращался к куче ботвы. Так Никита узнал, что этот человек тоже русский военнопленный и батрачит на немецкого фермера. Объезжая последний круг незнакомец сказал:

- Прощай, земляк! И счастливого тебе пути.

- Спасибо тебе за все, - ответил Никита.

С наступлением темноты Никита вышел на шоссе и отправился в путь. К утру он наткнулся на большой запущенный сад, нарвал яблок и залег в густой траве на весь день. Блуждая таким образом, через несколько дней, Никита встретился с таким же как он беглецом - Харитоном Спиридоновым из Перми. Харитон оказался хорошим товарищем и дальше они пошли вместе.

Через две недели их все-таки поймали и посадили в арестантскую пристайнц-команды. Шесть суток арестантов морили голодом, избивали и допрашивали, но оба назвались чужими именами. На седьмые сутки их направили на разгрузку составов с лесом на станцию Сава (Санкт-Пёльтен Нижняя Австрия). Работа была тяжелой. Поздним вечером пленные возвращались в бараки голодные, промокшие, измотанные. Некоторые приносили с собой по вязанке дров, которые обменивали на хлеб. Через неделю Никита и Харитон решили бежать из лагеря. Как только немец-охранник отвернулся, они нагнулись и юркнули под платформу. Побежали в конец состава. Они уже перебросились под другой состав, как рядом раздался свист и резкий окрик:

- Русские ауф!!!

В одну секунду Никита и Харитон были окружены немецкой охраной и доставлены к жандармскому офицеру, который неделю выкручивал им руки на дыбе, а затем отправил обоих на расчистку снега на шоссе. Целыми днями пленные работали на холоде, промокшие насквозь они не находили спасения и ночью в холодных бараках.

5. Долгая дорога домой

В один из ноябрьских дней 2018 года, работая на шоссе, Никита увидел, что с итальянского фронта идут и едут немецкие солдаты, летят самолеты внутрь Австрии. 

- Австрияки бросили фронт! Русские, пошли по домам! - кричал Никита, на бегу в лагерь.

Через некоторое время стало известно, что в Австрии революция. В городах все закрыто. Лагерное начальство и командование попряталось. Русские пленные вышли на станцию и сели в вагоны поезда, идущего на Вену. В вагонах было много русин с Западной Украины, которые участвовали в добровольческой гвардии, а теперь возвращались домой. Из Вены поехали в Чехословакию.

- Русские, война кончилась! У нас теперь Чешская республика! У нас теперь радость! – говорили им на разъезде чехи, разливавшие керосин.

Дальше была Польша. В Варшаве комендатура потребовала у русских пропуска.

- Мы пленные, откуда у нас могут быть пропуска? Дайте их нам сами, - сказал Никита.

Поляки пропуска пленным русским выдали, но на Львов их не пустили, так как там шли бои поляков с украинцами. Русских повезли на Луцк и Ковель. После них все дороги были взорваны во время боевых действий. С Луцка пришлось идти пешком 180 км до Киева. В Киеве им встретилась армия Скоропадского, в которой бывших пленных рассчитали по номерам и только каждому десятому дали по куску хлеба. Никите хлеба не досталось.

Затем русские солдаты, возвращающиеся из плена, добрались до Конотопа, где впервые увидели советскую власть, и где царил полнейший беспорядок и разруха. Но Уфа и Самара были заняты белыми и Никита решил идти на Ливны - Орел, где были организованы колонии бывших военнопленных и беженцев. Там Никите советская власть выдала некоторую сумму денег (керенки), пару белья, френч, шапку и теплый пиджак. Обуви не было и Никита остался в деревянных колодках пленного.

В июне 1917 года московский журнал “Русскiй военноплѣнный” писал: “Среди всех страшных трагедий старой русской жизни эта трагедия военного плена – одна из самых тягостных. Военный плен – трагедия по самому своему существу. В новой России – иное отношение к военнопленному ее гражданину. С него решительно снято всякое подозрение, к нему – сострадание, любовь и признательность. Уж не будут скрыты от глаз русского народа его великие страдания, материальные и моральные. Русский народ должен знать во всей полноте и эту жестокую правду. И томящийся там, в германском, австрийском, турецком концентрационном лагере, почувствует, наконец, что не забыт он Родиною, вспомнила она, что дорогой он ей”.

Некоторое время Никита прожил у дяди Прохора в селе Никольском, на родине. Когда через два месяца фронт продвинулся за Уфу и Самару, Никита решил пробираться домой к матери в Уфимскую губернию.

Добравшись к концу 1918 года домой, Никита узнал, что усадьба отчима сгорела, а лошадей у него украли. Ослабленного долгой дорогой, изнуренного пленом Никиту свалил тиф 19 февраля 1919 года, но мать его выходила через полтора месяца. Недаром же он «в рубашке» родился, прошел все ужасы плена и вернулся домой.

После выздоровления Никита помогал старикам в поле и дома. Постепенно организовалась советская власть и Никиту назначили секретарем сельсовета. Пришлось ему и с кулаками бороться, и банды подавлять, а еще с басмачами в Средней Азии воевать. Но это уже другая история. В 1921 году Никита женился на моей бабушке и у них родились двое детей: моя мать и сын Модест, погибший на фронте в 1944 году.

Что можно сказать в заключении? Мой дед достоин памятника за стойкость и мужество русского человека в борьбе за жизнь и справедливость и не только в немецком плену. С самого рождения до самой его смерти он не знал сытой, благополучной жизни, но всегда был стойким и упорно шел вперед, не падая духом, мужественно сражаясь со всеми испытаниями, выпавшими на его долю, как настоящий солдат на поле боя.