Корней Чуковский по данным Российской книжной палаты почти каждый год попадает в пятерку самых издаваемых в России авторов детской литературы, а уж о выходе его книг в СССР и говорить не приходится – все они печатались миллионными тиражами и никогда не застаивались на полках книжных магазинов и библиотек.
Детская словесность, которая так прославила писателя, стала занимать Чуковского, когда у него самого уже появились дети, и он начал сочинять для них занимательные истории. Младшая Маша-Мурочка, «всепонимающий друг», его маленькая муза, прожившая на свете всего одиннадцать лет, стала героиней его сказок «Закаляка», «Чудо-дерево». Написанные в 20-х годах сказки «Мойдодыр», «Тараканище», «Муха-Цокотуха», «Бармалей», «Федорино горе» и «Телефон» пользовались колоссальным успехом и популярностью, выдержали множество изданий.
«Мне и в голову тогда не приходило, что когда-нибудь эти сказки будут печататься миллионами экземпляров и выдержат многие десятки изданий. И что я доживу до поры, когда те дети, для которых эти сказки написаны, превратятся в седых стариков и будут читать их своим внукам и правнукам», - вспоминал впоследствии удивительный сказочник.
Идея создания книги «От двух до пяти» родилась у писателя совершенно случайно: Корней Иванович отдыхал в Сестрорецке под Ленинградом, восстанавливая силы после тяжелой болезни. Лето, пляж, на котором полным-полно малышей, неумолчные звонкие голоса и смех. Слушать разговоры детей оказалось очень интересно, и писатель с головой «ушел в детвору», собирая и систематизируя «лепые нелепицы» малышей – их формирующуюся речь.
Материал множился и разрастался на глазах, блокнотики и тетрадки занимали все больше и больше места в ящиках письменного стола – нужна была систематизация и компоновка текста, который обязательно вызовет интерес у читателей, в этом Чуковский нисколько не сомневался.
«Если бы я обнародовал весь имеющийся у меня материал, получилось бы по крайней мере десять-двенадцать томов».
К подготовке издания в печать Корней Иванович отнёсся со всей серьезностью: прежде всего, обозначил границы возраста, беря в расчет словесное творчество детишек исключительно от двух до пяти лет. Только в этот вроде бы совсем краткий промежуток времени почти каждый ребёнок становится «гениальным лингвистом», на ходу изобретая новые слова и фразы, метко отражающие неизведанный мир вокруг. Затем этот яркий мир собственных образов потихоньку начинает тускнеть, а природная языковая одарённость уступает место принятию основных элементов речи, когда необходимость придумывать что-то самому постепенно сходит на нет.
Дочь писателя Лидия Чуковская рассказывала, что отец постоянно читал детям стихи, поскольку чувствовал, что «такого обострённого чувства ритма, как в детстве, у взрослых не будет уже никогда». Дети и стихосложению вовсе не чужды, рифмованные строчки летят с языка экспромтом, и Чуковский посвятил детям-поэтам целую главу в своей книге, где привел множество примеров ребяческого творчества: «Проводы. Я иду по камушку, Провожаю мамушку». «Стыдливый медвежонок. В углу стоит мишка, Улыбается на книжку. Ему стыдно сказать, Что не умеет он читать».
«Я не лингвист, не учёный», – скромничал Чуковский. По образованию – да, лингвистом не являлся, но законы русского языка понимал как никто другой, и всегда пытался донести до читателей что «своеобразным и выразительным должен быть слог не только художественного произведения, но и научной статьи, школьного сочинения, обычной беседы».
В 1928 году выходит книга «Маленькие дети», которую сегодня мы знаем под названием «От двух до пяти» – только при жизни автора напечатано более двадцати изданий, с постоянными доработками и дополнениями. На свете нет ничего более динамично меняющегося, чем речь ребенка, и Корней Иванович с удовольствием погружался в этот бурный временно́й поток, улавливая и доставая на поверхность все новые и новые формы детского словотворчества.
После того, как первый тираж «Маленьких детей» был успешно распродан, писатель обратился к читателям с просьбой о совместном продолжении проекта. Родители, воспитатели и учителя всего Советского Союза откликнулись на просьбу с беспримерным энтузиазмом: четыре десятка лет по указанному писателем адресу почтальоны ежедневно носили огромные мешки с бесценной корреспонденцией.
«Неосознанное словесное творчество - один из самых изумительных феноменов детства».
Ребенок - «величайший умственный труженик», и он всегда постарается придать словам важный для понимания смысл: не лопатка, а копатка (копает песок), не молоток, а колоток (им же колотят!), вентилятор превращается в вертилятор (потому что вертится). «Ой, я уже намакаронился» (наелся макаронов) – ведь главное, что всем всё понятно, разве мальчик нарушил законы русского языка?
В детской речи Чуковский обнаружил и «драгоценную тягу к установлению связи между отдельными фактами, которая является движущей силой всех созданных человеком наук».Трехлетняя Танюша видит морщинки на лбу у отца и выносит вердикт: «Я не хочу, чтобы у тебя были сердитки». Другая малышка просит маму спеть ей «баюльную песню», потому что мама «баюкает», а слово «колыбельная» девочке вообще непонятно – какие колыбели в XX веке?
Девочка четырех лет услышала песню от взрослой соседки: «Хоть ты сватай, хоть не сватай, Все равно тебя люблю». На следующий день транслирует своей кукле версию: «Хоть ты с ватой, хоть без ваты, все равно тебя люблю». Мать, причесывая свою четырехлетнюю дочку, нечаянно больно дергает расческой волосы и, извиняясь, приговаривает: «Терпи, казак, атаманом будешь!» Вечером девочка, играя с куклой, причесывает ее с очень похожим комментарием: «Терпи, коза, а то мамой будешь!»
Через два года очередной (и очень ожидаемый читателями) тираж «От двух до пяти» задержали по указанию руководителя Главного управления по делам литературы Бориса Волина, который узнал, что автор включил в книгу отрывки из ранее запрещённой поэмы «Крокодила». Сказка Корнея Ивановича «Крокодил» находилась в то время в жесткой опале, партийные критики и редакторы придумали и разнесли в печати термин — «чуковщина», а Надежда Крупская и вообще высказалась очень категорично: «Такая болтовня — неуважение к ребёнку. Сначала его манят пряником — весёлыми, невинными рифмами и комичными образами, а попутно дают глотать какую-то муть, которая не пройдёт бесследно для него. Я думаю, «Крокодила» ребятам нашим давать не надо».
«Я написал двенадцать книг, и никто на них не обратил никакого внимания. Но стоило мне однажды написать шутя «Крокодила», и я сделался знаменитым писателем. Боюсь, что на моем памятнике, когда я умру, будет начертано «Автор „Крокодила“», – сокрушался Чуковский.
Новаторскую поэму попытались спасти: за «Крокодила» вступились известные писатели Михаил Зощенко, Алексей Толстой, Самуил Маршак и Константин Федин – литераторы подписали письмо в Государственный ученый совет о ее «реабилитации». К сожалению, протест не сработал: «Крокодила» запретили на долгие четверть века – его начали печатать только в середине пятидесятых, а его защитников обозначили неблагонадежной «группой Чуковского».
Поэтому книга «От двух до пяти», находясь на хвосте несчастного «Крокодила», оказалась с 1939 по 1955-й под негласным запретом и не выходила наравне с этой эпичной поэмой.
Никто до Чуковского не разговаривал с родителями о детях так искренне и серьезно, без идеологической и политической подоплеки и менторских поучений – это неустаревающая книга о детской душе, и читать ее с удовольствием будут родители всех поколений. Вот такая история.
Детские шедевры из книги К.И.Чуковского «От двух до пяти».
А восьминог из икры вылупляется или он молокососный?
Лялечку побрызгали духами: - Я вся такая пахлая, я вся такая духлая. И вертится у зеркала. - Я, мамочка, красавлюсь!
Когда Ляле было два с половиной года, какой-то незнакомый спросил ее в шутку: - Ты хотела бы быть моей дочкой? Она ответила ему величаво: - Я мамина и больше никовойная.
- Почему ручей? Надо бы журчей, ведь он не ручит, а журчит.
- Почему ты говоришь ногти? Ногти у нас на ногах, а которые на руках, — это рукти.
- Почему близорукий? Надо близоглазый!
- Когда же вы со мной поиграете? Папа с работы — и сейчас же за книгу. А мама — барыня какая! — сразу стирать начала.
Девочке четырёх с половиною лет прочли «Сказку о рыбаке и рыбке». - Вот глупый старик, — возмутилась она, - просил у рыбки то новый дом, то новое корыто. Попросил бы сразу новую старуху.
- Мама, как мне жалко лошадок, что они не могут в носу ковырять.
- Кто красивее — папа или мама? - Не буду вам отвечать, потому что не хочу обижать маму.
- Папочка, папочка, купи мне барабан! - Вот еще, мне и так хватает шума! - Купи, папочка, я буду играть на нем, только когда ты будешь спать!
- Ой, дедуля, киска чихнула! - Почему же ты, Леночка, не сказала кошке: на здоровье? - А кто мне скажет спасибо?
- Лена, куда ты! Постой! Не надо показывать собачке, что ты ее боишься. Лена, убегая: - А зачем я ей буду врать, если я ее и вправду боюсь?
- Тетенька, вы очень красивая. - Да что же во мне красивого? - Очки и тюбетейка.
В автобусе мальчик четырех лет сидит на руках у отца. Входит женщина. Мальчик, желая быть вежливым, вскакивает с отцовских колен: - Садитесь, пожалуйста!
- Но ведь это не твои стихи, а Лермонтова. - Так ведь Лермонтов умер, мамочка, пусть это будут теперь мои стихи.
Оценили 70 человек
133 кармы