Работа над ошибками

Нежданная оттепель превратила зимнюю красоту в руины, снег потерял свою бархатную белизну, потёк и покрылся стеклянной крошкой. На календаре еще середина января, а погода под стать концу марта. По обочине побежали ручьи, непрочная сельская дорога раскисла и сгорбилась рыжей глинистой колеёй.

Общий вид села выглядел весьма удручающе. Колхоз давно распался, молодые пары разъехались, а те, что остались жили городом. Основное население были старики и старухи, да и само по себе село напоминало брошенного всеми оставленного старика, который в своей беззубой и облысевшей старости доживает свой век вдали от цивилизации.

Все ветхое, закрытое и, пожалуй, никому не нужное. Из нового были только главы местной сельской администрации, долго они на посту не задерживались и уезжали в город, освобождая свое место для следующего смельчака.

В этот раз новый глава был практически местный, до армии жил в селе, и теперь через тридцать лет вернулся обратно. Вячеслав Михайлович Блохин — инициативный, веселый, по виду даже непьющий человек, бывший прапорщик. Первым делом он собрал жителей в здании сельсовета и поинтересовался какие есть предложения и проблемы. Записав все в тетрадку и пообещав, что непременно всем займётся, отпустил народ по домам. Проблем было много и разные, о большинстве которых он и так прекрасно знал, но для их решения требовались деньги и рабочие силы, которых в забытом селе, увы, не найти.

Среди прочих пунктов в тетрадке была просьба выделить здание для организации православного прихода, чтоб батюшка из соседнего села мог хоть изредка приезжать и совершать у них службу. Ближайший храм был в двадцати пяти километрах, священник только два раза в год приезжал в село, освятить воду на Крещение да куличи на Пасху.

Предложение по молитвенному дому Вячеславу Михайловичу понравилось, ведь оно не требовало лишних затрат, заброшенных зданий в селе хватает, а новый культурный проект благополучно скажется на отчетности. Уже не следующий день возле дома бывшей сельской милиции в грязных армейских сапогах он важно вышагивал и что-то примерял. Этот дом подходил лучше остальных — находился в относительном центре села, был квадратный и большой.

Измерив, посчитав и даже зарисовав план в тетрадку, глава села отравился в свой кабинет, где дозвонился до епархиального управления в город. На том конце провода мужчина после того, как услышал про какое именно село идет речь на удивление вызвался лично приехать и убедиться, подходит ли выбранный дом для прихода. Через пару дней в начищенных до блеска сапогах бывший прапорщик возле приговоренного здания стоял и встречал городских гостей.

Епархиальный служащий из города прибыл к двум часам дня, как и обговаривалось. По дороге машина пару раз застревала и поэтому водитель и, собственно, сам гость выглядели так, словно заезжали в соседнее по дороге село и грузили там поросят.

— Здравия желаю — вытянувшись по струнке рявкал Блохин.

— Добрый день — негромко ответил молодой мужчина в черном.

— Вячеслав Михайлович Блохин, глава сельской администрации — со всей любезностью, на которую только был способен военный человек, отрапортовал встречающий.

— иеродьякон Константин, очень приятно — пытаясь стряхнуть с ботинка намертво приставшую глину, ответил гость.

— Товарищ ирод...иродья… — попытался было прапорщик, но потом сдался и, сократив свою фразу до безобидного «Прошу», указал гостю на распахнутые двери будущего приходского помещения.

Они вошли. Коридор расширялся в большую общую комнату с настежь раскрытыми окнами, по всей видимости Вячеслав Михайлович позаботился о свежем воздухе. Мебели не было, если не считать стоявшего в центре письменного стола и бюста вождя народов на постаменте в углу, заботливо прикрытого кружевной салфеткой, видимо, чтоб не подглядывал.

На одной из стен красовался плакат со звучной надписью «Пионерским звонким маршем мы идем на помощь старшим» и ниже изображались пионеры с развивающимися галстуками и лопатами в руках. На противоположной стене плакат «Милиция — слуга народа».

Выхолощенный заброшенный дом, даже отдаленно не напоминал молитвенный, плюсы, конечно же, имелись, но все говорило о необходимости приложить огромные усилия, чтоб привести его в приемлемый вид.

Иеродьякон смотрел на стены и окна будто бы что-то вспоминал, он неспешно подошел к бюсту Ленина, приподнял салфетку, пристально посмотрел в мрачное лицо революционера и вернул салфетку на место.

— Вы не думайте — поторопился обнадежить дорогого гостя глава села — мы это тут все уберем, нам бы конечно не помешала помощь с этими всякими… предметами культа — иеродьякон поперхнулся и закашлял, однако прапорщик как бы не замечая продолжал — ну а так, как видите все в лучшем виде.

— Не то слово — откашлявшись ответил отец Константин.

Они вышли на улицу, снаружи дом выглядел лучше, но тоже требовал внимания. Вячеслав Михайлович протянул папку с бумагами епархиальному служащему.

— Подписи! Пятьдесят четыре человека подписались — глава села многозначительно поднял палец вверх.

— Это лишнее, подписи пригодятся на этапе оформления прихода, данная процедура не в моей компетенции, я просто приехал посмотреть дом — спокойно ответил гость.  

— Ну что вы — нежелание взять подписи, прапорщик посчитал дурным знаком — Вы только посмотрите какие люди подписались — он открыл папку и начал читать — Крименько Николай Степанович в прошлом главный агроном, Кузнецова Марфа Петровна уважаемая учительница на пенсии

— Марфа Петровна? — переспросил диакон — Она еще жива?

— Конечно, и вполне здорова, а вы что знакомы? — прапорщик закрыл папку и внимательно посмотрел на иеродиакона

— Да, Марфа Петровна моя первая учительница.

— Так вы… что получается наш человек, сельский? — Восторга Блохина не было границ

— Получается сельский — спокойно подтвердил гость — Марфа Петровна замечательная женщина, вот только я помню она всегда была убежденная коммунистка и не верила в Бога.

— Ну так с возрастом все меняется — широко улыбаясь ответил Вячеслав Михайлович — хотите навестить свою учительницу? Она живет тут совсем рядом.

— Не думаю, что стоит беспокоить старого человека спонтанным визитом — в сомнении смутился диакон — возможно как-нибудь в следующий раз.

— Что вы, дорогой друг — Блохин подошел и, взяв отца Константина под руку, повел в нужное направление — Я обещал после встречи с вами зайти к ней и доложить результат нашего разговора, не подводите меня под монастырь — после этой фразы он немного потупил взгляд, но после продолжил — Марфа Петровна не простит мне, если я вас вот так просто отпущу.

— Ладно, но только на пять минут, не более, мне уже пора возвращаться в город.

Дом старенькой сельской учительницы действительно располагался недалеко, наискосок через дорогу виднелась небольшая старинная избушка. Забор из деревянного штакетника, покрашенного голубой краской, переходил в небольшую калитку, ведущую в маленький двор. Далее узкая дорожка вела к крыльцу, а уже от крыльца уводила вглубь сада к покосившейся от времени будке с уличными удобствами.

Стучать не пришлось, как только открылась калитка, Марфа Петровна уже показалась на крыльце. Сухая, худенькая бабушка, в очках с толстой роговой оправой стояла в дверях и встречала гостей. Несмотря на преклонный возраст, у нее сохранилась прекрасная осанка, она стояла как стройная фарфоровая статуэтка.

Глава села еще от калитки громко и по-армейски поприветствовал хозяйку:

— Здравия желаю, Марфа Петровна, смотрите кого я к вам привел!

Бабушка вгляделась в лицо отца Константина, улыбнулась и спокойно ответила:

— Здравствуйте, Вячеслав Михайлович — после перевела взгляд на гостя в черном и добавила — здравствуй, Кирилл.

— Здравствуйте — с радостью и непонятной робостью в голосе отозвался иеродьякон, будто он все это время прогуливал уроки и сейчас наконец-то добрался до школы.

— Какой же ты взрослый, как теперь к тебе правильно следует обращаться — поинтересовалась бабушка.

— Обращайтесь Кирилл, я абсолютно не против —ответил бывший ученик — а так я теперь иеродиакон Константин.

— Значит, отец Константин будет правильно, проходите в дом, сейчас будем пить чай — учительница сделала рукой приглашающий жест.

— Марфа Петровна, я, собственно, совсем на минуточку, просто поздороваться, не хочется вас беспокоить — диакон сделал паузу и после добавил — к тому же я снова забыл дома сменку — в действительности ботинки и нижний подол подрясника были все в дорожной глине.

— Обувь можно снять в коридоре — улыбаясь ответила учительница — я вас без чая все равно не отпущу — Взгляд ее был добрый, но по-прежнему по учительски строгий, говорящий четко о том, что всякое сопротивление бесполезно.

Годы изменили Марфу Петровну, былой властный и даже командирский вид побледнел. Из-под косынки выглядывали пепельно-седые волосы, лицо было в глубоких морщинах, руки покрылись старческими пятнами, а пальцы как будто бы вытянулись и утончились. Однако же ум нисколько не постарел, в разговоре за чаем старая сельская учительница демонстрировала свою отменную память, помнящую жизнь своего взрослого ученика до мельчайших подробностей.

После нескольких чашек горячего чая с вареньем, отец Константин поблагодарил Марфу Петровну и извиняющимся тоном сообщил о необходимости возвращаться в город:

— Мне действительно уже давно пара возвращаться, благодарю вас за такой прекрасный прием, я очень рад нашей с вам встрече —после этих слов епархиальный служащий встал, осенил себя крестным знамением, поклонился хозяйке и степенно отправился к выходу.

Блохин залпом допил чай, на выдохе сказал «хорошо», потом «спасибо» и тоже, опережая гостя, отправился в коридор и через минуту он уже стоял на улице.

— Отец Константин — негромко сказала учительница, так, чтоб не слышал Вячеслав Михайлович — Мне надо попросить у тебя прощение.

— Прощение — удивился диакон — за что?

— За свою жуткую и преступную ошибку, за то, что я учила вас и убеждала в том, что нет Бога... как я могла неокрепшие, еще несформированные детские души убеждать в правоте атеистической глупости, теперь то ничего не исправишь, за самый главный урок я получила двойку — На этом она замолчала и опустила взгляд.

— Марфа Петровна — негромко ответил диакон — Бог постоянно исправляет наши ошибки, к тому же не вы ли нас учили: «получишь двойку — достаешь чистый лист и проводишь работу над ошибками» … пока мы еще живы и итоговые оценки не выставлены, двойку можно переправить.

После этих слов они обнялись, отец Константин поспешил к машине и уехал в город.

В скором времени диакону удалось собрать некоторые иконы и часть старой уже ненужной церковной утвари. Нашелся даже абсолютно новый деревянный престол, он был изготовлен ранее для другого сельского храма, но по размеру оказался слишком маленький, в результате чего остался в столярной мастерской, где пылился без дела.

За престолом и иконами Вячеслав Михайлович приехал лично на сельском уазике. Все, что сказал отец Константин, прапорщик записал в приготовленную тетрадку, подписав ее по-военному «Методические рекомендации по развертыванию православного прихода в сельской местности», в этой же тетради были замечания с прошлого визита, а также план дома, зарисованный им собственноручно ранее.

В начале февраля снова вернулась зима. Всю распутицу и слякоть снег прикрыл белой скатертью, а мороз все разгладил, накрахмалил, превратив капель с крыш домов в изящные драгоценные подвески.

Незадолго до праздника Сретения Господня отец Константин узнал, что батюшка, окормляющий отдаленные приходы уже служил в его родном селе молебен. В каком состоянии находится дом ему не сообщили, да он особо и не спрашивал, но любопытство с того момента стало червяком точить изнутри, заставляя бросить все и поехать посмотреть, есть ли какие положительные изменения.

К вечеру позвонил Блохин и сам пригласил в гости, сказал, что все сделали по инструкции, оставленной ранее, и теперь хорошо бы получить на месте уточняющие детали.

Разговор с главой села заинтриговал еще больше. В день двунадесятого праздника иеродьякон решился. После службы он быстро собрался и, договорившись с епархиальным водителем, поехал. Особых ожиданий он не испытывал, мысль, которая не покидала голову, сводилась к фигуре Ленина, притаившегося под салфеткой в прошлый его визит.

— Убрали они его или он так до сих пор там сидит в засаде... — размышлял про себя диакон.

Приехали поздно, уже начинало вечереть. Дорога, скрепленная морозом, проблем не доставила. Уже на подъезде было видно, что территория дома ухожена, дорожки расчищены, а сквозь украшенные морозным узором окна на улицу пробивался свет.

Перед входом иеродьякон перекрестился и зашел внутрь. Было тепло и пахло ладаном. Возле дверей располагалась изящная вешалка, позволяющая снять с себя верхнюю одежду. Полы были выстелены коврами, по стенам аккуратно развешанные иконы подсвечивались лампадками. Некоторые, видимо особо чтимые, были украшены вышитыми рушниками. В центре стоял аналой с иконой праздника, сама икона лежала на прекрасной скатерти тонкой и кропотливой работы. За аналоем стоял небольшой подсвечник с лампадкой, на которой располагался паучок для ладана. Иконостаса еще не было, вместо него стояли столбики с привязанными канатами на подобие музейных ограждений, очерчивающие территорию алтаря. Престол стоял на положенном месте, облаченный в аккуратно сшитую матерчатую ризу.

Никаких плакатов и бюстов революционеров. Создавалось впечатление, что это какой-то домовой храм неизвестного и старинного монастыря. Все сияло опрятностью и чистотой.

Диакон не торопясь вышел на улицу. В это время к приходскому дому как раз подошёл Вячеслав Михайлович и по свойственной ему привычке громко поприветствовал отца Константина.

Иеродьякон кинулся ему на встречу, как к старому приятелю.

— Вот это сюрприз — тараторил он — Дорогой Вячеслав Михайлович, как вам это удалось?

— Эх… а вы уже видели? — с досадой ответил глава — а я-то хотел сюрпризом… но в любом случае смотрю вам понравилось...

— Не то слово! — продолжал восхищаться гость — Как? Скажите как? Да еще и за такой короткий срок!

— Ну как... Дело мастера боится — довольный собой продолжал прапорщик — собрались с мужиками и сделали, вот теперь требуется ваше окончательное слово.

— То есть как с мужиками? — диакон начал подозревать, что-то неладное — приходом занимались явно верующие и воцерковленные люди, в селе настолько аккуратные мужики живут?

— Погодите-ка, какой приход, вы про дом что ли? Так в доме хозяйничала наша Марфа Петровна, с того дня как вы уехали, собрала всех женщин и бабушек и возятся там теперь круглые сутки, всякие салфетки по стенам развешивают.

— Тогда я не понимаю, о чем вы говорите — с недоумением ответил отец Константин

— Сейчас то я вас по-настоящему удивлю — Улыбаясь ответил Блохин и пошел вокруг дома на задний двор, приглашая за собой диакона.

Во дворе на четырехколесной тележке стояла вытянутая покрашенная в белый цвет будка.

— Вот! — торжественно объявил прапорщик.

— Это что? — томным голосом спросил диакон.

— Как что? … сортир! Все как вы велели, белого цвета, осталось только место указать, а так все готово — недовольный реакцией с неким раздражением в голосе продолжал Вячеслав Михайлович

— Я вам велел построить белый сортир? — высоким голосом переспросил гость.

— Ну конечно, не сам же я придумал — Блохин вынул из-за пазухи известную тетрадь, полистал ее, нашел нужный пункт и громко зачитал — новый престол поставить в центре алтарной части и…вот… требуются заменить срачицу на новую, желательно белого цвета — он закрыл тетрадь и спрятал за пазухой — так вот, срачица готова, белая как вы и хотели, осталось только место для ямы указать, весной выкопаем и установим.

Отец Константин закрыл глаза, еле сдерживая раздирающий его изнутри смех, после все же совладал с собой выдохнул и произнес:

— Яму копать нет никакой необходимости, этот прекрасный туалет надо поставить нашей дорогой Марфе Петровне вместо ее старого покосившегося.

— Как Марфе Петровне? — а приход без срачицы что ли останется?

— Срачицу для прихода уже сшила наша дорогая учительница, потому как это часть престольного облачения, вы же сделали замечательный сортир, который, кстати, пригодиться старому человеку.

После некоторых размышлений прапорщик все же согласился. Туалет благополучно был установлен на место, а отец Константин в прекрасном настроении уехал в город.

Через пару месяцев в село был назначен свой собственный священник, а приход официально зарегистрирован. Старостой была выбрана Марфа Петровна, которая стала незаменимой помощницей молодому настоятелю, она также взялась за преподавание Закона Божьего в воскресной школе. Детей в селе было немного, но они с огромным удовольствием посещали занятия, ведь старенькая учительница хорошо знала свое дело, в том числе и как делать работу над ошибками.

Иерей Давид