Первая пенсионная неделя Малькова протекла тяжело, как начало серьезного заболевания. Мальков просыпался рано, маялся отсутствием необходимости спешить на работу, бестолково крутился в постели, комкая подушку и сбивая простыню. Вставал смурной, почти разбитый, умывался, садился за стол, вяло жевал завтрак, оттягивая момент, когда нужно было решать, чем занять пугающее свободой время.
Нащупывая верное средство от тоски, Мальков отлежал бока на диване, перечитал стопу старых газет, сложенных про запас для хозяйственных нужд, и до одури наразгадывался кроссвордов. Пробовал он и смотреть телевизор, но увиденное лишь добавило ему смуты в душу. Прежде Мальков не имел возможности созерцать экран в столь ранние часы, и потому решил было даже, что стал свидетелем розыгрыша для зрителей – до того глупыми и нелогичными выглядели дневные будние программы. Сериалы и разговорные передачи усугубили хандру. Мальков попробовал выбираться из дома, но выяснил, что разучился гулять. Ходить по улице без цели у него не получалось – казалось, что встречные люди косились на него неодобрительно, будто на человека, вылезшего на всеобщее обозрение в то время, когда ему там нечего делать. Мальков вспомнил, что испытывал похожее ощущение в детстве – когда в одиночку забредал в квартал за два переулка от своего двора и становился чужаком на опасной территории.
От всех этих переживаний Мальков ошалел и едва не потерял связь с реальностью. Ему требовалось общение. Немногих своих товарищей он сейчас стеснялся – не хотел быть объектом для сочувственных или нарочито-бодрых утешений, вроде: «Ничего, и на пенсии есть жизнь!»
Наконец, у него родилась идея: парк. Это представлялось удачным выбором – в парке можно было потоптаться по аллейкам, посидеть на лавочке или даже – была ни была! – попытаться сблизиться со стаей пенсионеров, облюбовавших закуток с беседкой на отшибе для разговоров, шахмат и домино.
На десятые сутки изнурительного отдыха Мальков собрался. День был посреди недели. Мальков запер дверь квартиры, вышел из дома и пешком направился в сторону парка.
Когда Мальков миновал распахнутые ворота из кованых прутьев, в животе у него стало пусто, будто он, в действительности, спрыгнул с высокой ограды. Мальков старательно изобразил беззаботный вид, отчего лицо его приняло вымученное выражение, и выбрал курс, нарочно не желая идти к пенсионерам сразу.
В парке было по-летнему зелено. На дорожках, освещенных солнцем, плавали кляксы теней от косматых крон. Ближние к входу скамейки были заняты бабушками, присматривавшими за пестрой мелюзгой, обнимавшей игрушки в свой рост. Мальков двинулся вдоль центральной аллеи.
- Э, а-а! – выдул слюнявый пузырь какой-то карапуз, когда Мальков прошел рядом.
- Дедушка, дедушка! – подтвердила, умильно кивая, сидевшая тут же старушка. – Дедушка тоже гуляет.
Мальков втянул голову в плечи и заспешил прочь. Слово «дедушка» неприятно поразило его.
Глупая бабка с ее сопляком отбила у Малькова желание искать пенсионерскую резервацию. Вместо того он повернул в противоположную сторону, прошел вперед, вновь свернул, попав на дорожку поуже, протопал до самого ее конца и двинулся дальше уже наобум. Листва шелестела, из-за деревьев то и дело доносились крики ребятни, чирикали пичуги. Солнце грело Малькову темя. Мальков умерил шаги и огляделся. С обеих сторон поднимались кусты, за ними что-то шуршало.
Мальков остановился в тени дерева. Отсюда вбок уходила узкая тропка, ветви почти смыкались над ней, и солнечные лучи, процеженные сквозь листву, словно были погружены в зеленое марево. Мальков долго стоял вовсе без движения, наблюдая за игрой света, отрешившись от окружающего. Коридор среди растительности чем-то заворожил его.
Резкий вопль заставил Малькова вздрогнуть. Он ошалело покрутил головой. В парке не было тишины, но этот крик, прозвучавший болезненно, вызвал неприятное ощущение. Малькову почудилось, что кричали из ближних кустов. Помявшись, Мальков решил узнать, что случилось – могло статься, что поранился ребенок, и ему нужна была помощь.
Мальков сошел в траву. Стебельки кололи ему щиколотки сквозь носки. Ветка зацепилась за сорочку и царапнула руку возле локтя.
За кустом лежал пацан в клетчатой рубашке и темных шортах. Лицо у него было белое и опавшее, будто сброшенная резиновая маска. На пузе расплылось красное пятно, материя в центре была взрезана, и между краями разреза проглядывало мокрое, блестящее, нехорошее.
- Это… Это что же?.. – пробормотал Мальков.
Он беспомощно стоял и смотрел, обращая внимание на бесполезные детали – царапины на коленках пацана, один носок сбился ниже другого, и ногти на руках – с грязными каемками. Кровь на траве. Кровь на земле под травой.
- Эй! – зачем-то выдохнул Мальков сипло.
Веки пацана не дрогнули.
Наверное, нужно зажать рану… или, наоборот, не трогать пострадавшего до прибытия врача? Мальков растерянно крутился на месте и не мог заставить себя приблизиться к телу. Неожиданная мысль появилась с опозданием: а кто это сделал? Не подкрадывается ли он теперь сзади, чтобы расправиться с лишним свидетелем?
- Я… это… за помощью, - объяснил Мальков убитому пацану и не выдержал, ломанулся назад, на дорожку.
Он промчался с десяток метров и встал. Колени дрожали, ноги отказывались бежать.
- Милиция, - прохрипел Мальков.
Птички по-прежнему чирикали, детские голоса звенели где-то.
Мальков припомнил, что за все время пребывания в парке не повстречал ни одного милиционера. До ворот было далеко.
На негнущихся ногах Мальков вернулся к кустам, за которыми лежало тело. Задержав дыхание, словно боясь почуять запах смерти, Мальков проковылял сквозь живую изгородь.
Под кустом никого не было. Не валялся на спине пацан, не была испачкана кровью трава.
Мальков присел. Протянул руку, пощупал дерн. Со вздохом, похожим на подвывание, поднялся и уставился перед собой.
- Голову напекло, - сказал Мальков вслух.
Кусты и трава не возражали.
Озираясь, Мальков пошел к тропе. Напоследок он еще раз кинул взгляд за спину. Никого.
Сутулясь, он потащился к выходу. Путь предстоял долгий – Мальков основательно углубился в парк.
За кустами хрустнула ветка. Не соображая, зачем он это делает, Мальков ринулся на звук и едва не сшиб маленькую девчушку в желтом костюмчике и панамке, натянутой на уши. Девчушка косолапо скривила коротковатые ножки и, прижав к грудке сложенные горстками одну поверх другой ладони, подняла на Малькова огромные глазищи.
- Это мое сокловище, - пропищала она строго.
Мальков пожал плечами.
Двое мальчишек подбежали откуда-то из-за деревьев.
- Мое, - повторила девчушка.
У Малькова заныло сердце – один из мальчишек был в клетчатой рубашке.
Девчушка отступила на шаг.
Мальков мигнул и глупо спросил, глядя на клетчатого пацана:
- А это не тебя только что убили?
Пацан шмыгнул носом и не успел ответить – его напарник заголосил, подскочил к девчушке и, высоко взмахнув рукой, вонзил ей под ключицу что-то вроде широкого кинжала. Девчушка всхлипнула и завалилась навзничь.
- Ты что творишь? – прошептал Мальков и тут же заорал: - Ты что творишь?!
- Девчонок нельзя убивать, - укоризненно произнес пацан в клетчатой рубашке.
- У нее золото! – возбужденно плясал его товарищ.
Желтый костюмчик стал спереди наполовину красным. Из рук девчушки высыпались золотые монеты. Хозяин кинжала опустился на корточки и принялся обирать свою жертву.
Мальков схватил мальчишку за плечо:
- Ты же ее зарезал!
Тот дернулся, обернулся и проканючил:
- Я же понарошку!
- Это – понарошку?! – Мальков тряхнул мальчишку и развернул его к девчушке.
- А что я?.. А что я?.. – зачастил тот.
Мальков хотел скрутить негодяя – и оторопел.
Закатившиеся зрачки девчушки выскользнули из-под век. Девчушка заскребла руками и ногами, неловко поднялась с земли. Выдрала из себя клинок, швырнула его в сторону и разревелась:
- Это… мое.. сокловище.
Панамка косо сидела на ее голове.
Рыдая, девчушка побрела к дорожке.
Мальков отпустил мальчишечье плечо и выпрямился.
- Значит, понарошку?
Испуганный мальчишка закивал. Из рук его посыпались старые листья и земляные комочки, и он вытер ладони о штаны.
- Вот они!
Ватага ребят возникла поблизости и бросилась к ним. Пацан в клетчатой рубашке выбросил по направлению к ним руку и выкрикнул:
- Пах!..
Возле его кисти сверкнуло, грохнуло, и один из появившихся кубарем покатился по траве.
- Бей! – закричал другой.
Ребята на ходу замахали руками. Закашляла автоматная очередь, мимо Малькова что-то просвистело.
- Ложись!..
Оба соседа Малькова повалились на землю, и сам он, повинуясь стадному чувству, тоже брякнулся в траву.
- Не боись, отобьемся! – возбужденно свистел клетчатый пацан. Пистолет в его ладони бахал отрывисто, скупо, но два выстрела из трех сопровождались воплями пораженных противников.
На всех троих сверху сыпались перебитые пулями ветки.
Внезапно мальчишка, лишившийся кинжала, вскочил, метнул что-то вперед и присел, закрыв голову руками.
Между деревьями громыхнуло, воздушная волна толкнула Малькова.
- Ага! – торжествующе выкрикнул мальчишка, поднявшись на ноги.
Снова щелкнуло, и на спину Малькову упала тяжесть. Мальков стряхнул ее с себя – мальчишка без кинжала скатился на бок, во лбу его была дырка, а затылок отсутствовал вовсе.
- Ах, так! – возмутился клетчатый и сунул Малькову пистолет: - Держи!
Мальков машинально сдвинул пальцы.
Мальчишка выпростал из-под клетчатой рубашки длинную трубку с нелепым прикладом.
- Вот вам!
Из серебристого ствола с рубиновым набалдашником вырвался шипящий луч и покосил траву. Пацан привстал на одно колено и принялся водить своим оружием, посылая луч веером.
- Ааааа!...
Потом вдруг стало тихо.
- Все, - сплюнул пацан и почесал царапины на коленке.
Мальков поднялся с земли. Лужайка, на которой произошло сражение, была усыпана телами. Некоторые были посечены так, что распались на части.
- Понарошку? – хихикнул Мальков.
- Ну.
Шатаясь, Мальков покинул поле брани. Когда он ступил на аллею, позади лязгнуло, и детский голос запротестовал:
- Так нечестно!
У ворот парка Мальков осмотрел себя: одежда его была перепачкана. Зеленым.
На лестничной площадке, доставая из кармана ключи от квартиры, Мальков обнаружил, что держит в руке кривой сучок.
Войдя внутрь, он разулся, снял с себя, перекладывая сучок из ладони в ладонь, грязные брюки и сорочку, повесил их на крючок в ванной комнате и осторожно положил деревяшку на край стола лишь тогда, когда намерился вымыть руки.
Вытершись полотенцем, Мальков лег на диван и, свернувшись калачиком, свалился в сон.
Он проснулся, когда солнце уже уползало в щели между крышами.
Мальков потряс тяжелой головой, встал, отрешенно походил туда-сюда и приготовил себе немудреный ужин. Поставив тарелку на стол, он коснулся сучка и невольно взял его в руку. Щепка уколола ладонь.
Мальков усмехнулся и, оставив еду напрасно стыть, выбрался на балкон. Небо над ним было темно-синим, а впереди, над крышами – красным, с блеклой полосой, отделившей красное от синевы. В некоторых домах уже горели бледные окна. Воздух был теплым и пах летним вечером.
Мальков вспомнил вдруг, как давным-давно его, пострела, звали такими же летними вечерами с балкона домой, ужинать, а он кричал «Иду!» - и не шел.
Он посмотрел на сучок в руке, повертел его так и сяк. Ветка как ветка. Чтобы она превратилась во что-то другое, нужно… нужно… Но что именно нужно, Мальков не сумел придумать.
Мальков задумчиво почесал деревяшкой висок и пробормотал:
- Понарошку…
Обломок ветки стало неудобно держать, он едва не выскользнул из руки. Мальков сжал его крепче, холодный крючок подался под пальцем, гром рявкнул оглушительно, от соседних домов прянуло звонкое эхо, и на сине-красное небо мгновенно упала кромешная ночь.
Оценили 15 человек
38 кармы