ОВСЯНДИЯ...

Жил однажды на свете человек, который воспринимал овсянку как начало и конец всего. Основания, побудившие его к подобному умозаключению, не обсуждаются его многочисленными последователями: данная премудрость для них самоочевидна. Что же до критиков, которые все, как один, разумеется, пристрастны, то они не перестают обсуждать вопрос: произошло так оттого, что его имя по случайности было Авена, что по-латыни означает "овес", - или же дело было в том, что им просто овладел род тщеславия, коренившегося в его картине мироустройства.

Как следует из древних хроник - если мы склонны им верить, - он, несомненно, любил овес. По его мнению, овес был прекрасен, вкусен, полезен и обладал разносторонними возможностями. Довольно скоро он убедил многих людей в этих, а также во многих других достоинствах овса. Человек этот был, конечно, отмечен печатью идеализма, но кроме того обладал логическим мышлением, был самоотверженно предан своему делу и прожил жизнь, достойную подражания.

Даже простая каша-овсянка, как он легко был способен продемонстрировать, давала широкие возможности равно для практического и теоретического применения, развития, изобретения и даже для лиризма. Он сам и его ранние сподвижники возделывали овес, нюхали его, смолотый в порошок, и использовали в качестве примочек и пластыря. Вскоре было открыто, что овес может быть полезен в таких разнообразных вещах, как клей, кирпичи, изготовление бумаги, кормление крыс и отправление религиозных обрядов. Печением, пилением, крашением, а также посредством воздействия на него тысячей иных способов, поколения неустанных и героических экспериментаторов доказали, что обнаружено вещество, способное служить средством освобождения человека, и переводящее его жизнь в новое качество.

Уже сама обширность сферы применения овса побуждала людей к еще большим достижениям. Кто бы посмел сомневаться в ценности и, вне всякого сомнения, незаменимости подобного открытия? Всю цивилизацию оказалось возможным рассматривать, как основанную на овсе. И в культуре человечества значительную роль играли аналогии, символы и иные, еще более утонченные связи с овсом.

Многие из этих достижений еще не успели возникнуть, а создание Овсяндии уже было предопределено. Поначалу она именовалась "Страной всех овсов" - имея в виду исключительную плодовитость овсяного гения. Однако позже, когда само слово "овес" начали использовать - и это было вполне логично - для обозначения совершенства, страну стали называть "Овес всех земель".

Овсизм превратился в самоценную, автономно существующую систему, поскольку его результаты основывались на его исходных положениях, а исходные положения обосновывались его результатами.

В Овсяндии была принята определенная форма обучения, и это была единственная форма обучения, принятая там. Кому бы взбрело в голову строить школы, если бы не было необходимости передавать овсяность? Как бы вообще могла развиваться цивилизация, не будь овса и институтов, обучавших овсяности с тем, чтобы юное поколение могло пользоваться плодами наследия овсизма, ради которого столь многие страдали и во имя построения которого столь многие трудились столь долго?..

Если бы школьное дело не было поставлено должным образом, человек, несомненно, так и остался бы погрязшим в невежестве и развращенности. Немыслимо представить себе, что мог бы существовать иной путь развития! Действительно: какой другой путь может быть, если все мы знаем, что человек нуждается в овсе, живет овсом и думает овсом? Разве не овес является его наиважнейшим благосостоянием и гарантией независимости его мышления? И разве желудок человека не отвергает все иное?

Кое-кто из возможных инакомыслящих, не поддерживающих идеи овсизма, полагает, что в действительности человек способен переваривать и иную, нежели овес, пищу. Надо сказать, что "обоснование" подобной спекуляции на редкость остроумно. В нем утверждается, что человек способен переваривать один лишь овес, потому что он ел один лишь овес в течение столь долгого времени, что тот стал его "ограничением". Опасный характер естественного вывода из этого абсурда состоит в том, что человек может попытаться отучить себя от овса или, более того, начать мало-помалу есть наравне с овсом иную пищу. Самоочевидно, что такие попытки могут интересовать только людей легковерных, либо неуравновешенных эзотериков. Существует также риск того, что голодание повлечет за собой преждевременную смерть. (Цит. по: "Заблуждения и ереси", том 99. Публикации Совета обороны Овсяндии, разд. "Пищеварение")

Да, правда: временами смутьяны и те, кто пренебрег опасностью, говорили овсянцам: "Почему бы вам не есть фрукты?" Но им вскоре было сказано с убийственной логикой: "Фрукты отвратительны любому свободному овсянцу".

Слышали также, как некоторые безмозглые тупицы говорили: "А почему бы не начать строить из глиняных кирпичей?" Но когда они получали ответ (что превышало то, чего они заслуживали), это быстро ставило их на место: "Глина существует для кротов. И кроме того, Авена Первый, наш достославный основатель, несомненно, дал бы нам предписание на этот счет, где указал бы, как использовать глину, если бы в этом была хоть какая-то польза".

Были, тем не менее, еще авантюристы, которые говорили: "Можно делать инструменты из металла". Им отвечали: "Инструмент из овсянки - истинный инструмент. Истинным металлом будет овсяночный металл!" Однако возможности овсистов не ограничивались защитой овсянки или неустанным исследованием ее ценности и пользы. Философия овсизма могла бросить вызов любому пришельцу, сразив его неопровержимой диалектикой. "Если бы хоть какие-то из этих безумных, выпадающих из концепции овсизма идей обладали жизнеспособностью, они могли бы быть объяснены на овсянском языке - богатейшем изо всех унаследованных человеком языков, позволяющем наиболее тонко передавать оттенки мыслей".

Как-то раз один теоретик овсизма сказал: - Вы, нон-овсисты, просто-напросто представляете собой сброд мистиков, эзотериков, магов, оккультистов, шаманов, сумасшедших, старых дев с расстроенным воображением, доверчивых идиотов, одержимых и прочих неизлечимых психов.

- Нет, мы не таковы, - отвечали ему нон-овсисты. Но дело-то в том - и это надо понимать, - что в большинстве своем они таковыми и были.

Ирония судьбы заключается в том, что таковыми их сделали овсисты.

Что же до истинных нон-овсистов - в отличие от любителей сенсаций, - то они вынуждены были пребывать в узком кругу и вести себя осмотрительно, дабы избежать проникновения в свою среду всяких овсянских недовольных, требовавших доступа к ним, настаивавших на названии "неовсизм" и издающих больше шума, чем кто бы то ни было.

Овсянцам достаточно было просто указывать на весь этот сброд - который даже и овес вырастить как следует не умел, - чтобы фактически доказать всем, что нон-овсисты полностью деморализованы.

Когда же фактов не хватало или поджимало время, в ход, бывало, пускался собственно энтузиазм с его вдохновляющими, объединяющими восклицаниями типа: "Девяносто миллионов овсянцев не могут быть неправыми!" Никто не сумел бы предъявить овсянцам обвинение в узости мышления. Каждая истинно новая идея встречалась с бурным интересом. Один из овсистских философов, продемонстрировав неиссякаемую плодотворность нации, изрек: "Я - овсяночник, следовательно, я существую!" Был случай, когда некий тиран заявил: "Овсянка - это я!" Но такие люди рано или поздно умирают, тогда как красота и установленные порядки непреходящи.

Со временем, разумеется, из овсизма произросла богатая и многообещающая культура. Некоторое представление об ее огромной и воодушевляющей ценности можно составить даже по небольшим извлечениям из ее древней мудрости.

Одна из самых проникновенных традиционных песен, "Овсяндия навсегда", открывается словами: "Прекрасный Овес, святой Овес, любящий Овес, дающий Овес... Овес! Овес! Овес!" Временами в умах людей происходили революции, и тогда старое мироощущение подвергалось жесткой критике. Один раз так было, когда модернистские писатели начали исследовать возможности новых путей выражения своего внутреннего бытия. Первые несколько строк из типичного образца Новой поэзии демонстрируют утверждение жизнеспособности человеческого духа:

Овес

Осев

Весо

Сево

Чувство самообновления, порождаемое сбрасыванием оков обветшалого традиционализма, в данном стиле поистине уникально.

Тем не менее овсизм весьма часто использовал в поддержку своих верований аргументы, заимствованные из софистики и извлеченные из ее основополагающих документов. Если же кто-то еще приводил в пример иные документы, их вполне убедительно характеризовали как устаревшие и "не вызывающие доверия". Свежие интерпретации включались в Овсянские Документы - или отвергались на основании того, были ли использованные в них методы овсяноприемлемы или нет.

Перед тем, как все инакомыслящие были окончательно ввергнуты в Лету, молва свидетельствует, что кое-кто из них провозгласил: "Не отказывайтесь от овса - но и иным не пренебрегайте. Это вы можете". Мнение относительно подобного выпада было всеобщим: так думают недовольные лжецы, пытающиеся лишить людей душевного равновесия.

Хотя общество постоянно развивалось, всегда находились те, кто преклонялся перед старыми временами. Об этом свидетельствовали цветы, оставляемые у подножия статуй Авены Первого и одного из овсистских мучеников, заявившего: "Вы можете взять мои тело и душу - но вам никогда не получить мой овес!" Консервативные элементы в этом, образцово открытом обществе, где было разрешено свободное выражение любых мнений, говорили: "Будь хоть какая-то альтернатива овсу, разве люди использовали бы его пятьдесят тысяч лет?" Прогрессисты, не согласные с этим, говорили в ответ: "Есть одна очень простая альтернатива - геркулес!" Либерально же настроенные элементы надеялись на возможность компромисса, основанного на овсяных запеканках, как образе жизни.

Вот несколько сохранившихся от этой высокой культуры изречений, достойных пера ее величайших сынов и дочерей: "Если ваш овес теплый - используйте его как пластырь. Если нет - согрейте его!" ""Овес" рифмуется с "пес". Тем не менее это вещи противоположные".

"Все, что липко, овсом не является".

"Овес день да ночь - кукуруза прочь".

Что же потом стало с овсянцами?

Честно говоря, точно не знаю.

Некоторые говорят, что они вымерли. Однако более вероятно, что подобная клевета возникла в головах ревнивых завистников...