Маленький наглый остров: истоки и смысл «Дранг нахт Остен»

Без «доброй» воли Запада гитлеровская Германия никогда не смогла бы выйти на оперативный простор России. На советские границы её должны были выпустить европейцы. По требованию англосаксов. Что и произошло

Мы часто говорим, что проблемы европейского разброда и шатания организованы англосаксами в своих корыстных интересах. Очевидно, что по отношению к сегодняшнему дню и даже к периоду времени, начиная с XVII века, такая оценка абсолютно (или в высокой степени) справедлива. Но если мы пытаемся определить некий объективный исторический процесс и сделать из него пригодные для актуального политического использования выводы, мы должны проверить, во-первых, всегда ли вмешательство англосаксов первично, во-вторых, происходили ли подобные процессы в эпоху, когда ни современных англо-саксонских государств, ни современной Европы, ни России ещё не существовало.

Только выявив исторические корни явления, мы сможем выработать более-менее эффективный способ борьбы с ним. Иначе же так и будем вздыхать по поводу того, что потенциальный российско-германский союз мог бы обеспечить мир и процветание всему человечеству, но из-за разрушительной политики англосаксов, мы с немцами, вопреки собственным интересам, только и делаем, что воюем друг с другом. Не полные же мы идиоты. Что мешает нам остановиться и принять правильные решения после многочисленных негативных опытов?

Почему Гитлер решил, что «светлое» германское будущее лежит на востоке, в России?

Как мы знаем, поход на Восток был запланирован Гитлером с целью получения и колонизации немцами «свободных» (освобождённых от славян) земель задолго до того, как его заметили и взяли на содержание англосаксы. Структурировано эта идея изложена в «Майн Кампф», которая писалась с апреля по декабрь 1924 года (опубликована в 1925-1926 гг.), когда Гитлер находился в баварской тюрьме Ландсберг после провального пивного путча, а НСДАП, лишившаяся лидера, пребывала в коматозном состоянии.

К этому времени Гитлер был лишь одним из многих региональных баварских политиков, причём далеко не самым влиятельным. Ну а после провала путча и фактического распада НСДАП не то что англосаксы или хотя бы общегерманский бизнес, даже финансово-промышленные лидеры Баварии не готовы были вкладывать существенные средства в его проект. Тем более что подобных предложений на правом фланге в Германии в то время хватало.

Наконец, Гитлер устно и не систематизированно неоднократно излагал эту же идею перед своими однопартийцами в мюнхенской пивной Хофбройхаус в 1920-1923 году.

Таким образом, можем зафиксировать, что к мысли о войне с Россией (СССР) будущий германский диктатор пришёл сам, без помощи англосаксов. Последние поддержали уже не просто готовый, но успешный проект, после того, как гитлеровская партия начала активно расти и выигрывать выборы за выборами.

Почему же Гитлер, в Первую мировую войну сражавшийся на Западном фронте с Великобританией и Францией за передел в пользу Германии африканских и азиатских колоний, внезапно решил, что «светлое» германское будущее лежит на востоке, в России?

Дело в том, что разгромленной вдребезги Германии Великобритания и Франция были не по зубам. Более того, в Восточной Европе был создан мощный лимитрофный барьер, служивший не только «санитарным кордоном» против СССР, но и потенциальным вторым фронтом против Германии. Если в 1938 году чешская и польская армии могли эффективно сопротивляться немцам в ожидании помощи Запада, то ещё в 1934-1935 годах каждая из них могла в одиночку стереть рейхсвер в порошок. А ведь в Балтийскую, Малую и Балканскую Антанты, созданные Западом для сдерживания Германии и СССР, входили ещё Румыния, Югославия, Греция, Турция и прибалтийские лимитрофы. Как минимум у первых четырёх были крупные и вполне боеспособные армии.

В 1920-1924 гг. Гитлер не мог знать, с какой скоростью ему удастся нарастить мощь германских вооружённых сил и как легко падёт перед ним восточный лимитрофный барьер. Но он должен был понимать, что без доброй воли Запада Германия не сможет выйти на оперативный простор. Она просто не граничила с СССР и прорваться к нему силой не могла. На советские границы её должны были выпустить европейцы.

К моменту, когда Гитлер был готов напасть, СССР уже не являлся лёгкой жертвой

Итак, с одной стороны мощная объединённая Европа, а с другой - СССР, который в 1922-1924 годах (к моменту написания «Майн Кампф» и в период, когда гитлеровская теория «жизненного пространства» формировалась) представлял из себя в экономическом и военном плане жалкое зрелище. Красная армия дорогой ценой выиграла Гражданскую войну, промышленность была уничтожена, управляемость страной восстанавливалась последующие десять лет, вооружённые силы проиграли войну только созданной армии едва восстановленного польского государства. Куда в таком случае должен был обратить взоры Гитлер?

Правильно. Он выбрал жертву, которая представлялась (а в тот момент и была) наиболее слабой и против которой можно было рассчитывать на моральную и материальную поддержку остального Запада, мечтавшего об уничтожении коммунизма. У него фактически не было вариантов.

В германском обществе существовал абсолютный консенсус в отношении необходимости создания колониальной империи для возрождения и развития экономики. Конфискованные у Германии по итогам Первой мировой войны колонии британцы и французы отдавать не собирались, своими делиться тоже. Нормальная экономика начинает развиваться с сельскохозяйственного производства, затем на его базе вырастает пищевая, лёгкая и (частично) обрабатывающая промышленность. На следующем этапе начинается рост сырьевых отраслей и уж затем страна достигает пика индустриализации, создавая тяжёлое машиностроение и прочие высокотехнологичные отрасли промышленности.

У Германии была своя особенность, поскольку её промышленность не была уничтожена, ей требовался перезапуск, а для этого деньги. Страна выплачивала огромные репарации, свободных денег в бюджете не было, кредиты в 20-е годы прошлого столетия Германии давали крайне неохотно. Быстро заработать можно было только резко увеличив объём сельскохозяйственного производства, а для этого необходимо было получить дополнительные площади плодородных земель.

По-своему решение Гитлера развернуться на Восток было логичным. Но ни один адекватный политик не предложил бы такую программу, как он. В целом это была авантюрная логика.

Требовалось в кратчайшие сроки решить сразу несколько задач:

1. Получить от Великобритании и Франции согласие на перевооружение германской армии.

2. Добиться их согласия на то, чтобы лимитрофы пропустили германские войска к границе СССР и присоединили свои армии к германской в ходе вторжения. (Что предполагало передачу восточного лимитрофного барьера в сферу влияния Берлина).

3. Получить финансирование, необходимое для решения этих проблем в кратчайшие сроки (раньше, чем СССР успеет восстановиться в военном и экономическом плане).

Гитлер пошёл на авантюру. Он настолько торопился, что предварительно запланированный на 1942 год захват Чехословакии перенёс на 1938-й. Более того, чтобы как можно быстрее развязать себе руки, он рискнул поссориться с Западом, который слишком медленно удовлетворял его пожелания. И тем не менее Гитлер всё равно не успел. К моменту, когда он оказался готов напасть, СССР уже не являлся лёгкой жертвой.

Перед Первой мировой именно кайзер своей политикой толкал Россию в лагерь противников Германии

Таким образом, германская политическая элита стала делать ставку на Гитлера примерно с 1930 года. Англосаксы же включили его в свои глобальные расчёты не раньше 1932-го. Его взгляды их устраивали.

Но тут возникает ещё один вопрос: почему Гитлер после 1939 года, когда Париж и Лондон всё же объявили ему войну, хоть и не стали защищать Польшу, а тем более после 1940 года (когда он молниеносно разгромил Францию) не воспользовался ситуацией, чтобы окончательно развязать себе руки на Западе, добив Британию, но начал искать с Лондоном мира, при этом сразу же после окончания французской кампании, в июне 1940 года приказал готовить план нападения на СССР?

Тем более, что сорока годами ранее так же безумно повёл себя кайзер Вильгельм II, который пренебрёг советами мудрого Бисмарка и, прекрасно зная с 1904 года, что ему предстоит воевать с объединёнными силами Великобритании и Франции, не сделал ничего для хотя бы нейтрализации России (не говоря уже о союзе с ней). А союз был возможен. Николай II был настроен более чем компромиссно, с Британией отношения России были не урегулированы до 1907 года. Франция никак не помогла России в ходе русско-японской войны, заняв формально нейтральную, а по факту прояпонскую позицию.

Тем не менее кайзер не сделал ничего, чтобы привлечь Россию на свою сторону. Более того, своей политикой он буквально толкал её в лагерь противников Германии.

Пожалуй, Бисмарк был единственным за всю историю Германии государственным деятелем, который проводил по отношению к России, если уж не дружественную и уж тем более не честную, то хотя бы прагматичную политику. Обращаю внимание, что раз за разом, несмотря даже на родственные связи, германские политики делали выбор в пользу конфликта с Россией, даже если такой конфликт предполагал войну на два фронта. При этом нельзя сказать, что англосаксы как-то особо цинично их обманывали. И Вильгельм II, и Гитлер принимали окончательное решение тогда, когда все карты уже были открыты.

Воспоминание о прошлом

Но ведь точно так же на Западе в только что возникшем Восточнофранкском (Германском) королевстве принимались решения в IX веке. Казалось бы, идёт жаркая династическая борьба за корону императора Запада и за контроль над всеми землями империи Карла Великого. Но в это время Германские короли больше заняты походами на Восток, в земли славянских язычников. Хоть сами язычники им ничем не мешают. Могли бы вначале выяснить отношения со своими западными родственниками, а уж потом реализовывать восточную политику.

Столетием раньше сам Карл Великий вместо того, чтобы бросить все силы своей империи на отвоевание у мавров Испании (из которой им было удобно делать набеги на средиземноморское побережье Франции), организовал на испанском рубеже пограничную марку, а все силы своей империи бросил на Восток, против тогда ещё не славянских, а германских язычников (саксов) и вполне христианских баварцев и бургундов.

В более позднюю эпоху три главных направления завоевательных походов Запада были: Ближний Восток (крестовые походы), Византия, которую усердно пытались завоевать итальянско-сицилийские Отвили (Де Готви́ль (де Отви́ль) (фр. de Hauteville, итал. D'Altavilla) - династия нормандского происхождения, правившая в Сицилийском королевстве до 1194 года. - Ред.) и Прибалтика (включая русские земли Великого Новгорода). При этом сами западные страны с этих направлений военную угрозу не испытывали.

Как видим, иррациональное военное давление на Восток, приводящее к периодическим катастрофам западноевропейских государств, не является чисто германским ноу-хау. Можно сказать, что в той или иной форме оно существовало всегда.

Можем выделить его основные причины.

Во-первых, враг на Западе зачастую оказывался лучше организованным и представлялся более сильным. Восточные походы на разрозненные племена обещали более лёгкую добычу.

Во-вторых, довольно рано, уже века с девятого, европейские войны стали восприниматься как «семейное дело». Европейские государства ощущали себя единым культурно-политическим целым, возводя свои корни к империи Карла Великого и Западной Римской империи.

В-третьих, играл роль религиозный фактор. Задолго до Великого раскола 1054 года Рим вступал в периодические конфликты с восточными патриархами. Так что походы против язычников, еретиков и схизматиков (к последним на Западе относили православных) были таким же богоугодным делом, как войны с неверными. Но учитывая, что с халифами папы за светскую и духовную власть не боролись, походы против восточных христиан они благославляли даже с большим удовольствием, чем против мусульман.

В-четвёртых, земли на Западе были уже поделены. В случае перехода какой-то области от одного государства к другому, местное рыцарство просто приносило вассальную присягу новому сюзерену и оставалось в своих замках. Таким образом, младшие сыновья дворянских семейств, составлявшие основу любой армии, имели очень малые шансы получить земельное владение на Западе. Восток, с его безграничными просторами, в этом плане казался раем. Побеждаешь язычников (или схизматиков), забираешь их земли по праву завоевания, становишься их господином, а они твоими крепостными.

Понятно, что в таких условиях европейское рыцарство неудержимо тянуло на Восток. Пока Европа не упёрлась в Россию, её восточная граница была чем-то вроде американского западного фронтира. Она постоянно отодвигалась, предоставляя новым жаждущим улучшить своё благосостояние, новые земли и новых крепостных.

Человек пару раз пройдёт одной и той же дорогой и у него вырабатывается привычка. Представьте себе, какая привычка выработалась у европейцев за тысячелетнюю историю. Даже после того, как отправлявшиеся на Восток армии стали навечно пропадать в России, привычка периодически пытать счастье на традиционном направлении экспансии не исчезла. Сложившийся же в последние пятьсот лет европоцентризм эту привычку лишь усилил. Европейцу значительно сложнее поднять руку на европейца, чем на какого-то русского.

Дальше на Восток - «некондиционный товар»

Впрочем, и тут есть градация. Самые европейские европейцы, которые «все люди братья» - европейцы западные (французы, немцы, британцы, голландцы, скандинавы). Южные европейцы (итальянцы, испанцы, португальцы) - второй сорт. Восточные европейцы (славяне, венгры, прибалты), греки и балканские славяне - третий сорт. Дальше на Восток лежит некондиционный товар. В последние лет сто они в целом перестали отрицать нашу человеческую сущность - просвещение обязывает, но внутренне продолжают сомневаться в том, что мы такие же люди, как они

Вот на всех этих исторических привычках, настолько въевшихся в плоть и кровь современного Запада в целом и немцев в частности, что кажутся им нормой, ловко играют англосаксы. Эти, последние, ещё со своих английских времён, презирают население континентальной Европы, считая себя высшим сортом. Для них недочеловеками являются все. Даже немцы с французами, не говоря уже об остальных, в англо-американском понимании, немного не совсем настоящие люди. Почти такие же, как англосаксы, но всё же не совсем.

Поэтому англосаксы чувствуют себя совершенно свободными в отношении своих обязательств перед кем бы то ни было. Они могут бросить на съедение Гитлеру и Чехию, и Польшу, и Францию, и кого угодно, лишь бы это пошло на пользу их англосаксонскому делу.

Есть ли у немцев шанс выскочить из этого заколдованного круга и начать наконец проводить прагматичную национально-ориентированную политику, беря пример с Бисмарка? Есть.

Для этого надо просто перестать ощущать себя «британцами второго сорта», отрешиться от «европейского братства», заменив в своём сознании миф о европейской исключительности, пониманием того, что все мы одинаковы, а общие интересы Россию и Германию связывают благодаря их географическому положению, а также совокупным экономическим, ресурсным, военным и демографическим потенциалам. Вместе мы способны диктовать свою непреклонную волю всей Европе, включая маленький наглый остров и его заокеанских родственников.

Кажется, простой шаг, но его очень трудно сделать, ибо надо пойти вопреки тысячелетней исторической традиции. От того решатся ли немцы, которые уже всё, или почти всё, понимают, но пока не могут сломать традицию на этот шаг, зависит будущее германского народа, быстро растворяющегося в волнах миграции, которую опять же англосаксы спровоцировали и тут же покинули ЕС, оставив континентальных коллег разбираться с проблемой самим. 

https://zvezdaweekly.ru/news/2...