Украинский сепаратизм как катализатор русского национализма

В последнее время в просвещённых кругах с тревогой заговорили о мигрантофобии. С моей точки зрения, это в корне неверное определение проблемы.

Мигрантофобия существовала тогда, когда часть общества, не интересуясь никакими аргументами и поплёвывая на объективные обстоятельства, угрюмо твердила, что "Москву превратили в Москвабад", не предлагая, по сути никаких альтернативных решений.

Сейчас же мы имеем дело со становлением русского национального сознания, которое в политике выливается в развитие идеологии русского национализма. Вернее будет сказать – в развитие нескольких близких, но разных идеологических течений, каждое из которых именует себя русским национализмом и претендует на первородство.

Говоря о русском национализме (в его классическом стиле, а не в маргинальных течениях прошлых лет, являвшихся скорее элементами светской тусовки, в рамках которой "радикальные националисты" спокойно частным образом дружили с не менее "радикальными" либералами и вместе пытались третировать власть) следует иметь в виду, что развитие националистических идей в России серьёзно отставало по сравнению с Западной Европой, а на определённом этапе (в конце XIX – начале ХХ века) было вторичным по отношению к ней. В этом месте можно было бы удариться в рассуждения об "особом русском пути", но он не особый и не русский.

Как раз Россия двигалась по магистральному пути всего человечества. Начиная с Ивана III, а особенно с Ивана Грозного российские власти строили военно-бюрократическую империю римско-византийского образца, резко отличавшуюся от классического феодализма Западной Европы.

Рубежными для России были средина-конец XV века, когда чисто феодальные силы проиграли будущему Ивану III, выступавшему в качестве соправителя и регента своего батюшки Василия II Тёмного феодальную войну, а также начало XVII века, когда феодальными силами была предпринята попытка реванша, с опорой на Европу (внутри страны они уже были лишены серьёзной поддержки).

Последние представители династии Калиты так качественно вычистили и проредили наследственную вотчинную земельную аристократию, ведущую свои родословные от Рюрика, Гедимина и их соратников, что новая династия (Романовы) после подавления Смуты серьёзных внутриполитических проблем не имела и могла сосредоточиться на создании военно-бюрократического государственного аппарата. Приказная система зародилась при Иване III, обрела стройную архитектуру при Грозном, совершенствовалась при первых Романовых, была в целом замещена системой коллегий при Петре I и приобрела окончательный вид министерской системы в правление Александра I и Николая I.

При всех изменениях система имела две основные черты:

1. Не знатность рода, но занятие высших аппаратных должностей (боярина, окольничьего, председателя коллегии, министра), давало доступ к рычагам управления, почестям, доступ к главе государства. Представителям "старых" родов, разумеется было проще пробиться на руководящие посты, но доминировал всё же принцип профессионализма, в рамках которого при всех государях постоянно выдвигались представители неродовитых, а иногда и вовсе простых семейств. Так что, "старые роды", составлявшие основу придворной аристократии к моменту правления последнего императора, почти ничего общего не имели со старыми родами не только периода правления Ивана III но даже Василия IV Шуйского.

2. Царь, а позднее император, рассматривался не только как глава государства, но и как защитник веры – де факто светский глава церкви (то, что имел в виду Константин Великий, называя себя "внешним епископом" христианской церкви и по этому праву председательствуя на соборах). В этом плане российское и аналогичные правления (а их было большинство в мировой истории) имели отчётливый теократический окрас и в корне отличалось от европейского, в рамках которого светская (королевская) и церковная (папская) власть вели вечную борьбу за приоритет. Русский царь представлял Бога непосредственно, в отличие от европейских монархов, представлявших его опосредованно. Поэтому перед ним все были равны – и самый титулованный аристократ, и самый последний холоп, а законы царства (а затем империи) были (по крайней мере теоретически) одинаковы для всех и (в идеале) должны были защищать всех в равной степени. Разумеется идеал никогда не достигался, но в отличие от европейской системы, где аристократ был юридически защищён особыми правами, в русской системе этот идеал как минимум декларировался.

В целом именно европейская феодальная система является особым исключительным случаем в мировой практике, поскольку родилась в результате завоевания варварами римской цивилизации и смешения их традиционных племенных систем с классической военно-бюрократической системой империи. Общий политический и экономический упадок не позволили сохранить централизованную имперскую систему управления на всех уровнях. Поэтому она де факто в общих чертах сохранилась в рамках отдельного феодального владения.

Сеньор был одновременно экономическим лидером, военным руководителем, главой администрации, верховным судьёй и шефом полиции. Он также определял общие черты фискальной системы (там где она сохранилась хотя бы на низовом уровне). На более же высоких уровнях господствовала германская племенная дружинная система. Дружинник получал от вождя награду за исполнение своих обязанностей так же, как вассал получал от сеньора землю.

Только на низшем уровне (уровень поместья) осуществлялось прямое односторонне (без обратной связи) управление, в то время, как все более высокие уровни системы предполагали наличие обратной связи в виде двусторонних обязательств, санкция за невыполнение которых применялась не только к вассалу, но и к сеньору – юридически они были равны.

Маркс и Энгельс, выстраивая свою теорию экономических формаций, опирались исключительно на европейский опыт. Когда же они столкнулись с альтернативной системой (правда не в России, которую знали плохо, а в Турции) они назвали это азиатским способом производства. Но дело в том, что азиатский способ производства, охватывает весь мир: Китай, Индию, Иран, Россию, Перу, Египет – все древнейшие и большую часть современных цивилизаций. И только Европе присущ европейский феодализм, как особый "европейский способ производства".

При этом системы, объединённые "азиатским способом производства" имеют различия между собой, как и системы, объединённые в рамках европейского феодального способа производства. Но классическая "азиатская" (хоть Римская империя была такой же) военно-бюрократическая империя всегда объединена жёсткой централизацией управления и равенством всех разрядов подданных перед священной властью владыки, исполняющего функции не только светского, но и религиозного главы – представителя Бога на земле, гаранта высшей справедливости.

Поэтому в рамках военно-бюрократических империй легко смешивались разные народы – имперский закон не различал "эллина и иудея", а имперская универсальная сверхкультура легко интегрировала культуры отдельных народов, позволяя каждому чувствовать себя как дома и никому не мешать.

Национализм, как идея был столь же мало свойственен европейскому феодализму, как и военно-бюрократической империи. Национализм – идеологическое течение, сопровождающее формирование буржуазной нации. Но, если европейский феодализм, распадаясь под давлением новой буржуазной экономики обеспечивал практически моментальное формирование буржуазной политической нации из массы феодальных народностей каждая из которых легко меняет суверена и может без проблем переходить из состава одного государства в состав другого, то механизм военно-бюрократической империи оказывался значительно прочнее. Он был способен обеспечивать политические интересы и аграрной экономики средних веков, и промышленной экономики нового времени.

Крупные военно-бюрократические империи (Россия, Турция, Иран, Китай) в одно и то же историческое время (на рубеже XIX – ХХ веков) пережили разрушительные потрясения, а затем, на протяжении всего ХХ века метались в попытках найти "свой путь" в рамках классической вестернизации. Сейчас во всех этих государствах, несмотря на декларативное различие систем, существует одно и то же стремление – вернуться к корням.

В России и Китае это стремление называют национализмом (при этом Китай ещё и маскирует его декларативным марксизмом), в Иране исламизмом, в Турции неоосманизмом. Но везде речь идёт об отказе от европейского пути формирования буржуазной нации и возвращении к нации имперской. Именно таковыми нациями современные ханьцы, персы, турки и русские и являются. Если явиться к ним с классической черепомеркой и попытаться выделить нацию по крови, то их просто не останется.

Русские ещё не знали, что когда-то будут русскими, а уже являлись плодом славянской ассимиляции вначале западнобалтских племён (живших в среднем поднепровье на территории нынешней Белоруссии, Смоленской, Псковской, Брянской, западной части Тверской областей), а затем и проживавших севернее и восточнее (от Мурманска, до Мурома) угро-финских племён. Позднее массово происходила интеграция в русский этнос племён и народов тюрко-монгольских, ираноязычных и прочих. 85% населения современной России идентифицируют себя как русских именно потому, что военно-бюрократическая империя формировала имперскую нацию, в которой любой лояльный подданный, исповедовавший православие, становился русским. Как известно, в царских паспортах национальность не указывалась, её заменяло вероисповедание.

Большевики, пришедшие к власти в результате стандартного кризиса, который империя не смогла пережить по ряду субъективных причин, были не просто левыми, но левыми вестернизаторами. Их главная идея заключалась в том, что Россия отстала от передового Запада в своём развитии и догнать может лишь интегрировавшись в Запад, который станет ещё более передовым в результате мировой революции.

Интернационализм не был для них пустым звуком или фигурой пропаганды. Они действительно выступали не за единый имперский народ, а за дружбу разных народов в рамках одной идеологической и административной системы. Именно поэтому они с таким остервенением разрушали основы российского имперского государства. Имперское государство было основой для создания одной имперской нации, а марксистская концепция подразумевала содружество наций. Эти нации было необходимо выделить.

Поэтому союзные республики из имперских земель с равным энтузиазмом выкраивали и "независимец" Ленин, и "автономист" Сталин. Они оба были правоверными марксистами и их вера требовала от них организовать "содружество наций", каковые нации для создания этого содружества и требовалось выделить из общерусского имперского массива. Потому-то единственным партийным руководителем первого поколения (которые начинали ещё в революцию или до неё), который не создавал республики, а ликвидировал Карело-Финскую ССР был Хрущёв, разбиравшийся в кукурузе намного лучше, чем в тонкостях марксистской теории.

Как это ни парадоксально, но большевики и "родили" современную русскую нацию. Для начала их концепция подразумевала, что в России, которую они называли "тюрьмой народов", были "народы-заключённые и "народ-тюремщик". Понятно, что в Российской империи на роль тюремщиков были назначены русские. Но русских ещё надо было выделить из общего массива православных. Это было сделано путём определения границ РСФСР. Кто внутри границ – русский, а значит угнетатель, кто за этими границами уже может при желании объявить себя не русским, а каким-нибудь "угнетённым" украинцем или белорусом.

Концепция также предполагала "подъём" национальных окраин за счёт перераспределения в их пользу ресурсов русского народа. Таким образом новая русская (уже не имперская) нация сплачивалась в нарезанных большевиками границах в режиме ими же организованного угнетения русских в пользу нерусских (многие из которых ещё долго доказывали большевикам, что никакие они не "угнетённые украинцы/белорусы, а самые что ни на есть русские, но время камень точит).

Тем не менее к моменту распада СССР русские оказались единственной из "созданных" большевиками наций, оставшейся верной идее общей государственности в рамках которой все народы равны, а их отношения построены на вечной дружбе. Вот тут-то и произошёл второй исторический перелом, окончательно выделивший современную русскую нацию.

Русские внезапно узнали, что остальные "свободные народы" их почему-то ненавидят и мечтают удрать на Запад (даже среднеазиаты начали провозглашать себя "европейцами" и рваться в европейские структуры, не говоря уже о кавказцах). На русских же начались жестокие гонения в бывших республиках, ставших самостоятельными государствами.

Нынешнему украинскому кризису, начавшемуся через десять лет, а откровенно русофобский характер принявшему через 25 лет после распада СССР, предшествовали местные геноциды русских в Средней Азии и на Кавказе и их бегство из этих регионов, а также тихое иезуитское вытеснение русских из Прибалтики, которое к настоящему времени тоже приняло черты открытого геноцида.

На сегодня в относительной безопасности русские могут чувствовать себя только в Белоруссии, формально являющейся частью Союзного государства, да в Молдавии, где после событий начала 90-х и обещания покойного генерала Лебедя привести танки в Кишинёв, народ долго не давал политикам разгуляться. Только сейчас Майя Санду, сознательная (с самостоятельной работой) жизнь которой началась уже после распада СССР, почти дотолкала свою страну до новой гражданской войны. И то ещё не факт, что у неё получится, хоть она подошла к краю ближе, чем любой молдавский политик после Снегура до неё.

В общем, современный русский национализм практически не имеет связи с националистическими течениями начала ХХ века, всухую проигравшими не только имперцам, но даже интернациональным разрушителям империи. Он возник, как реакция на русофобию тех, кого считали если не братьями, то уж точно друзьями, на откровенное неприкрытое предательство. Русских сплотила общая опасность. Вначале враги идентифицировали их как русских, чтобы уничтожить, затем они стали искать маркеры собственной идентификации, чтобы можно было быстро отличить друга от врага.

Однако территория, которую большевики выделили под Россию всё ещё оставалась многонациональной империей. Поэтому имеем парадокс в виде русских, сплочённых в русском единстве общей опасностью, проистекающей из русофобии бывших "братьев" и тех же русских внутри своей русскости различающих чувашей, татар, бурят, якутов и т.д. и даже помнящих, что некоторые из этих народов, в начале 90-х также страдали своими собственными русофобскими национализмами.

В конечном итоге, русский национализм, как идеологическое и даже в какой-то мере философское течение, при огромном количестве частных ответвлений, разделился на два основных потока:

* первый, абсолютно беспесрпективный, пытающихся русских в России разделить на русских по крови и не русских, которые никогда русскими не станут;

* второй является фактическим возвращением к истокам формирования современной русскости и провозглашает русскими всех, кто любит Россию, служит России, для кого российская культура является родной и кто планирует жить в России принимая местные законы и нормы, а не требуя их переделки под свои привычки.

Первый вариант национальной идеи я назвал бесперспективным потому, что он не даёт ответ на вопрос почему Пушкин "наше всё" - эталон русскости и создатель современного русского языка, но по их градации эфиоп? Почему русский поэт – шотландец Лермонтов, а русский художник – армянин Айвазовский? Почему русские правящие династии все, как одна имели нерусские корни, но признаются ими кондово-посконно русскими. Как вообще выделить ген русскости – не преобладающий в нынешней популяции, а доминировавший в исходной, если мы даже не знаем, что можно считать исходной популяцией (славян до смешения с балтами, тюрками и угро-финнами, тогда какие племена? или какую-то общность, на каком-то этапе смешения, тогда какую и на каком?).

В общем, принятие данной концепции – путь в никуда, гарантированный способ развязать гражданскую войну русских с русскими, за право считаться эталонным русским и на этом основании принимать других претендентов в русские или отказывать им.

Второй же подход является продолжением традиционной идеи имперской русскости. В этом случае русскими становятся все, кто связывает свою судьбу с Россией и соответствует стихийному, сформировавшемуся к сегодняшнему дню, народному стандарту. Например, в отличие от взгляда, господствовавшего в Российской империи, где только православный мог быть русским, в нынешней России русским может быть и мусульманин и даже атеист. Зато народ стихийно откажет в русскости человеку не любящему русскую культуру, тем более не признающему её своей, отказывающемуся от русских традиций в пользу "европейских ценностей", не говорящему по-русски и не пытающемуся научиться.

При этом сторонники второй концепции, расширяя пределы русскости, не менее, а даже более сторонников "кровной русскости" выступают за права русского народа, в том числе на создание государства русского народа. "Кровные русский", выступают против мигрантов по принципу – всех, кому назначившие себя истинными русскими не выдадут аусвайс истинного русского немедленно поразить в правах, а истинно-русским особые права нарезать, но при этом миграцию можно не ограничивать – главное, чтобы "истинно-русские" были изначально подняты над массой не только не русских, но и не истинных и их позиция надёжно охранялась государством.

В противовес этому сторонники имперской концепции русскости исходят из того, что миграция должна быть ограничена квалицированными кадрами, которым государство разрешает въезд на определённых условиях по просьбе и под гарантии работодателя. При этом само государство определяет, какие кадры и какой именно квалификации являются дефицитными настолько, что требуется привлечение рабочей силы из-за рубежа.

С точки зрения имперской концепции, мигранты делятся на две группы – на тех, кто едет на работу с намерением вернуться и на тех, кто декларирует намерение остаться в России навсегда и жить здесь. Первые, покидают страну по истечение срока контракта или раньше (если возникли иные причины). Вторые как раз и должны соответствовать представлениям современного российского общества о русскости или стремиться добиться такого соответствия. Прежде получения прав гражданства, они должны доказать своё желание и способность интегрироваться в российское общество.

Подчеркну, что поскольку, как было сказано выше современный русский национализм возник, как реакция на предательство и русофобию бывших "братьев", обе концепции ориентированы на защиту прав русского населения России в основном от мигрантов из постсоветских стран. В этом плане обе они являются в какой-то мере дискриминационными. Но тут уж ничего не поделаешь – если постоянно тыкать спящего в берлоге медведя палкой, стоит ли удивляться, что когда он появится из берлоги, то будет настроен в отношении тыкавшего несколько недружелюбно.

Русских слишком часто предавали и обманывали. Включились инстинктивные механизмы защиты как на индивидуальном, так и на народном уровне. Это может не нравиться, но отменить это уже нельзя. Русский национализм, как ответ на русофобию окрестных национализмов, становится одним из доминирующих движений российской политики и российской политической философии. Остановить этот процесс уже нельзя. Теперь вопрос заключается лишь в том, по какой колее его направить.

Первый "кровный" вариант является фактической калькой с национализма украинского. Сколько бы ни клялись современные украинские националисты Бандерой да Петлюрой, Мазепой да Выговским, по сути своей они являются не более, чем русскими сепаратистами. Русскими, захотевшими построить себе национальное государство, но не способными размахнуться на всю Россию, поэтому провозгласившие себя некими "украинцами", как традиционно идентифицировали себя люди по территории проживания (рязанцы, псковичи, новгородцы).

Отколовшись от русских, эти бывшие русские, чтобы обосновать своё право на отдельную государственность стали не просто русофобами, антирусскими. Если другие бывшие "братские" народы просто изгоняли русских с территории, которую считали своей, то "украинцы" поставили перед собой задачу уничтожить Россию, чем и предопределили начало СВО.

В этих условиях русский национализм был естественной реакцией здорового народного организма на явную угрозу. Выбор был между дальнейшей дезинтеграцией на разные Уральские, Поморские, Дальневосточные, Ингерманландские и т.д. республики и русской интеграцией.

Но поскольку Россия империя, империей была от рождения и останется империей навсегда, только имперская форма русского национализма может быть жизненной и не просто полезной для существующего государственного организма, но способной содействовать восстановлению классического имперского духа и классической имперской государственности, как русской национальной идеи.

Русский национализм не единственный, рождающий имперский проект. Таковым является и англо-саксонский национализм, последовательно родивший Британскую и Американскую империи, таким является китайский имперский национализм, создавший пережившую тысячелетия, возрождающуюся после самых страшных кризисов империю. Таков персидский национализм, также переживший череду падений и расцветов от Ахеменидов, до наших дней. Таким сейчас пытается стать национализм турецкий (посмотрим что получится, уж больно невыгодное географическое положение досталось ему в наследство от Византии).

В конечном итоге любой национализм, продуцирующий универсалистскую имперскую идею, создаёт цивилизационный проект. Российский цивилизационный проект называется Русский мир. Успешность реализации русской национальной идеи будет определяться тем, насколько эффективна она будет в плане продвижения данного цивилизационного проекта.

В общем, любой национализм лишь тогда чего-то стоит, если он претендует на глобальность и умеет эту свою претензию защитить.

Диалектика, однако.

https://ukraina.ru/20240424/10...