Отличие полной победы от неполной

Недавно министр иностранных дел Германии Йохан Вадефуль заявил, что рассчитывает на урегулирование ситуации на Украине путём переговоров, поскольку полного поражения ядерной России ожидать невозможно. Эта мысль, безусловно, правильная, но ведь Запад и не рассчитывал на полное военное поражение России. Речь шла о создании экономических трудностей и подрыве социальной базы российской власти при помощи втягивания России в военный кризис на Украине.

Завоевание и оккупацию России на Западе изначально никто не планировал. Такой подход был бы контрпродуктивен, даже если бы не существовало ядерного оружия и шанс победы на поле боя в конвенционном столкновении наличествовал. Судьба не только Наполеона и Гитлера, но всех «завоевателей» России свидетельствует о том, что поход агрессора в глубь страны приводит его к катастрофе.

И дело здесь не в какой-то особой храбрости и самоотверженности русских. И другие нации неоднократно храбро и самоотверженно воевали с врагом, и в нашей истории были позорные поражения: массовая, кроме двух гвардейских полков и дивизии Вейде, деморализация войск в сражении при Нарве 19 (29) ноября 1700 года и ещё более массовая, более двух миллионов человек (данные Кривошеев Г. Ф. и др. Россия и СССР в войнах ХХ века. Потери вооружённых сил, Статистическое исследование — М.: Олма-Пресс, 2001 год), сдача в плен в июне — октябре 1941 года военнослужащих РККА в большинстве случаев также в результате деморализации.

Оккупация России невозможна ввиду её размеров, рельефа и географических особенностей. Огромная лесистая страна не может быть поставлена под контроль никакой армией. Столь крупных армий просто не существует в природе. Теоретически необходимые по размерам оккупационные силы создать можно, но они выпьют всю кровь из экономики создавшего их государства. В результате любой оккупант вынужден будет с позором удалиться, а оккупация не принесёт прибылей, достаточных чтобы покрыть понесённые в процессе потери.

При этом ничто не консолидирует русских лучше, чем наличие врага на русской земле. То есть попытка оккупировать Россию приводит к результату, обратному ожидаемому: потенциальный оккупант слабеет, а сопротивление русских усиливается. Пока на Москву в 1604–1605 годах шли войска «царевича Дмитрия», города и армии неоднократно (хоть и не всегда) переходили на их сторону без единого выстрела. Но как только правление Лжедмитрия I стало превращаться в польскую оккупацию, началось сопротивление, становившееся тем сильнее, чем больше усилий прилагали поляки для утверждения своей власти, и после многих перипетий (правления Шуйского, Семибоярщины, приглашения на царство королевича Владислава Сигизмундовича) закончившееся изгнанием поляков из Москвы 7 ноября 1612 года.

Впрочем, неоккупируемость, и в этом смысле непобедимость России, компенсируется тем, что Россия также не может окончательно победить и присоединить вечно противостоящий ей Запад, как, например, присоединила в своё время восточные ханства. С точки зрения возможностей размещения войск, логистики и общего контроля над ситуацией занятие Европы не является проблемой. Но огромный численный перевес над русскими ощущающих своё цивилизационное единство европейцев и их принципиальная неассимилируемость русским миром в таком количестве делает задачу удержания военного или административного контроля над Европой столь же нерешаемой и столь же убыточной для России, как и упомянутые попытки Европы оккупировать Россию.

В общем, как показывает практика, победа в противостоянии России и Запада может быть одержана одной из сторон только в двух случаях:

1. Внутренний мятеж: переворот или революция, инициаторы которого ориентированы на «дружбу» на условиях политического оппонента.

2. Добровольное признание «правоты» оппонента, большей перспективности его системы.

Как правило, оба варианта инициируются в результате экономического коллапса, или глубокого экономического кризиса, близкого к коллапсу, одной из сторон противостояния. Более того, вероятной является цепочка событий: экономический кризис — провал реформ — коллапс или близкое к нему состояние экономики — мягкий или жёсткий переворот — добровольное признание новыми властями своей зависимости от бывшего оппонента. Это случилось с Речью Посполитой в XVIII веке, с СССР/Россией в начале 90-х, и к этому же рубежу сейчас приближается коллективный Запад.

Но исторические факты свидетельствуют, что такие победы не бывают окончательными. Проигравшее государство меняет систему, восстанавливается и вновь возвращается на большую политическую арену с былыми амбициями, как вернулась Россия в начале XXI века. Выигравший может получить временный контроль над природными ресурсами, внутренней и внешней политикой проигравшего, но проигравший сохраняет формальный суверенитет и полный военно-административный контроль над собственной территорией. Это и есть механизм и стартовая позиция возрождения, как только возникают благоприятные обстоятельства.

Поэтому в рамках текущей расстановки сил все победы России и Запада друг над другом носят промежуточный характер и могут быть успешно оспорены через некоторое время. Но это не относится к странам-лимитрофам, составляющим своего рода «пояс астероидов», переходящий к победителю очередного витка противостояния и резко ухудшающий его экономическое положение ввиду необходимости поддерживать в лимитрофах достаточно высокий уровень жизни, достижение которого они не могут обеспечить самостоятельно.

Этот пояс включает Финляндию, Польшу, а также всё наследство Австро-Венгерской и Османской империй в центральной Европе и на Балканах. С начала ХХ века (когда этот пояс возник) и по сей день его (за редким исключением) не пытаются включить в состав победителя, но принимают на баланс как союзников, составляющих подконтрольный победителю военно-политический буфер, обеспечивающий ему геополитическое превосходство над побеждённым.

Прошедшие сто лет показали, что эта стратегия ошибочная. С одной стороны, она позволяет получить сразу много — контроль над всем поясом лимитрофов. С другой, этот контроль ненадёжен, крайне ресурсозатратен, а сам пояс лимитрофов из подконтрольного буфера при первой возможности пытается превратиться в «серую зону», доящую обе стороны. При этом позиции России ослабляет ещё и то, что лимитрофы ощущают себя частью западной цивилизации и потому охотнее уходят в сферу влияния Запада, чем РФ. То есть для России затраты на контроль над этим поясом выше.

Мне представляется, что выигрышной, хоть и не столь эффектной, но гораздо более эффективной, будет иная стратегия, в рамках которой Россия в отношении всего пояса лимитрофов будет действовать так, как сейчас действует в отношении Украины. Определяется принципиально важная для России в данный момент территория и в ходе очередного развязанного Западом конфликта заявляется о её безоговорочном присоединении («по воле народа» или по другой причине — неважно), то есть кризис может быть разрешён только в случае признания факта её присоединения к России.

Поскольку, как было сказано выше, окончательная победа одной из сторон невозможна, рано или поздно враг вынужден будет признать российское требование о признании новой границы РФ частью компромисса. На период между кризисами Россия получит время на запуск ассимиляционных процессов в присоединённых регионах, за счёт средств, сэкономленных на отказе от контроля всего пояса лимитрофов. Следующий конфликт — следующее расширение российских границ за счёт присоединения лимитрофов.

Небыстро, может быть, за двести, а может быть, и за триста лет, но весь пояс лимитрофов войдёт в состав России, а большая часть его населения будет ассимилирована и станет русскими. Стратегическое положение России в Европе многократно улучшится, а Западная Европа сама станет поясом лимитрофов, который можно будет нарезать по кусочку и присоединять в случае, если США к тому времени добровольно не откажутся от европейского плацдарма и Западная Европа не станет экономически и политически частью «Большой Евразии». Впрочем, думаю, что в рамках такой стратегии дальше Германии по пути присоединения двигаться не придётся.

Меняя предложенным образом стратегию, мы меняем исходные условия конфликта и делаем окончательную победу возможной, хоть и отнесённой от нашего времени на столетия. При этом принцип неуязвимости России для оккупации продолжает работать в силу коренного отличия способа построения русского и европейского мира. Россия исторически цельна и монолитна («где раз поднят российский флаг, он более спускаться не должен»). Европа помешана на разнообразии, мельчайших «национальных особенностях», исторических границах и т. д. С этой точки зрения присоединение той же Прибалтики или Молдавии к России является проблемой, лишь пока Запад не готов к соответствующему компромиссу, а он быстро согласится, ибо не своё — не жалко. Обратное же отсоединение невозможно, поскольку Россия не отдаёт свои территории (это уже не независимое государство, которое может быть поглощено полностью, но имперская провинция, для отторжения которой надо принудить империю к капитуляции, а это невозможно по причинам, описанным выше).

В рамках подобной долгосрочной стратегии мы меняем пространство так же, как менялось оно русским государством с конца XV века (начало русско-литовских войн Ивана III) по конец XVIII века (ликвидации независимой Польши Екатериной II). За эти три столетия Запад, стоявший на пороге Москвы (восточнее Вязьмы и в Ржеве, претендовавший на Тверь), откатился вначале к Варшаве, а затем и западнее, а русское государство вернулось в свои естественные границы и начало доминировать в Европе.

Иван III не дожил до торжества своей стратегии, но это не уменьшает её правильности. Кстати, Екатерина Великая, завершившая дело Ивана III и присоединившая к России самый большой массив земель на Западе за всю историю русского государства, тоже действовала не спеша, отдавая предпочтение надёжному закреплению результата перед максимально быстрым расширением. Плоды трудов и политико-исторической прозорливости Екатерины и Ивана до сих пор обеспечивают перспективы России на Западе, ставя объективный барьер на пути амбиций наших европейских оппонентов.

https://alternatio.org/article...