Л.

Локоток.

В пустыне полдень – Солнце жарит.
Несчастный путник изнемог,
Сто километров по Сахаре
Преодолев, не чуя ног.
Он обезвожен, он не дышит,
В песках оставшись навсегда…
Под ним, на сотню метров ниже –
Артезианская вода.

А на другом боку планеты
Два месяца царит циклон.
Не пропустив и лучик света,
Осадками замучил он.
От вида туч срывает крыши
И дождь дубасит, как кистень…
Каким-то километром выше –
Безоблачный, чудесный день.

Ах, локоток, ты очень близок.
Твой вкус познать – совсем не блажь, -
Ведь дело, часто, не в капризах.
И тем обиднее демарш!

Лес.

В Лесу огромном и могучем,
Что рос местами вкривь и вкось,
Бродил, на вид мрачнее тучи
(Как будто бедолагу пучит),
Всем вечнонедовольный Лось.
С губой, обиженно надутой,
По Лесу всюду сеял смуту -
Ему спокойно не жилось:
- «Сей Лес - анахронизм и мрак!
Отсталость, серость и бардак!
Нас все считают дикарями,
А вон, в Степи - совсем не так:
Там по стволам не бьёшь рогами, -
Культура, клумбы, оригами,
И звери, волк или хомяк,
Себя не чувствуют зверями!
Цивилизация, прогресс,
Не то, что этот гадкий Лес!
Срубить его и станем Степью!
Вперёд, навстречу благолепию!
Давайте созывать конгресс!»
Лось доходил до всех до тяжких,
Куда не плюнь, он тут как тут:
- «Рубите Лес, нас Степи ждут!
В Лесу и деньги - деревяжки!
Кто не согласен, тех - под суд!»
И вот уже толпа голОсит:
- «Давайте, что ли, пару просек
Прорубим через этот Лес -
С нас не убудет, мы ж не весь, -
Степным загоним тонну досок,
Да купим то, чего нет здесь.»
Так порешили - прочь сомненья,
И не заметили явленья,
Которое произошло:
Наш Лось мутировал в Оленя,
Но кто увидит в этом зло?
Срубили, прОдали - ништяк! -
А Степь не очень-то и враг,
Всё дело - как договориться,
Журавль получше, чем синица,
Медведь - он тоже не дурак.
А дальше - больше. Понеслась.
Казалось бы, такая власть
Дана была медведям-рысям, -
За Лес хоть малость поБорися,
Но - нет! К деньгам проснулась страсть.
А Лось-Олень, предвестник бед,
Орёт, срываясь на фальцет:
- «Здесь жизнерадостности нет,
А там, за океаном зыбким,
Гиены даже шлют улыбки
И мило говорят: «Привет!».
И вот Олень поёт псалмы,
А всё народонаселенье
Внимает эту песнь оленью:
- «А что, и правда, - мы темны,
Заложники лесной страны.
Даёшь по нашему хотенью!
Вали замшелые стволы!»
И начался лесоповал,
Какого мир и не видал:
В короткий срок расстались с сенью,
Жизнь превратив в базар-вокзал.
Был Лес отправлен на распил,
При этом многих придавило,
Но это-то и нужно было
Тому, кто больше всех вопил.
Мутации не прекращались -
Ещё одна произошла:
Олень мутировал в Козла.
Проблеяв что-то на прощанье,
Он в Степь свалил и все дела.
А из СтепИ явились волки
Учить, как правильно пилить:
Мол, это честь - степными быть,
А от лесных немного толку,
Ну, разве кто проявит прыть
И то постолечку, поскольку.
А пни желательно спалить,
Чтоб пламя огненной геенны
Мощь корневищ предало тлену
До самой глубины земли.
На помощь прибыли гиены,
Свои улыбки привезли.
И был бы план реализован,
Ещё чуть-чуть, ещё вот-вот.
Но у природы есть законы -
Природе нужен кислород.
Совсем никак без кислорода,
Не серою живёт природа,
Не тлением она живёт, -
С трудом, но вновь пробились всходы
И где-то даже вызрел плод.

Волчары пусть Степями рыщут,
А Лес растёт ещё сильней.
Не стоит блеянье Козлищи
Родных деревьев и корней.
И вывод нужен позарез:
Ребята, берегите Лес! 

Летаргия.

Возраста накипь с души отринь,
Растормоши недра -
В зиму, в мороз, в ледяную синь
Резвым ворвись ветром.
Вздыбив полётом колёс-копыт
Вихри колючей пыли,
Мчи за кордон, что постом стоит
Промежду "есть" и "было".
Далее нет верстовых столбов,
Нет и сторон света,
Радость давнишняя и любовь
Там пребывают где-то -
Спят средь лесов в теремах резных,
С лицами, как из воска, -
Видно, случайно коснулся их
Посохом дед Морозко.
Если он выйдет тебя встречать
И проведёт в светёлку,
Может удастся разбить печать
Той летаргии долгой.

Лабуда.

Тяжко сотню раз в году слов переплавлять руду, -
Утомило это дело, - забубеню лабуду!
А чего?! – вокруг ряды этой самой лабуды,
Телерадиоэфиры без неё, как без воды!
Отщипну чуток любви, обмакну её в крови,
Зыркну чёрными глазами и – давай, страна, реви!
Вот так супер-лабуда! Не осталось и следа
Опосля таких фуроров от дурацкого стыда.
Вон – и юный, и седой промышляют лабудой,
С лабуды вполне реальный можно получать надой!
Зря пропала куча лет! Дояр круче, чем поэт!
Наконец-то я при деле, лабуда – серьёзный бренд! 

Люди уходят...

Люди уходят, уходят, уходят…
Разные судьбы, общественный вес.
И в толчее незамеченным вроде
Может остаться сей скорбный процесс.

Мы всё бежим, иногда спотыкаясь
(Планов различных и дел - грамадьё),
От суеты лишь на миг отвлекаясь,
Что бы дежурно сказать: “ Ё – моё!”

Типа: “Как жалко. Зачем же так рано?
Жить бы и жить ещё множество лет”.
Скоро рубцуя подобные раны,
Дальше спешим мы на призрачный свет.

Наш муравейник – жестокая штука,
Месту пустым никогда не бывать.
Только случилась на веки разлука –
Вот уже стали тебя забывать.

Это логично, вполне объяснимо -
Обществу двигаться нужно вперёд.
Жизнь, ускоряясь, проносится мимо
Места, где каждый покой обретёт.

И только близким, родным и любимым
Время лекарство давать не спешит.
Вечно ушедшие в памяти живы,
Тяжесть утраты на сердце лежит.

Стать бы мудрее, чтоб все мы друг друга
Больше ценили, покуда живём.
Может, тогда успокоится вьюга
Той беготни, что мы жизнью зовём…

Лев и Дикобраз.

Судьбы капризы неисповедимы
Хоть в тундре, хоть в саванне, хоть в лесу:
Так, на столетье памятной годины,
Со Львом (главой, царём и господином)
Случилось то, что гегемону не к лицу –
Его послали! Без купюр, на хутор дальний.
Послали нарочито напоказ!
Проделал это явно «ненормальный»
И очень одинокий Дикобраз.
К нему давно от Лёвы шли посылы:
Мол, образ твой настолько дик и плох,
Что (только без обиды!) было б мило,
Когда б ты сам тихонько взял и сдох!
«Жить ни к чему подобному уроду –
Умри скорее, друг, уважь природу!»
Обычно этого вполне хватало,
Чтоб неугодный помер тихой сапой.
А ежели, вдруг, рыка было мало,
То тело урезонивалось лапой.
Лев упивался властию всесильной,
Мир поделив на нужных и убогих.
Да, был ещё в Тайге Медведь двужильный,
Но он давно уснул в своей берлоге.
Привычно Лев нирванился в покое,
И тут, откуда ни возьмись – такое!
Сей Дикобраз, угрозы не приемля
И памятуя: жизнь - она одна,
Зарылся очень глубоко под землю
И громко так отправил Лёву на!
А, чтоб за это кары не настигли,
Стал из норы пулять в пространство иглы,
Да с каждым разом дальше и точней
(Они втыкаются уже буквально рядом)
И, дескать, этот зверь за пару дней
Их сможет начинить ядрёным ядом!
Хоть он не поминает мать Кузьмы,
Но издевается (колючий, наглый крот!) :
«Давай, кошак, поди меня возьми!»
И землю неизвестно чем трясёт.
Лев зарычал (умеет, кошкин сын)
И в позу встал, свирепую донельзя.
В ответ ему: «Конец у всех один!»
А следом донеслась команда: «Целься!»
Что делать? Землю рыть? - А маникюр?!
А мантия от голубых кутюр?!
А ежели пальнёт сей отморозок?!
Пустить вперёд кого-то за обносок?
Так в этот раз – ни дураков, ни дур.
И ходит Лев вокруг норы, рыча –
Не плюнуть и не рубануть сплеча,
Что не реши – всё будет только хуже,
Ещё опасней двигать наугад -
Такая вот проблема. И к тому же
В Тайге Медведь проснулся, говорят.

Коль ты случайность принял за успех,
Решив, что исключительнее всех,
Не удивляйся, если за спиною
Услышишь ты Судьбы злорадный смех.

Листья.

Лист осенний, почти как банный,
К ветровому стеклу прилип.
На просёлочном «автобане»
Под колёсами лужи всхлип –
Еду в лес, в тишину и сырость,
Где опавший огонь ковром
Распластался вокруг. Приснилось
Мне вчера, что тону я в нём:
С головою в костёр шуршащий
Погружён, и дышать – никак,
И течение жжёт и тащит
В самый омут, а я, дурак,
Не противлюсь (черта плохая),
Не пытаюсь грести назад –
Я б, стремительно задыхаясь,
Обгорел с головы до пят,
Да будильник вмешался кстати,
Возвращая на жизни гать…
Вот и лес – обступает сзади,
Мне поможет стихов заклятье
Листьев рыжий огонь впитать.

Лето.

Сколько лет на муку перемолото,
Белизны в волосах не таю,
Но сейчас на три месяца молодость
Год текущий мне дарит свою.
Эту щедрость, по-царски великую,
Проявляет он, словно паша,
И, мотивчик о Лете мурлыкая,
На глазах молодеет душа.
Каждый год волшебство это деется,
Прекращая теченье песка, -
Вхолостую работает мельница
И уходит в подполье тоска.
Устраняя последствия холода,
Лето снова, опять и уже
Возвратит незабвенную молодость
Пусть не телу, но точно - душе.

А. Б. В. Г. Д. Ж. З. И. К.