Запах кофе и сигарет «Дрина» в кафе на Теразие, гул трамваев, пестрые витрины «Беко» и «Электронской индустрии» – таким запомнился мне Белград конца семидесятых. Я приехал сюда по линии торгпредства, думая, что увижу нечто похожее на дом. Как же я ошибался. Югославия была другим миром, социализмом, который дышал на полную грудь рыночным ветром и... задыхался от своих же противоречий.
То, что у них называлось «рабочим самоуправлением», было повсюду. На заводских проходных висели лозунги: «Фабрика – рабочим!». Коллеги из югославских предприятий, с которыми мы вели дела, частенько, хитро подмигивая, рассказывали про свои «раднички саветы» – рабочие советы. «Сам себе хозяин, брат! – похлопывал меня по плечу Милош, менеджер из Риеки. – Годовой план утверждаем сами, премии распределяем сами, директора если что – на сходку вызываем!» Звучало красиво, почти утопично. Но глаза у Милоша были усталые.
Рынок? Да, он был. Настоящий! Магазины «Самоопслуга» ломились от товаров, каких у нас и в помине не было: итальянские сапоги, немецкая электроника, греческие апельсины. По улицам Белграда, Загреба, Любляны ездило невероятное количество частных машин – не только «застава» и «рембас», но и «мерседесы», «фиаты», «форды». Гастарбайтеры, работавшие в Германии, привозили домой не только валюту, но и эти самые иномарки. Витрины пестрели рекламой – конкуренция чувствовалась кожей. Наш советский ширпотреб на этом фоне выглядел... скромно, мягко говоря. Помню, как мы бились, пытаясь сбыть партию утюгов, пока югославы ловко перепродавали нам же «Загребский май» – их неплохие холодильники.
Но это была лишь одна сторона медали. Другая – пустые полки в магазинах глубинки, особенно на юге, в Косово или Македонии. «Рабочий совет» на прибыльном предприятии в Словении мог проголосовать за высокие зарплаты и соцпакет, а завод в Боснии еле сводил концы с концами. И куда вкладывать? В развитие или в карманы? Часто выбирали второе – сиюминутное. Отсюда – инфляция. Помню, как смеялись местные, показывая пачки динаров, упакованные в целлофановые пакеты, как овощи. Цены росли как на дрожжах. Получить кредит под разумный процент было подвигом.
И была тень партии. Официально – самоуправление. Неофициально – никто не забывал, кто реально решает. Директора завода? Часто выдвиженцы местного комитета Союза коммунистов. Крупные инвестиции? Согласовывались где-то высоко. «Технократы» – умные, образованные ребята, часто учившиеся на Западе, – были реальными серыми кардиналами экономики. Рабочий совет мог решать, сколько денег потратить на кафе для персонала, но стратегию завода определяли не они. И уж точно не они решали, как распределять ресурсы между Сербией, Хорватией или Словенией. А там копилось недовольство: «Загреб и Любляна кормят ленивый Юг!» – слышал я за столиком в сплитском ресторане. «Белград выкачивает из нас все соки!» – ворчали в словенском Мариборе.
Тито. Его имя звучало повсюду. Он был скрепой, арбитром, гарантом этого хрупкого равновесия между республиками, между планом и рынком, между Востоком и Западом. Мы, иностранцы, чувствовали это напряжение – как натянутую струну. Страна жила в кредит, в прямом и переносном смысле. Западные банки охотно давали деньги этой уникальной «социалистической витрине», а югославы охотно брали. Уровень жизни, особенно в городах, был несопоставим с нашим. Кафе, рестораны, поездки на Адриатику... Но долг висел дамокловым мечом.
Помню, как в 1979 году случилась крупная забастовка на шахте в Трбовле (Словения). Рабочие требовали повышения зарплат из-за инфляции. Это был гром среди ясного неба. Официальная риторика твердила о «братстве и единстве», о том, что рабочие – хозяева. А тут – классический трудовой конфликт. Партийные газеты писали скупые строки, шептались, что вмешался лично Тито. Это был тревожный звонок. Система самоуправления, призванная дать свободу, порождала хаотичные требования, которые экономика уже не могла удовлетворить без новых кредитов и инфляции.
Оценили 4 человека
7 кармы