Блудные капиталы

В качестве предисловия: Россию откровенно и нагло грабят. Об этом постоянно говорит телевизор, пишет интернет и заявляют политики всех оппозиционных видов и цветов.

Чаще всего в качестве убедительного доказательства приводится цифра размера оттока капиталов из России. Мол, вот они, те самые народные деньги, которые нехорошие люди (мы их знаем, это олигархи!) у страны украли и прячут за рубежом. Счет идет на десятки миллиардов, в то время как пенсионерам платится копеечная пенсия (и далее по длинному списку).

Эта схема аргументации стала настолько привычной, что никто уже и близко в ее достоверности не сомневается. Зато все дружно возмущаются плохим правительством, то ли по глупости живоглотам-олигархам попустительствующим, то ли прямо им продавшемуся. Ибо ведь "все" не могут столь дружно в цифрах ошибаться, тем более столь откровенно врать? Или могут?

Как водится, анализ цифр показывает, что все дело в акцентах. Говорят, в свое время Уинстон Черчилль напутствовал своих министров следующими словами: джентльмены, говорите народу только правду и ничего кроме правды. Но упаси вас Бог сказать ВСЮ правду...

И ведь правы был, чертяка. Ибо если отложить в сторону популизм и просто проанализировать сами цифры, картина получается несколько иной. Я бы даже сказал, на популистские лозунги очень слабо похожей. Воруют? Не без этого, да, но не более привычных норм "утруски/усушки" в любом виде человеческой деятельности. А вот остальные деньги... статья как раз о них.

Возможно ли пресечь утечку капиталов и обеспечить их возврат в экономику?

Примечание редакции: пока писалась эта статья, произошли два новых события, полностью лежащие в русле рассуждений автора. Первое — это наезд французских налоговиков на российского миллиардера и сенатора С. Керимова. Ему предъявили обвинения в уклонении от уплаты налогов и отмывании средств, полученных преступным путем. Второе событие — это публикация нового расследования «панамского досье», в котором авторы указывают на связь российского бизнесмена Ю. Мильнера и зятя Д. Трампа Дж. Кушнера.

Поразительно, как порой причудливо переплетаются между собой, казалось бы, далёкие друг от друга события. Публикация документов так называемого «панамского офшорного досье» и доклада Международного консорциума международных расследований (International Consortium of Investigative Journalists — ICIJ) формально преследовали цель кардинально пошатнуть доверие «вкладчиков» к безналоговым территориям только британской юрисдикции. Несмотря на свой масштаб, американская экономика остро нуждается в деньгах. Во всех смыслах: от расширения частных инвестиций до увеличения налоговых поступлений.

Как подсчитала Международная организация по борьбе с уклонением от уплаты налогов (Tax Justice Network), ещё в 2010 году в офшорах было накоплено не менее 21 трлн долл., что соответствует примерно четверти годового ВВП всей планеты или превышает ВВП США за прошлый год. Официально заявляется, что треть этих денег имеет незаконное происхождение, а четверть является нераспределённой корпоративной прибылью, специально хранящейся там для уклонения от уплаты налогов. И ещё так, по мелочи, около 15% счетов и компаний (чаще всего трастов) созданы для безналоговой передачи наследства. В целом нынешняя администрация Белого дома намерена «вернуть домой» минимум 4 трлн долл., что соответствует четырём государственным бюджетам США за 2017 год.

Как водится, публикация закрытых бухгалтерских документов подхлестнула и интерес к поиску «денег партии», точнее, капиталов, вывезенных «плохими людьми» из России. Особенно рьяно искали деньги, имеющие отношение к действующему президенту РФ. Хотя их не нашли, сама по себе тема офшорных территорий и находящихся там средств вновь вернулась в общественное обсуждение и стала прочно связываться с объёмом оттока капитала из России. Цифры называют разные, но всегда большие, и говорят о них с обвинением в адрес государства, такому безобразию попустительствующего. Однако так ли это?

Отток капитала, или Задача про бассейн

Прежде чем углубляться в тему борьбы с офшорами, сначала стоит разобраться, о каких суммах вообще там действительно идёт речь. Эта проблема совсем не такая простая, как может показаться. Все находящиеся в публичном обороте цифры в большинстве своём если не взяты просто с потолка, но сформированы весьма тенденциозно и с изрядной долей «экспертных предположений». Так, в частности, за общее количество денег, как бы украденных из России, называется простая сумма оттока капитала из РФ, что, мягко говоря, не совсем верно.

За прошедшие 20 лет суммарный объём оттока капиталов из страны составил 803 млрд долл., по данным ЦБ, или 1341 млрд долл., по данным Global Financial Integreti.

Если в абсолютных цифрах, да ещё по сравнению со средним размером пенсии, цифра огромная, то в масштабе экономики в целом её значение сильно меняется. И вот почему.

Движение капиталов очень напоминает известную задачу про бассейн, где из одной трубы вытекает, а в другую втекает. И втекает тоже много. Из отчёта Центробанка следует, что общий объём накопленных за 1994–2015 годы прямых иностранных инвестиций в Россию составляет 513,9 млрд долл.

При этом не стоит путать инвестиции с благотворительностью. Инвесторы вкладывают деньги прежде всего с целью извлечения прибыли, которая потом будет выводиться из страны автоматически. К тому же пятая часть инвестиций сразу приходила напрямую в банковский сектор, где деньги делают другие деньги самым непосредственным образом. Да и вложения в прочие отрасли чаще всего сводились не к строительству новых предприятий, а к приобретению пакетов акций уже существующих, но по каким-либо причинам «недооценённых рынком».

Отраслевая структура накопленных ПИИ в РФ

В качестве примера. Из всех денег, вложенных иностранными инвесторами в горнодобывающую и обрабатывающую промышленность, непосредственно предприятия получили всего 46 млрд долл., или 8,9% от суммарных зарубежных инвестиций в РФ и только четверть от размера инвестиций в отрасль «на бумаге». Всё остальное являлось чисто «портфельными» вложениями в «биржевые инструменты». Чаще всего акции и облигации. В расчёте на их последующую продажу после роста биржевых котировок.

Моральная оценка этичности спекуляций с ценными бумагами является темой отдельной. Пока следует отметить другое. Все иностранные инвестиции в конечном итоге когда-нибудь из России уйдут. В особенности при возникновении для инвесторов любого рода «политических рисков». Так, после начала «украинских событий» и последовавших вскоре западных санкций такие вот фонды в течение 12 месяцев вывели из России 1,9 млрд долл.

Причём ушло денег существенно больше, чем изначально вкладывалось. Та же группа фондов под общим управлением компании Franklin Templeton 80% своего капитала в 100 млн в 1987 году вложила в Россию. В 1992-м совокупная стоимость принадлежащих ей активов оценивалась в 5 млрд долл. А когда в 2014-м, после начала событий на Украине, Franklin Templeton свою деятельность в России прекратила, за границу было выведено уже 15 млрд долл. ИХ денег.

Второй важной составляющей, формирующей сумму оттока капитала из России, являются платежи по обслуживанию внешнего долга как частного, так и государственного. Полагаю, нет нужды специально объяснять, что любые займы априори должны возвращаться.

По данным ЦБ РФ, на данный момент совокупный государственный внешний долг России составляет 537,5 млрд долл. Причём только за 10 месяцев 2015 года по процентам и в погашение основного долга было направлено более 190 млн долл.

Динамика выплат на погашение долга.

И возврат иностранными инвесторами своих вложений вместе с прибылями, и тем более операции по обслуживанию долговых обязательств, и ряд других платежей, к уклонению от налогов отношения не имеющих, все они в конечном счёте участвуют в простой арифметической разнице «за отчётный период в страну денег пришло, минус за тот же период из страны ушло».

С учётом платежей с известным и законным назначением можно говорить, что из 800 млрд совокупного оттока капитала в офшоры из России выведено всего 130 млрд долл.

Что на самом деле в гаванях лежит?

Откуда тогда берутся заявления международных и даже ряда российских экспертов о нахождении в «безналоговых финансовых гаванях» практически триллиона в расчётных билетах ФРС США? Эксперты ошибаются или чего-то не видим мы? Отнюдь. Всё дело в смысле использующихся чисто бухгалтерских терминов.

Например, Сибирская угольная энергетическая компания (СУЭК) в 2010 году вышла на IPO, была оценена рынком в 9 млрд долл. Из открытых источников известно, что 87% её акций принадлежит SUEK PLC и ещё 2,26% — СУЭК Инвестментс Лимитед. Но это вовсе не означает, что где-то в подвалах офшорного банка действительно стоит эшелон, гружёный «бумажками с портретами американских президентов». Собственно, деньги там составляют наименьшую долю, в то время как в подавляющем большинстве речь идёт только о правах владения собственностью, оцениваемой в ту или иную сумму. Само предприятие находится и работает в России.

Таким образом, из «экспертной» цифры «свыше 1 трлн долл.» российских денег в офшорах находится не более 130–150 млрд, что соответствует общей структуре собственности в РФ. Причём именно в деньгах — не более трети.

Конечно, офшоры на то и офшоры, что точных данных по размеру сумм и составу собственников всех там зарегистрированных компаний нет. Тем более что часто (особенно при оформлении трастов) одна безналоговая юрисдикция служит собственником в другой, чтобы та была в третьей, которая уже является конечным владельцем в четвёртой. Это крайне затрудняет отслеживание всех связей и создаёт богатую питательную среду для широкого разброса экспертных оценок. Но в целом специалисты сходятся в примерно следующей общей картине: около 100 млрд долл. «офшорных капиталов» представлено только правами собственности или разного рода интеллектуальными правами (технологии, товарные знаки и т. п.); до 28–30 млрд долл. сосредоточено в капиталах финансового характера (непосредственно деньги или любого рода ценные бумаги как российских, так и иностранных эмитентов, а также доли в финансовых инвестиционных компаниях, в том числе иностранных); ещё 15–20 млрд составляют деньги и оформленная на офшоры частная собственность «прочего назначения».

Как бы странно такое ни показалось, но наибольшая доля действительно «криминальных» денег сосредоточена именно в последней категории. Если корпоративное право владения на нормальном языке означает долю в каком-то предприятии, то «прочее назначение», как правило, состоит из оформленных через офшор покупок недвижимости, предметов искусства, предметов роскоши, самолётов, яхт, премиальных автомобилей и просто прямо краденых денег, спрятанных «там, откуда не выдают». Газета «Ведомости» провела опрос среди риелторских компаний, специализирующихся на обслуживании зарубежных сделок. Картина выглядит показательно.

До 2013 года «русские» за рубежом чаще всего приобретали жильё, обычно для нужд собственного проживания (себя, детей, членов семьи), сейчас до 80% покупок составляет инвестиционная недвижимость, от апартаментов для сдачи в аренду до разного рода торговых центров. По данным Knight Frank, прослеживается достаточно чёткое деление клиентуры по категориям сумм и географическим направлениям. В бюджетах, стартующих от 10 млн евро, 23% запросов приходится на Великобританию. За ней идут Германия (17%) и Кипр (6%). Четвёртое место занимает Швейцария. В бюджете «от 1 млн евро» Германия (19% заявок) обошла лидера Великобританию, а на третьем месте находится Кипр (12%). Впрочем, львиная доля обращений за кипрской недвижимостью носит преимущественно иммиграционный характер. Приобретение там недвижимости на 2,5 млн евро открывает возможность получения европейского гражданства. Например, в 2015 году вид на жительство в ЕС по таким схемам получили 73,5 тыс. граждан РФ. Важными направлениями вложений в «инвестиционное гражданство» стали также Греция и Мальта.

Структура «русских офшоров»: 100 млрд — права владения, 28–30 млрд — ценные бумаги, 15–20 млрд долл. — «собственность прочего назначения», от недвижимости и яхт до криминальных денег, «спрятанных там, откуда не выдают».

Две стороны одной медали

Возникает вопрос: как теперь со всем этим быть? Говоря про офшоры, все в первую очередь отмечают стремление пользующихся ими собственников прежде всего минимизировать налоги. И такая позиция имеет под собой серьёзные основания. Нередко продажа долей собственности в принадлежащих офшорам российских компаниях при оформлении сделки через налоговые гавани приводит к снижению поступлений в налоги всех уровней до 15–20% по сравнению с аналогичной сделкой, но проведённой в рамках российской юрисдикции. Это, безусловно, минус. Однако есть и ряд плюсов, также требующих учёта.

Первый среди них — те самые иностранные инвестиции, которые при ближайшем рассмотрении оказываются не такими уж и иностранными. Если смотреть только по цифрам на бумаге, то за два десятка лет крошечный Кипр вложил в российскую экономику без малого 72 млрд долл., что превышает три годовых ВВП этой небольшой страны. И вообще, если смотреть только в таблицу, самыми крупными инвесторами у нас выступают не ведущие экономики Запада, вроде Франции, Германии или Великобритании, а всякие мелкие, часто островные, территории с никакой промышленностью и очень скромной, чаще всего откровенно сельскохозяйственной, экономикой, в сумме формирующей менее 1,2% мирового ВВП.

Откуда же у них такие деньги? Очевидно, что вкладывают они точно не свои. Ответ прост.

Деньги из офшоров возвращаются в Россию — это называется реинвестирование. Если представлять в цифрах, то масштаб возврата превышает 67% общей суммы.

Причём возврату не мешают даже ужесточающиеся антироссийские финансовые санкции. Более того, примерно в половине случаев содержание такой схемы обходится либо в сумму экономящихся налогов, либо даже несколько её превышает. И дело тут вовсе не в каком-то альтруизме частных собственников. Наоборот, они как раз прежде всего собственные интересы и преследуют, просто те не сводятся только к единственной экономии на налогах.

Дело в том, что, если судить по распределению спрятанных в налоговых гаванях капиталов с ранжированием по их масштабу, становится видно стремление владельцев в первую очередь обеспечить надёжность сохранности своего права собственности на актив. Если на то пошло, что вся многовековая история офшорных территорий развивалась прежде всего на желании владельцев оградить своё имущество от возможного произвола как со стороны любого рода мошенников, так в особенности от случаев использования ими в своих целях мощи государственного аппарата. Ну и от произвола властей, конечно, тоже.

Например, первый бум ухода американских корпораций «на острова» был вызван попыткой властей США поднять ставку корпоративного налога до 80%, вызвавшей волну желающих переоформить документы на Лихтенштейн или Швейцарию. Попытка остановить процесс только угрозами и наказанием успеха не имела. Только снижение налоговой ставки переломило ситуацию.

Россия в этом смысле от мировых трендов не отличается решительно ничем. Бум ухода в офшоры в нашей стране начался ещё в 90-е и достиг пика в начале нулевых, когда страной в реальности управлял непонятно кто, а любому владельцу хоть сколько-нибудь серьёзного бизнеса не требовалось объяснять, что такое «семибанкирщина».

Вторым важным аргументом в пользу полезности офшоров является открытость российской экономики в целом. Идеи чучхе, может, и выглядят привлекательно, однако они плохо подходят для России, не менее пятой части ВВП которой формируется за счёт внешней торговли. Более того, по целому ряду направлений мы по-прежнему остаёмся критично зависимыми от импорта. Например, игольчатые подшипники Россия импортирует в полном объёме. И львиную долю металлорежущего оборудования. И большинство нефтегазовой трубопроводной арматуры высокого давления. И много чего ещё. Иными словами, перекрытие импорта означает не только чисто математическое снижение на 20% экономических показателей вроде ВВП, а критическую остановку целых отраслей экономики.

Наличие и грамотное использование офшоров позволяет обходить санкции и тем самым обеспечивает стратегическую безопасность критически важных для страны технологических процессов и бизнеса.

Оправдывает ли это прочие «офшорные» издержки — вопрос явно риторический.

Пресечь нельзя возглавить. Где ставить запятую?

Естественно, возникает, казалось бы, закономерный вопрос. Если совсем без офшоров обойтись невозможно, то почему бы тогда не создать их у себя? В конце концов, есть же практика особых экономических зон в Калининграде и Калмыкии. Однако именно она нагляднее всего показывает ошибочность такой идеи.

Проблем здесь сразу несколько. Классический офшор основан на кровной заинтересованности территории в соблюдении заявленных ею правил приватности. Во что превратится тот же остров Мэн или Британские Виргинские острова в случае ухода от них всех там зарегистрированных бизнесов? В пустыню. Промышленности нет и условий для её создания тоже. Сельское хозяйство слабое, и обеспечить занятость собственному населению оно не в состоянии. Даже туризм почти не имеет перспектив развития. Что уж тут говорить, к примеру, о Каймановых островах, где зарегистрировано 3/4 всех хеджевых фондов мира, в то время как их собственное население не дотягивает до 50 тыс. человек! Только предоставление очень льготных налоговых условий для нерезидентов является единственным источником их процветания, потому в сохранении правил игры местные правительства заинтересованы буквально кровно, притом что размеры установленных ими для нерезидентов финансовых условий их более чем устраивают.

При этом все отечественные попытки офшорную зону только имитируют, рассчитывая, что желающая у них оформиться компания станет платить не только причитающиеся по закону сборы, но и будет активно инвестировать в развитие этих территорий существенные деньги сверх платежей, установленных законом. Тем самым привлекательность такого как бы офшора резко снижается.

Сюда же следует отнести и резко возрастающую сложность с оформлением налоговых документов, а также неизбежность противостояния, местами достаточно жёсткого, с местными налоговыми органами «по месту ведения бизнеса», прямо трактующими попытку использования офшора как способ уменьшить налоговые платежи им. Нередки случаи прямого признания ими подобных действий противозаконными, чему сильно способствуют обширные юридические коллизии российского законодательства, которые в государственных органах и российских судах всегда интерпретируются не в пользу бизнеса. В подобных условиях этот «офшор» становится уже прямо бесполезен.

Кроме того, мировые офшоры сегодня являются традиционными. В них зарегистрированы сотни тысяч компаний из всех ведущих экономик мира. Это позволяет новым предприятиям достаточно надёжно прятаться среди них, скрывая истинную принадлежность бенефициаров, тем самым обходя обширный список разных ограничений в других странах. Скажем, для покупателя особняка в Лондоне из Швейцарии действуют одни (более простые) правила и нормы, чем если он сразу из России или Китая. Офшор «из России» тут всё равно останется бизнесом тоже «из России», а значит, подпадающим под ограничения и запреты.

Надеяться привлечь к себе сколько-нибудь существенную долю прячущихся по традиционным безналоговым зонам невозможно даже в случае классического демпинга налоговыми ставками. Инвесторы, желающие вкладываться в нашу страну, и так в подавляющем большинстве происходят из офшоров, уровнем защиты которых довольны, так что им какие-то новые «русские офшоры» не нужны, а для ведения бизнеса за её пределами в нынешних геополитических условиях российская юрисдикция тоже играет в очевидный и сильный минус.

Создание полноценных офшоров в России может привлекать только внутренний российский бизнес и только с целью уменьшения налоговых выплат, что явно противоречит интересам государства.

Единственный и неизбежный путь

Таким образом, стремление к деофшоризации российской экономики альтернативы просто не имеет. При этом важно понимать границы достижимости процесса и не заменять его реальные цели показным догматическим формализмом. Владимир Путин на этот счёт выразился более чем конкретно:

«Офшор — это не абсолютное зло, а вполне легальная форма экономической деятельности. Те, кто их открывает, ничего противозаконного не совершают. А вот уже их использование — другой вопрос».

Российский подход к решению задачи, базирующийся на принятом в 2014 году законе о контролируемых иностранных компаниях, предусматривает поэтапный процесс повышения прозрачности бизнеса в сочетании с ограничением доступа офшорных компаний к проектам, имеющим государственное финансирование. Его главная цель — заставить компании платить налоги на прибыль, выводимую за рубеж, а в долгосрочной перспективе лишить процедуры подобной налоговой оптимизации смысла вообще. Закон касается не только классических офшоров, но и низконалоговых юрисдикций: Нидерландов, Швейцарии, Австрии, Латвии.

Пока процесс деофшоризации российской экономики идёт очень непросто. По опубликованным минфином итогам, на июнь 2017 года было подано примерно 7000 уведомлений об участии в иностранных компаниях, из которых прошли процедуру полностью 6250. В 40% случаев было принято решение о полном освобождении задекларированной прибыли от дополнительных налогов. Ввиду крайней непрозрачности вопроса сейчас пока невозможно точно сказать, много это или мало. С одной стороны, только в Швейцарии владельцами зарегистрированных там бизнесов числятся более 2000 граждан России. С другой стороны, эксперты IPT Group полагают, что сведения о зарубежном бизнесе раскрыты в отношении 15% активов. Дополнительные поступления в бюджет оцениваются в 2 млрд долл., а доля российских компаний, подчиняющих значимые сделки российскому законодательству, выросла с 10 до 34%. Это, безусловно, не 100%, но успех однозначен. Тем более что в деловых взаимоотношениях с зарубежными партнёрами достижение 100% невозможно чисто технически.

Однако надо признать, что два года практики применения закона также вскрыли существенный объём недоработок, которые сейчас нуждаются в корректировке и которые по ряду вопросов успеху процесса заметно препятствуют. Особенно это касается заявленного руководством страны стремления к уменьшению двойного налогообложения трансграничных бизнесов.

Но в целом минфин отмечает однозначную тенденцию к переходу под российскую юрисдикцию прежде всего мелкого и среднего бизнеса, то есть как раз той категории, где сосредоточена наибольшая часть «незаконных денег».

Конечно, если говорить о процессе в целом, меры, предпринимаемые правительством страны, для скрывающегося в тени бизнеса всё равно неприятны, так как в конце концов ведут к повышению прозрачности, а значит, и к росту совокупного среднего уровня налогообложения. Даже с учётом преимуществ низконалоговых зон. Так что предлагаемыми мягкими условиями легализации зарубежных капиталов на данный момент воспользовались только те, для чьих бизнес-схем такой переход особых сложностей не вызывал, зато сулил ощутимые преимущества. Не менее трети компаний в своём решении «ещё не определились» и всё ещё просчитывают, что им в итоге окажется дешевле: пойти на попятную или продолжить вести дела в прежнем виде даже с учётом дополнительных рисков и расходов.

Вместе с тем 40% компаний воспользовались нормами КИК для отказа от российского налогового резидента. Хотя их владельцам, кроме всего прочего, сейчас нужно не менее 185 дней в году проживать за пределами страны, что создаёт заметные сложности в управлении бизнесами, работающими в России. И налоговые ставки, в частности на прибыль, полученную от деятельности на территории РФ, для них увеличены вдвое.

Эти 40% сейчас преподносятся либеральной прессой как признак провала всей программы деофшоризации и чуть ли не повальное бегство бизнеса из России с, конечно же, безусловно фатальными для страны последствиями. Как водится, подобные выводы значительно опережают события и не слишком им соответствуют.

До трети ушедших в офшоры капиталов уже практически полностью поглощены зарубежными бизнес-структурами, так что «назад домой» мы их вернуть не сможем при всём желании.

Это печально, но такова цена развала СССР и последовавших за ним «лихих 90-х». Зато остальное в страну вернётся неизбежно, и помогут нам в этом как раз «наши западные партнёры».

В стремлении тоже добраться до офшорных кубышек частного бизнеса западные государства, в особенности США, быстро ужесточают собственные налоговые законодательства и правила ведения бизнеса, а также расширяют санкции — как целевым образом антироссийские, так и в целом направленные против «налоговых гаваней». Тем самым они собственноручно ставят перед нерезидентами вопрос ребром в стиле «ты чьих будешь?». Если для американских капиталов риск сводится лишь к пересмотру размера налоговых выплат (они чаще всего используют офшоры для хранения нераспределённой прибыли), а европейские пока ещё имеют возможность уйти под защиту законодательства ЕС, то ушедшие из-под российской юрисдикции «бывшие наши» оказываются сами по себе и всё чаще становятся объектом «свободной охоты» со стороны американских налоговых органов. Что их капитал уйдёт на усиление геополитического противника России — плохо. Но хорошо другое.

США сами указывают «бывшим» на выбор: или полностью сдаться «на милость победителя» в надежде сохранить хотя бы что-то, или вернуться в Россию, заплатить положенное и продолжить бизнес.

Пока этот выбор очевиден недостаточно и не всем. Особенно крупным холдинговым структурам, активно ведущим дела не только в России, но и получающим изрядную долю прибыли на иностранных рынках. У них всё ещё есть ощущение возможности сохранения успешной перспективы полностью самостоятельной игры в экстерриториальность. В конце концов, в офшорах по-прежнему лежит слишком много денег, которые имеют слишком много власти, чтобы ещё долго препятствовать попыткам национальных государств совсем отменить офшоры. Вот только они не учитывают темпы нарастания последствий глобального экономического кризиса, вынуждающего сами США всеми силами разрушать сложившийся ранее мир деловых норм и юридических правил. Ещё пять лет назад никто и подумать не мог о самой возможности такого серьёзного ограничения прав офшоров, какое сегодня уже стало реальностью. И процесс только набирает обороты.

В среднесрочной перспективе есть все основания полагать, что из 130–150 млрд «ушедших» капиталов не менее 100 получится «вернуть».

Переоформление прав собственности не в счёт, ибо это уже само собой. Правда, платой за это станет заметное (в разы) сокращение притока иностранных инвестиций в Россию и повышение сложности ведения крупных зарубежных проектов в связи с невозможностью обхода политического давления на них со стороны «недобросовестных конкурентов». С другой стороны, и масштабы оттока капитала тоже серьёзно уменьшатся, хотя и не прекратятся полностью. Но внешнеторговое сальдо у нас имеет все шансы остаться положительным и даже ещё больше вырасти по мере освоения Русского Севера, развития Северного морского пути, а также выхода на проектную мощность ныне только строящихся проектов вроде газопроводов и атомных электростанций. Стало быть, плюсов тут явно больше, чем минусов. 

Автор: Леший. Источник: https://alex-leshy.livejournal...