Неформат по воскресеньям - рассказ "НА ХУТОРЕ" - Константин МОчар

Как многие уже знают, в прошлое воскресенье я возвратился на КОНТе к старой своей идее - "неформата по воскресеньям" (1). То есть пере-опубликовывания мной моих же текстов, из числа размещённых на моей странице сайта Проза.ру (1)

Правда, снова показал первый рассказ из этого (нового-старого) цикла на своей странице КОНТа, а не в КОНТовском журнале "Южный фронт", как обычно это делаю на протяжении последнего года (2).

Однако, друзья-коллеги-единомышленники, из числа соучредителей журнала, не только поддержали "тему", но и выразили горячее желание видеть в дальнейшем мои художественные тексты в данном разделе на страницах журнала.

Поэтому, второй материал "неформата" - ранее тоже публиковавшийся здесь, но в совершенно другой редакции (3) - публикую сегодня уже в журнале (рассказ же "За евреев" размещу там позже).

И , судя по тому, что удалось довольно сильно отредактировать старый текст, идея однозначно получилась удачной ещё и из этих соображений (как мы с вами помним - "причина всегда комплексная!" - 4)

Для тех же моих читателей, кому особо понравилось и сильно "невтерпёж" дожидаться очередных публикаций, можно прочитать их на Прозе.ру (1), под моим резюме-тире-авторской справкой, в разделе Произведения.

Или, если есть желание посмотреть более последние их редакции, да ещё и с иллюстрациями, надо "забить" в поисковую строку Яндекса и (или) Гугла такую конструкцию - КОНТ Константин МОчар Неформат... (и дальше поместить название любого рассказа, этюда или эссе из раздела "Произведения" - или из "Рассказы" - фантастика, или из сборника текстов "Юркин калейдоскоп" - роман в историях и картинках (как бы роман из собственной жизни, художественно переосмысленной))

* * *

На хуторе

Грунтовая дорога тонула в море кукурузы, солнечная патока заливала мир.

Издалека, со стороны райцентра, появилось серое пятно - убегая от облака пыли, урча и подвывая, по дороге катил «Пазик».

В салоне автобуса было как в сухой бане, отворённые люки в потолке не добавили прохлады. Створки задних дверей дребезжали и постукивали, под днищем пискляво скрежетало.

Пассажиры с пятнами подмышек тупо выглядывали в грязные стёкла. Кто-то пил противную тёплую воду из трёхлитровой банки, кто щипал буханку и чистил варёное яйцо, оставляя следы на белке.

Нависая над верхней ступенькой двери, заднюю площадку занимал картонный зелёный чемодан с никелированными уголками и замками. На нём сидели два мальчика.

Малорослый Юра крутил крупной головой во всё стороны, Вася, без передних верхних зубов, сидел спокойнее. Стрижки у обоих были с сильно подобранными затылками и маленькими чубчиками.

Веселый Кот в сапогах выглядывал из Васиной книги. Уже третья, с железнодорожного вокзала в Лубнах, разложилась на коленях пятилетнего мальчика.

Вася смотрел на рисунок, быстро прочитывал страницу. Изредка морщил нос, поднимал затуманенные чтением глаза на окружающих, в окно, опять в книгу...

Одиннадцатилетнего Юру подмывало прыгнуть в проход между сиденьями. А ещё лучше – на помост мерно шумящего двигателя, под синей клеёнкой справа от шофёра. Выскочить и крикнуть:

- Смотрите, смотрите на моего братика, он читает с трёх лет! Это я научил!

Останавливало, что отец был почти рядом - ремень со своих штанов он снимал очень быстро.

Отцу не нашлось свободного места, он стоял возле мамы. Чисто выбритое, худое лицо с резкими морщинами на высоком лбу было словно придавлено - устал с дороги, или болел желудок.

Мама Надя устроилась на седушке над задним колесом, повыше.

Невысокая, крепкая, рядом с женщинами в салоне она выглядела худенькой. Модная причёска густых каштановых волос и светлое серое платье с рябью эмблем спартакиады - плывущими, бегущими, стреляющими человечками по всей ткани - очень шли маме.

Её карие глаза, легко прижмурившись, смотрели внутрь, словно вспоминала что-то хорошее.

Изредка мама ловила ладонь папы, поднимала глаза. И его взгляд становился мягче, морщины словно разглаживались.

А слева развалил живот усач с водянистыми зрачками навыкате – готовый Тарас Бульба, если ещё «оселедец» на круглом лысом затылке добавить.

Поковырявшись задумчиво в носу, усач налил холодного кефира из термоса в крышку. Которая, краснея дешёвой пластмассой, теперь качалась перед мальчиком.

А ещё на сбитую коленку в струпьях и пятнах йода села зелёная муха. Юра вспомнил папину науку и - р-раз! - ловко поймал горстью, чутко просунул палец. В ладони сухо хрустнуло, лапки перестали щекотаться.

Крышка же продолжала мотаться перед Юрой и будто дразнилась.

В конце концов, он воровато оглянулся и вытянул зудящую руку. Комочек с крылышками мягко плюхнулся в кефир.

Весь в ленивых мыслях, сосед чапнул крышку толстыми губами. Задумчиво пожевал муху, как хлебную крошку, ещё хлебнул кефиру.

Юра прыснул и уткнулся в колени. Через минуту он огляделся блестящими от возбуждения глазами.

Похоже, всё обошлось.

Однако, и старушка неподалёку, по виду учительница на пенсии, не дремала. Её птичья головка с жидкими седыми волосами и резинкой сзади дёрнулась в сторону родителей:

- А ваш старшенький бросил соседу муху в чашку!

Черты папиного лица вмиг заострились и стали чужими. Пальцы, с укороченным указательным на правой руке, сжались на никелированной трубе спинки так, что побелели костяшки...

Скоро автобус высадил их у покосившейся таблички «Стряпши» и попылил дальше. На изгибе дороги за грязными кукурузными початками серое облако исчезло. Лишь унылое завывание двигателя ещё долго было слышно.

Стоять на неподвижной земле было непривычно, немного пошатывало.

Рука отца упала на Юркино ухо, с детства растянутое и оттопыренное (впрочем, как и второе), словно ручка кастрюли:

- Готовься!

Мама длинно посмотрела на мужа, старшего сына...

Понемногу разобрали вещи и потянулись цепочкой по узкой колее меж высоких кукурузных стен. Юра, самый несчастный на свете, волок сзади кошёлку с продуктами.

Через час впереди зазеленел деревьями, забелел низкими мазанками хутор.

Мама уже бежала, летела по улочке среди густой листвы.

Навстречу ей шла Юрина и Васина прабабушка Ольга. Вытирая руки о подол и качаясь на ходу, она искоса выглядывала на гостью. Была старушка чуть грузная снизу, из белого платка выглядывало вытянутое, морщинистое лицо.

Прадед Фёдор, из-за её спины, несмело улыбался и едва заметно тряс головой. Острый подбородок в седой щетине был выпячен вперед, тёмная рубашка в широкую полоску свободно покрывала будто подростковую грудь. И - бечёвка держала на узких клубах широкие брюки.

Прадед родился в тысяча восемьсот девяносто каком-то году, прабабушка была на несколько лет моложе.

Вот прабабушка Ольга уже и узнала, хляпнула узкими сухими ладонями:

- Ой, На-дю! Нэвжэ!

Обнялись, заплакали...

Хутор был маленьким, на пяток дворов. Редкие камышовые, почерневшие крыши терялись среди роскошной зелени. И всё вокруг – яблони и груши, сливы и абрикосы, кусты картошки, густая высокая трава – ярко зеленело, как на глазах восставало из тучного чернозема.

Узкая мазанка бабушки имела неровные, чисто белёные стены и словно игрушечные окна. Её задняя стена куталась от далёких зимних холодов вставшими под самый козырёк кровли сухими бунтами кукурузных бадылин.

Рядом диковинным чумом высилась клуня - сарай из вязанок камыша. Подворье огораживал плетень из ивовых прутьев, на частых кольях разбрелись глиняные крынки.

За огородами озерцами виднелись копанки. Было их, сколько и дворов, отсюда хозяева брали глину для обмазывания стен. Хорошая глина залегала неглубоко, так что словно мыши погрызли ломоть луга. Копанки расползались в ширину. Залитые дождевой водой, зарастали кувшинками и камышами, здесь было раздолье для ребятни, гусей и уток.

Крынки на плетне показались Юре не очень чистыми. Делом решил извиниться за муху в кефире. Да ещё на глаза попалась деревянная тачка, белеющая новой доской на боку.

Представив торжественный вывоз посуды, Юра даже пискнул от возбуждения:

- Айда на копанку, помыемо бабушци горшкы!

Юра накладывал крынки, Вася потащил из сеней казан - за чёрным чугунным брюханом видны были лишь худые коленки и большая голова.

Крынки тарахтели, гремели на ухабах, казан солидно бомкал. Старший толкал тачку за ручки-оглобли, младший помогал сбоку. Вприпрыжку неслись к копанке:

- Па дал-линам и па взгорьям шла дивиз-зия впер-рёд!

Мутно, глинисто заблестела вода. В ней купались лакированные листы кувшинок с жёлтыми бутонами цветков и толстые вутки у берега. Увидев ребят, они загалдели, защёлкали приплюснутыми на конце красными клювами. И, покачиваясь, быстро поплыли на другую сторону озерца.

Юре тёплая как чай вода была до колена, Вася подтянул шорты почти до пояса. Босые ноги медленно тонули в иле, который приятно холодил ступни и щиколотки, продавливался меж пальцев.

Вася размазывал копоть от казана на животе, Юра взялся за посуду. Поболтал одну крынку, вторую…

Ничего в этом интересного не было. Крынки оказались тёмными от возраста, а не грязными. Да ещё левое колесо повело в скользкой глине. Тачку перекосило, и бабушкино добро полетело в воду. Дети сыпанули в стороны.

Затем Юра попытался собрать посуду, но это жеж надо каждую вылавливать!

Скоро он уже беззаботно прыгал с братом в прибрежной грязи. Было очень весело, только Вася поскользнулся и упал на живот, в расколоченную, душно пахнущую жижу возле берега.

А тачка с поднятыми в небо ручками, как зенитка, обстреливала курчавые тучи.

...Прячась за плетнями, Юра и Вася крались ко двору прабабушки. Её крики слышны были издалека:

- А трясця його матэри, куды глечыкы подивалыся, дэ казан?

Мамина тётя Варка из соседнего двора доложила:

- Оцэ наши хулиганы у копанку усэ повидвозылы!

Мокрый отец привез посуду обратно и кинулся в мазанку, выскочив оттуда с очень знакомым Юре, старым венгерским ремнём с бойскаутовским трехлистником на круглой пряжке. И, что-то шепча злыми губами, забегал по двору в поисках старшего сына.

В конце огорода, среди широких листьев-лопат, развалились на солнце длинные туши тыкв, желтые с коричневыми полосками, и шоколадные мячики арбузов. На жесткой выгоревшей щётке после скошенной травы присели три стожка с сеном.

Юра спрятался за последним.

Отец поискал-поискал, дал подзатыльник Васе и скрылся в клуне, где ремонтировал старый дедушкин велосипед.

А Юре хотелось реветь в голос от обиды на судьбу, за её постоянные соблазны:

«Ну что я за дурак! А ведь совсем уже большой, перешёл в четвёртый класс!"

Взять хотя бы сентябрьское происшествие. Тогда они с соседом и одноклассником Фантой слепили из грязи «кремовый» торт. Который удался настолько, что шестилетняя соседка Люба Нэмешка захотела его отведать.

Юре и тогда что-то нашёптывало: «Не трусь!» И тоже чувствовал - вылезет боком…

Сено терпко пахло клевером и щекотало лицо. Затем что-то шерохнуло внутри, из-под сморщенного листа подорожника прямо перед Юриным носом высунулась серая мордочка и круглые черные глазки. И - р-раз! - мгновенно исчезли.

Мальчик с азартом дёрнул клок сена - мыши там уже не было. Ещё один. И ещё...

Прибежал Вася, уже вымытый, и весело присоединился. О мышке давно забыли; со смехом и криками ребята бросались сеном во все стороны.

На шум прибежала мама, но было уже поздно - последний стожок в ряду, ещё недавно старательно уложенный прабабушкой и прадедушкой, исчез; сено теперь валялось по всему огороду.

Мама схватилась за голову и крикнула папе:

- Андрию, а иды сюда!

Юра бросился за защитой к прабабушке.

В мазанке никого не было. В потолке прихожей чернел узкий люк, в нем заканчивалась лестница с блестящими сучками на отполированных перекладинах.

Судорожно охватывая их, гладкие и прохладные, Юра вылетел наверх.

На искривлённых дубовых досках пола тускло желтели кучи кукурузных початков, развалились охапки сухого зверобоя, тысячелистника, репяшка. Здесь было темно и загадочно, и немного страшно. В голову полезли привидения, разбойники с огромными ножами… В таком интересном месте и полдня можно просидеть.

Вдруг кто-то закряхтел, завозился снизу. Лестница скрипнула, начала мерно попискивать, скользя вверх-вниз по чердачной доске. Медленно появился коротко остриженный седой затылок - в последнее время дед Фёдор едва ходил. Он подслеповато, настороженно всматривался в угол.

- Дедушка! - позвал правнук.

Глухой дед не отреагировал. И тогда Юра обнял его сзади.

Дед сдавлено хрюкнул и исчез.

Бабушка Ольга и мама в этот момент как раз осматривали в прихожей банки с огурцами, вот ещё две оказались порчеными. Испуганно поднимая головы на хриплый крик сверху, они увидели летящие кирзовые ботинки, штанины... - тараща глаза и нелепо выставляя худой зад, дед Фёдор с грохотом ухнул по лестнице до самого низу.

А в тёмной дыре на потолке белым пятном проявилось испуганное лицо Юры.

...На этот раз он получил за всё. Юра извивался, голосил под ремнём...

Мама убежала в комнату, прабабушка тоже исчезла со двора. Только прадед грелся на солнышке, прижмурив впалые глаза и легко улыбаясь – он ничего не слышал.

...Юра бездумно сидел на траве в кустах чёрной смородины. Щёки были мокрые от слёз, вся кожа сзади, от лопаток и до щиколоток, горела, словно её кипятком ошпарили.

А вокруг всё было, как раньше. На янтарно-зелёном клейком листике смородины шевелил усами плоский рыжий жук, по ветке деловито взбирались муравьи, нитка паутины танцевала на лёгком ветру.

Скоро Юра пришёл в себя - чай, не первый раз, и не последний... И только отец, как это часто бывало после экзекуции сына, спрятался в комнате и не выходил целый день; не зажёгся там свет, и когда стемнело.

Обед и ужин в сухую погоду проходил под раскидистой яблоней с шелушащимися сучьями. Ели молча, посматривая на пустой стул рядом с дедушкой. На круглом столе из рассохшихся тёмных досок сначала остыла папина тарелка с супом на обед, потом полкурицы и гречнёвая каша на ужин.

Мама знала - звать отца бесполезно.

Он появился во дворе лишь утром. Небритый и какой-то неприкаянный, невпопад отвечал на бабушкины вопросы и старшего сына "в упор" не видел.

...На следующий день Юра и Вася с криками носились по хутору.

С начала улицы послышалось треньканье велосипедного звонка, ко двору деда Панаса подъехал молодой толстощёкий почтальон Коля. Он картинно махнул ногой над блестящим кожаным седлом, перекрутил рыжую брезентовую сумку со спины на живот и скрылся в доме.

Велосипед почтальона остался у плетня. Новый, с серебристо-серой рамой и никелированным рулем, он словно дрожал от нетерпения поехать.

А Коля привез пенсию, и наверняка не будет торопиться. У деда такая крепкая самогонка, что даже прабабушка Ольга закатывала глаза.

Разве можно тут удержаться! Руки на чёрные резиновые ручки руля, оттолкнуться правой ногой, в седло... Вася с криком толкает сзади, быстрее, быстрее, вот и крутая горка за копанками.

Если повезет, никто ничего не заметит. Когда почтальон выйдет на улицу, велосипед уже будет возле перелаза.

- Н–н-нет!

Отворачиваясь от сверкающего солнечными зайчиками чуда, Юра безразлично проходит мимо. Вася в удивлении раскрывает рот и, не замечая коряги в траве возле дороги, во весь рост растягивается в пыли.

- Ги-ги, - заливается Юра, - ни дня без грязного и битого носа!

Сливовым прутом он стряхивает с синих штанишек Васи пыль, бьет всё сильнее и сильнее.

Подобрав клюку, тот начинает отмахиваться. Скоро ребята с криками наскакивают друг на друга и стучат прутьями, как шпагами в фильмах.

А солнце весело льется с неба, под лёгким ветром шелестит листва, времени некуда торопиться...