Переходящий глухарь

В середине 90-х госпожа судьба решила, что моего небольшого, но весьма активного опыта по сосуществованию с водной стихией, вполне достаточно для его фиксации и шлифовки более серьёзным опытом сосуществования со стихией человеческой, да в крайних её проявлениях. Ну и воткнула в участковые милиции. Разбирать заборные склоки домохозяев нашего небольшого городка. А ещё через год зашвырнула в опера уголовного розыска. Бороться с затянувшимся в районе советским наследием под названием “101-й километр”. А ещё через два года ‒ и в старшие опера. И даже одного непосредственного подчинённого всучила, уже десять лет пахавшего землю простым опером по борьбе с подростковыми бандами. Да в чине капитана.

А так будучи старлеем я и оказался на майорской должности.

Ибо лихо работал.

Городок для меня был чужим, из родни и близких знакомых лишь жена и дочь. Почему было одновременно и тяжело оперскую лямку тащить, и легко. Легко ‒ потому что никому и ничем обязан не был. Тяжело ‒ потому что не разумел родственных и иных завязок между местными чиновниками, бизнесменами, милицией, прокуратурой и бандитствующими разных мастей. Вот начальник розыска и решил, что всё это ‒ плюс. И из нескольких кандидатов на появившуюся вакансию меня предложил. Тем более что почётный “Преходящий глухарь” нашего уголовного розыска на мой сейф ни разу не приземлился.

Для справки: “глухарь” ‒ жаргонное слово питерских и областных милиционеров, означающее глухое, то есть нераскрытое, уголовное дело; в других же городах нашему слову “глухарь” соответствует синоним “висяк”.

Сам же “Переходящий глухарь”, как и словосочетание это, в отделе появился совершенно случайно.

Во время какого-то обыска опера среди прочего изъяли чучело глухаря, при том, что заявлений о подобной краже в отдел не поступало. Изъяли же потому, что в обыскиваемом ими притоне, типа бомжатник, чучело красивой птицы смотрелось, мягко говоря, вызывающе.

На вопрос «Откуда птичка?» вечно пьяный хозяин притона сначала задумался, потом протрезвел, после чего и дал явку с повинной на совершённую им кражу алюминиевой посуды из дачного домика, не заявленную в милицию. «Ну это мы знаем!» ‒ с равнодушными лицами обрадовались опера, ‒ «Ты нам лучше про глухаря расскажи». И тот, как и водится в подобных случаях, разохотился, и вспомнил ещё про семьдесят краж из дач в соседнем районе. И подельников назвал. А вот где они глухаря того добыли ‒ этого так и не припомнил. Мол, наверное кто-то за бутылку водки отдал. Ибо ещё и скупкой краденого промышлял.

А так чучело глухаря и зависло в кабинете того опера, что кражами из дач занимался, с сейфа пугая посетителей кабинета своим немигающим взглядом.

Вот.

А потом в тот кабинет как-то заглянул начальник милиции, Валентин Фёдорович. Осмотрелся. Молча. Подивился, что уже конец рабочего дня и недели, а опера всё ещё трезвые. Опять же молча. После чего всё также молча осмотрел чучело. Услышал пояснение Дмитриева: «Безхоз». После чего вышел. Молча.

Ну и как тут не выпить?

При том что боялись Фёдырыча не боящиеся ни живых, ни мёртвых опера ‒ мама негорюй. Особо, когда тот молчал.

Вот.

А в понедельник случилось подведение итогов работы уголовного розыска за прошедший месяц.

Наш горячо любимый и сильно-сильно уважаемый непосредственный начальник начал было стандартный доклад начальнику милиции о том, какой опер и как отработал в прошедшем месяце, да с процентами раскрываемости от общего количества преступлений на участках, но был тут же перебит:

– На последнем кто?

– Тюрин, 28 процентов.

– А на первом?

– Жвирблюкас и Маршанбаев, по 82.

Начальник милиции, сам в прошлом опер, вонзил взгляд в потухшего Тюрина, местного Казанову, весельчака, холостяка и бабника, пофигиста по жизни и при этом прекрасного сыскаря. Впрочем, других у нас и не водилось. Точнее, появлялись всякие, но уже через год обязательно становились прекрасными. Либо уходили кто куда.

Потом посмотрел на меня и Маршанбаева.

Потом снова на Тюрина.

– Серёга!

– Ну...

– Гну! Не стыдно? Последний ведь! При том, что толковый опер. Грамотный. Опытный. С системой за спиной. Не то, что казах и литовец, с их автодорожным и морским образованием.

И ещё раз глянул, сначала на нас, только-только пришедших в розыск полувынужденных переселенцев из некогда братских республик некогда нерушимого Союза, а потом и всех прочих оперов молча осмотрел. По очереди. Да так, что каждая голова рефлекторно с плечами попыталась срастись.

После чего и выдал:

– Надоело мне ваше предпоследнее место по области! За что вас только лучшими называют, не пойму! Короче, Дмитриев, дуй в кабинет, тащи глухаря сюда и передай Тюрину. Торжественно! Под дружные и радостные аплодисменты коллег! Пусть у него на сейфе сидит! И до тех пор, пока с последнего места не поднимется! А я постараюсь, чтоб весь отдел за три дня узнал суть словосочетания “Переходящий глухарь”.

Замолчал.

– А потом… а потом что? Ну, когда не последним стану? ‒ воспрянул духом Тюрин.

– Передашь тому, кого обгонишь. На очередном подведении итогов. И тоже под аплодисменты. Месяца хватит, чтобы раскрываемость поднять?

– Да два пальца об… асфальт!!!

– Головой только не бейся. А то мало ли генерал нагрянет, на что фуражку натягивать будешь?

Вот.

И через месяц Тюрин избавился от переходящего глухаря.

А затем и преемник его избавился, издёвок девчонок-дознавателей не выдержав.

А потом Переходящий глухарь у третьего опера на три месяца завис. Пока тот не уволился.

А в конце года вдруг выяснилось, что мы с предпоследнего места по раскрываемости поднялись до третьего сверху. Чему и сами весьма подивились. Мол, можем же лучшими быть не только неофициально. И при этом ‒ честно.

***

Жаль, что сценаристы сериала “Глухарь” не имели представления о нашем “Переходящем глухаре”, ибо ту тему можно было пустить красной нитью по всем сериям.

***