Разочарование в Церкви...

К сожалению, сейчас, как никогда ранее, люди путают священника с психологом. К священнику приходят не с духовными, не с мировоззренческими, не с религиоведческими вопросами, а с чисто психологическими, то есть теми, которые не всегда должны и могут быть ему адресованы. Таких людей в храме, по моим ощущениям, становится только больше...

                РАЗГОВОР СО СВЯЩЕННИКОМ

– Нередко людей в храм приводит беда. В последние несколько лет интернет наводнен психологическими текстами, теперь с бедой бегут к психологу. Значит ли, что к священникам наконец стали приходить именно с духовными проблемами?

– К сожалению, у меня обратное впечатление и предвзятый взгляд, как у одного из участников процесса. Сейчас, как никогда ранее, люди путают священника с психологом. К священнику приходят не с духовными, не с мировоззренческими, не с религиоведческими вопросами, а с чисто психологическими, то есть теми, которые не всегда должны и могут быть ему адресованы. Таких людей в храме, по моим ощущениям, становится только больше.

– Это происходит, несмотря на море публикаций о разнице между психологом и священником?

– Путаница возникает именно из-за таких публикаций. Человек слышит, что психологические проблемы может решать кто-то со стороны. Но психолог – это почти психиатр, а с советских времен на этой профессии клеймо, она сопряжена со страхами. Коуч – непонятное и пугающее иностранное слово. «Пойду-ка к батюшке, он почти то же самое, – рассуждает обыватель. – Наверняка что-то сможет придумать. Плюс это бесплатно. Плюс это рядом. Плюс это привычная форма взаимодействия».

У многих есть надежда, ложная, впрочем, что священник – не просто предстоятель на богослужении, человек с минимальным богословским образованием, а такой оракул, проводник Божьей воли.

Психолог, поди, что-то напутает, а вот священник всегда точно и правильно скажет.

– Если люди идут в церковь решать психологические проблемы, значит ли это, что миссия себя исчерпала и не работает?

– Нет, конечно. Как раз это поле для миссии. Люди не идут в храм, пока не случилось скорбей и трудностей. Как только происходит неладное, несутся сломя голову: «Я пришел к Богу с проблемой. Хочу помолиться и изменить жизнь, делаю это осознанно». Это один вариант.

Есть другой, когда в храм человека приводят даже не ложные, а ошибочные представления. Например, он идет за пресловутой психологической консультацией, в своем внутреннем неустройстве ищет коуча, а находит в церкви нечто иное. Часто это «иное» позволяет ему остаться, переозвучив и переформулировав свой вопрос. Одним словом, не всегда человек уходит из церкви разочарованным.

Пространство для миссии изменилось в этой психологизированной и ориентированной на психологическое консультирование среде. Это факт. Но это не значит, что места для христианской миссии вообще больше нет.

– В 80-е годы имена заметных священников и пастырей были у всех на устах: митрополит Антоний Сурожский, протоиерей Александр Мень… В середине девяностых невероятной популярностью пользовались диакон Андрей Кураев и протоиерей Артемий Владимиров, чуть позже – протоиерей Димитрий Смирнов. Нет ли ощущения, что градус миссионерства вообще снизился?

– Всякое предыдущее поколение говорит про последующее: «Ну, конечно, мельчает люд, нынче не того масштаба, чем давеча». С такими формулировками буду осторожен. Когда речь заходит о современной миссионерской деятельности, надо учитывать два значимых фактора.

Интернета во времена протоиерея Александра Меня не было. Источником были книги. Достать их было почти невозможно. В конце 80-х даже Евангелие нужно было доставать. Например, я впервые услышал Евангелие по радио. Ехал на машине из Москвы в Сыктывкар. Никаких радиостанций, кроме длинноволновых, поймать было невозможно, поэтому почти сутки слушал, как Евангелие без всяких комментариев читают какие-то протестанты. Понятно, что для сегодняшних реалий это экзотический опыт. Люди теснее контактировали, чтобы поделиться, обменяться и самими книгами, и мнением о них.

Сейчас значительная часть информации черпается в интернете. Там находят ответы, в том числе на мировоззренческие вопросы. Двадцать лет назад миссия укладывалась в пять значимых имен, сегодня их в разы больше и они, действительно, стали менее выпуклы. Интернет размыл концентрированную актуализацию на авторах и проблематике. Хочешь – читай митрополита Антония, хочешь – отца Александра Меня, хочешь – Паисия Святогорца, кого-то из современных соотечественников. Это расширяет кругозор, но одновременно менее заметной становится роль миссионера.

С другой стороны, за минувшие десятилетия люди в большинстве своем нашли ответы. Приходящий сегодня в храм человек уже не чистый лист, у него есть некоторый базис. Что-то прочел, если не Евангелие, то, как минимум, о нем, что-то совершенно точно знает о христианстве. Не всегда при этом люди имеют верное представление, но имеют же. Удовлетворяют любопытство в интернете, идут в ближайший храм, благо их много, общаются лицом к лицу со священником.

– В какой степени христианство интересно сегодня людям, что-то изменилось?

– Боюсь, в своем ответе я не буду глубок и оригинален. Я сам пришел в Церковь в 1992 году, то есть уже 27 лет назад. Такого потока, когда люди приходили в храм «пачками» и в составе делегаций, конечно, нет. Число впервые пришедших в церковь снизилось. Каждый новый человек – штучный продукт и всегда индивидуальное посещение. Не думаю, что проблематика и вопросы, с которыми люди приходят, как-то поменялись. Запросы остались теми же.

Всякий из нас ищет в церкви дополнительного измерения своей жизни, объяснения некоторым событиям в ней. Есть те, кто спрашивает: «Как понять Евангелие?», но большинство приходят с вопросами: «Почему Бог это попустил? Почему это случилось в моей жизни?» Другое дело, что не всегда теперь человек готов и хочет поговорить об этом со священником. Многие приходят в храм, чтобы просто обратиться к Богу, и мыслят священника как фигуру побочную.

– Наблюдаете, что в храме Великим постом людей больше? Те, кто хочет открыть для себя православие, как-то стекаются в это время?

– Постом людей больше, конечно, и на будних службах, и на воскресных, но это все-таки другой контингент. Я бы назвал период поста временем активизации тех, кто уже является прихожанином (то есть не миссионерская аудитория). Люди чаще начинают ходить в церковь, интенсивнее позиционировать себя в качестве прихожан, но признаюсь, увеличения мировоззренческих вопросов постом я точно не наблюдаю.

– Прийти на Пасху куличи святить – весело, радостно и драйвово. Пост и длинные службы, мудреные правила – сложно и скучно. Не кажется ли вам, что часто людей пугают правила?

– Думаю, это просто три разные стадии воцерковления. Сначала человек приходит с куличами, просто потому, что все так делают и это почти ничего не требует взамен. Потом он начинает узнавать “мудреные правила” и, чуть узнав, уже считает себя знатоком, правила его не пугают, а наоборот, воодушевляют.

А потом начинается медленный и очень непростой период осмысления. Иногда мучительный и почти бесконечный. Но остается шанс, что за самими правилами мы увидим, наконец, зачем они существуют и к чему нас ведут. Что мы попытаемся соотнести их с Евангелием и применить к своей собственной жизни как на богослужении в храме, так и вне его.

– Сталкиваетесь с тем, что люди расцерковляются, уходят? Есть ли объяснения, почему так происходит?

– Сталкиваюсь, конечно. Но надо понимать, что информации здесь много быть не может. Никто не рассылает декларацию: «Все, ухожу из Церкви, потому что…» Так только Лев Николаевич мог в своей «Исповеди» заявить. Обычно человек выпадает из общения, пропадает с глаз, о нем удается узнать от третьих лиц, часто по косвенным признакам. Статистика не очевидна, но основных причин расцерковления всего три.

Первая: подростковый бунт. Ребенок ходил в храм с родителями, был послушным, потому что мама с папой держали его в ежовых рукавицах и церковных рамках. Как только начинается бунт против родителей, тут же это касается и навязанных ценностей, в том числе церковной практики. Вырос и из храма тут же ушел. По моим наблюдениям, взрослея, такие дети все-таки возвращаются.

Вторая причина: разочарование собой в Церкви. Придя в храм, некоторые уверены, что за короткий период времени им удастся достигнуть высокой духовности и совершенства. Но так точно не бывает. Тогда человек делает вывод: «О, да это не работает!» Такая ситуация напоминает мне притчи о зернах. Это и есть та самая неглубокая почва, где росток проклюнулся, но, не имея должного питания, засох.

Третья причина: неспособность людей носить тяготы друг друга. Апостол Павел говорит в Послании галатам: «Друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов». В храме мы особенно к этому призваны, должны быть терпеливы к тому, кто рядом. Но не всегда получается. Тогда-то и начинаются рассказы о грозных церковных бабках, которые набрасываются на женщин, пришедших в храм в брюках или с плачущими детьми…

«Церковная бабка» – это почти мифическая фигура. Если принять ее за метафору неспособности терпеть друг друга, другой темп религиозности, эмоциональности, другой тип борьбы с собственным грехом, то это лучшая иллюстрация.

Как только люди перестают или разучаются друг друга терпеть, тут же начинают раздражаться на соседа-прихожанина, потом на священника, потом на настоятеля, начитавшись в интернете о пороках православных, ополчаются уже на всю Церковь. Неспособность нести тяготы другого, принимать другого, наверное, одна из самых распространенных причин ухода из Церкви.

В основе разочарования Церковью и разочарования собой всегда лежат ложные ожидания и надежды. Я утрирую, но наверняка вы слышали людей, которые с разной степенью откровенности заявляют: «Я думал, что вы тут все безгрешные…» То есть он ожидал безгрешности от всех остальных, столкнулся с тем, что безгрешных нет, то есть мы все его разочаровали, потому-то он решил уйти. Его надежды не сбылись. Но это лишь значит, что человек ждет от Церкви то, что она не может ему предложить.

Вторая сторона медали – бессилие. Целеполагание было верным, но человек не справился, устал, не захотел прилагать дополнительных усилий…

– Так что делать, чтобы из Церкви не уйти?

– У апостола Павла есть слова: «Всегда радуйтесь, непрестанно молитесь, за все благодарите» (1 Фес. 5: 16–18). Способность находить свет и радость в жизни вообще и в частности – очень ценная способность. Если человек не будет радоваться ближнему и Богу, то ему будет грустно и уныло и вообще в жизни, и в Церкви в частности.

Великий пост – не время диеты, не время духовного маскарада, когда себе и окружающим предстаешь мрачно постящимся. Пост – время вопросов к самому себе, возможность расти и укрепляться. Это время еще раз задуматься о целеполагании, о том, зачем, для чего, как живу, что делать в этой жизни. Это время радости.

Дарья Рощеня беседовала со священником Глебом Козловым