"На мой взгляд, полные женщины очень пластичны. В их пластике нет той нервности, изломанности, надрывной сексуальности, которая присуща большинству худых женщин."

4 марта - Всемирный день борьбы с ожирением

Лично я с появлением этого праздника категорически не согласен. С мужским ожирением я еще как-то бороться готов, а с женским – нет, увольте. Да и само слово «ожирение» какое-то неприятное – чтобы людей обидеть. То ли дело: пухлость, пышность, округлость, дебелость… – тут вроде как и бороться не с чем.

Моя дочь Полина в детстве считала, что мир делится на «сохленьких» и «пухленьких». И сегодняшний праздник – это признание права сохленьких на дискриминацию пухленьких.

Пухленьких начали долбать – и СМИ, и модная индустрия, и медики – где-то с шестидесятых годов прошлого века. И вот ведь что странно – именно с этого времени человечество и начало неукротимо толстеть. Судя по всему, тут есть какая-то загадочная взаимосвязь. Чем больше толстых долбают, тем быстрее они толстеют – описано наукой психологией. Все заняты, все довольны…

Раньше я, грешен, и сам был пламенным сторонником сохленьких и требовал у всех, кто тяжелей меня, «похудеть». Вся моя графика наполнена тощенькими, вытянутыми вверх, ломкими персонажами, которых опять же моя Полина называла «макаронинами». Придирчиво оглядывая свою жену Катю, которая в те годы при росте 175 см весила 56 кг, я и ей тоже советовал – для достижения совершенства – еще немного похудеть. Удивляюсь, как она меня, болтливого, тогда же и не прибила. Видимо, сама была сохленькой – и сил для битвы со мной не хватало.

Прошли годы. Теперь я от Кати, несколько вышедшей из прежних параметров, ничего такого, типа похудеть, не требую. Меня все устраивает.

Переворот в моем сознании произошел, видимо, в деревне Перемилово, где красавицами по старинке считали объемных барышень, а стройных дамочек подозревали в каком-то гложущем их организм заболевании.

Я сам не заметил, как мои полотна заполонили округлые женщины. Когда заметил – я уже был ими пленён. Сейчас мне будет трудно нарисовать худую женщину, в процессе рисования она все равно распухнет и округлится.

Когда я только начал рисовать пышнотелых женщин, все вокруг жутко удивились. Как будто до меня их никто не рисовал! А я в этой традиции совсем не одинок, среди художников было немало любителей округлых форм. И Рубенс, и Рембрандт, и Ренуар, и Дега, и Мане, и Кустодиев, и Ботеро, и внучок знаменитого психоаналитика Люсьен Фрейд… Даже Модильяни и Пикассо были замечены в рисовании толстых женщин. Короче, кто их только не рисовал… Не удивлюсь, если большинство художников, рисовавших пышных дам, были, как я, тощими.

Но если разобраться, все наши толстые женщины – разные. И накачены они разным воздухом. Мои – накачены воздухом Перемиловским.

Весь мир, который я рисую, – не толстый. Кроме женщин, пожалуй, все остальные мои персонажи не толстые – мужчины, собаки, кошки, стулья… Более того, у меня мир – угловатый, не умиротворенный. В нем кипят страсти, эмоции… У моих толстеньких барышень тонкие кисти рук, маленькие ступни. При всей объемности фигур – они, мои женщины, не тяжелые, под ними не трещит скамейка. Они даже могут взлететь. – Не то что Рубенсовские или, скажем, Кустодиевские женщины – мощные, плотские, вальяжные, манкие... Их просто так, с ходу, от земли не оторвешь. А моих – легко… И перемиловские мужички на моих картинках, даже мелкие, демонстрируют это.

На мой взгляд, полные женщины очень пластичны. В их пластике нет той нервности, изломанности, надрывной сексуальности, которая присуща большинству худых женщин. Я имею в виду красивых худых женщин – которые осознают, что мужчины их хотят. И, как правило, эти женщины делают все для того, чтобы их хотели. Все остальное не имеет для них значения… А толстые женщины органично – без уловок, ужимок и прыжков – вписываются в любой ландшафт, в любую среду обитания.

Толстая женщина нигде не смотрится нонсенсом – даже если, условно говоря, сядет на маленький велосипед. Это вызовет улыбку, но добрую. Потому что толстая женщина создает вокруг себя хорошую ауру. В ней есть некая сущностная основность, как будто через нее проходит ось мироздания, во всяком случае – российского мироздания. И на моих картинах толстая женщина практически организует мир вокруг себя.

Вот это, вероятно, меня в ней и привлекает. Ведь сам я – нервный и периодически не очень укорененный, сохленький. Меня ветром может сдуть куда-нибудь не туда. Даже против моей воли.

А мои толстые женщины наполняют мой мир теплом и укореняют меня в жизни…

Владимир Любаров