В 1989 году сего дня отошел ко Господу поэт Арсений Тарковский. На 82-м году жизни. Отец известного кинорежисера Андрея. Погребен на Переделкинском кладбище, недалеко от могилы Пастернака, если что.
В поэзии он отшлифован в нечто очень самобытное, самостоятельное. Его голос ни с кем не спутаешь. У него и своя тема и свой голос. В мире графомании, перешедшей всякие пределы, это бывает нечасто.
В полном собрании его стихов можно найти много такого, где "проходил Господь и следы оставил". Но говорит о Боге Тарковский так, что за говорящего не стыдно.
Самое пошлое в поэзии о Боге - это прямые имена и прямые наставления. Есть масса "религиозных" поэтов, которые "долбят" тему Бога с такой настырностью и наглостью, как будто они снимаются в фильме "Шахтеры". "Встань душа, иди молиться, потому что грех лениться", "Ты покайся дорогой, и обрящешь свой покой"... и так далее. Подобную чушь можно писать почти бесконечно, причем - всякому обученному грамоте. Это ужасно.
Но высший пилотаж – это сказать о Господе, не называя Его имени. Вот, например:
Не я словарь по слову составлял,
А он меня творил из красной глины;
Не я пять чувств, как пятерню Фома,
Вложил в зияющую рану мира,
А рана мира облегла меня,
И жизнь жива помимо нашей воли.
Вот тебе, человек, кусочек текста. Слово Божие творило человека. "Не я словарь по слову составлял…". Господь-Слово - "…лепил меня из красной глины". И не я вложил, как пятерню Фома, - отсылка к Евангелию от Иоанна, осязание Фомы, "а рана мира облегла меня". То есть, мир болен, болен неисцелимо - если Бог не исцелит его. "…И жизнь жива помимо нашей воли" - ведь если бы мы могли, то сто раз бы всё уничтожили, но - жизнь жива. Потому, что не мы её хозяева.
Или о Петре:
Просыпается тело,
Напрягается слух.
Ночь дошла до предела,
Крикнул третий петух.
Сел старик на кровати,
Заскрипела кровать.
Было так при Пилате,
Что теперь вспоминать?
И какая досада
Сердце точит с утра?
И на что это надо -
Горевать за Петра?
Кто всего мне дороже,
Всех желаннее мне?
В эту ночь - от кого же
Я отрекся во сне?
Крик идет петушиный
В первой утренней мгле
Через горы-долины
По широкой земле.
Вот старику снится что-то, и это "что-то" терзает душу, как совершившееся предательство или отречение. А главный отрекшийся в истории христианства, это Пётр. Отрекшийся и покаявшийся. И вот – петух поет, человек просыпается, садится на кровати, и с ужасом ощущает себя Петром! "Кто всего мне дороже, Всех желаннее мне?" – в эту ночь от Кого же я отрекся во сне?
Гениально. И я снимаю шляпу, как делал сэр Исаак Ньютон, когда слышал имя Господа.
Часть стихов отца его сын Андрей поместил в пространство своих фильмов. Можно услышать и голос самого поэта, и его стихи в прочтении Янковского, Кайдановского. Одно из них вы точно слышали, пропетое голосом Ротару:
Вот и лето прошло,
Словно и не бывало.
На пригреве тепло.
Только этого мало/
Все, что сбыться могло,
Мне, как лист пятипалый,
Прямо в руки легло,
Только этого мало/
Понапрасну ни зло,
Ни добро не пропало,
Все горело светло,
Только этого мало…
Скромный гимн человеческой бездонности. Набросай вглубь души миллиарды долларов, призы и венки, ракеты и кометы, машины и небоскребы, дипломы и медали – всё, что только хочешь, набросай. Там всё равно всё будет пусто… Душа Бога хочет. Без Него все пусто, и всего мало.
Все, что сбыться могло,
Мне, как лист пятипалый,
Прямо в руки легло,
Только этого мало.
Арсений Александрович - современник Ахматовой, в каком-то смысле ученик Мандельштама. Сын сумасшедшей эпохи, изжеванный внутри и потрепанный снаружи (потерял на войне ногу). Но это детали. Все потрепаны и изжеваны.
Он верит! В Христа верит! И голос его веры интимен и правдив. Такие поэты ходят медленно, но обгоняют эпоху. Как другой поэт сказал:
Срипи мое перо. Мой коготок, мой посох..
Не подгоняй сих строк, забуксовав в отбросах
Эпоха на коллесах
Нас не догонит, босых...
Оценили 12 человек
28 кармы