Юра, мы всё...

Я — простой сотрудник самарского ракетостроительного центра «Прогресс», да и вообще простой гражданин России. У меня есть семья, у меня есть мечты. В моей голове уживаются и мечты о справедливости, и размышления о том, куда бы выгоднее вложить деньги, если таковые заведутся. Уверен, таких как я много. Ещё недавно я пребывал в спокойной уверенности в завтрашнем дне. На нашем заводе изготовляют ракеты «Союз» — те самые единственные в мире ракеты, которые доставляют в космос не только спутники и грузы, но и людей. За более чем столетнюю историю предприятие знало и взлёты, и падения, сытые времена и голодные годы.

Однако всё меняется. Общая нестабильность, царящая в нашей стране в последние годы, затронула и «Прогресс». Один за другим под уголовную ответственность попали несколько представителей высшего руководства, от главного инженера до генерального директора. Если недавно завод активно набирал молодёжь, стабильно выплачивая подъёмные и надбавки, то теперь одно сокращение следует за другим. Написать это письмо я решил не только из-за страха потерять рабочее место. Мне становится страшно за будущее всего предприятия, и даже отрасли. Не так давно мы смеялись над тем, что американские партнёры будут попадать на МКС посредством батута. Теперь же я опасаюсь, надеюсь безосновательно, что нам не придётся налаживать (в рамках импортозамещения, конечно) производство батутов самим.

Одна из самых популярных шуток на заводе — «Делаем не ракеты, а бумагу». Доля шутки в ней, правда, небольшая. Благодаря политике «бережливого производства» были ликвидированы стратегические запасы стали и изделий проката, призванные обеспечивать бесперебойную и полностью автономную работу завода в критической ситуации. Зато запасы канцтоваров неистощимы. На фоне медленно погибающих отделов проектирования и вспомогательного производства, как грибы после дождя плодятся всевозможные «управления» — по оценке рисков, по борьбе с коррупцией, по экономической ответственности. Бесконечные приказы, распоряжения и служебные записки циркулируют по заводу вместо металла. Документооборот уходит в глубже в «цифру», это верно, но его суть от этого меняется слабо. Целые подразделения теперь работают на выработку, согласование и подписание договоров, контрактов и ведомостей. Каждый день придумываются новые поводы для создания комиссий, назначения ответственных и подачи списков. Правильные, казалось бы, устремления обращаются на практике ворохом формальных и бездумных отписок. Бюрократия превратила деятельность начальников подразделений в непроходимое болото, которое постепенно затягивает и заместителей, и рядовых сотрудников.

Дважды в год происходят массовые сокращения. Как и призывы в армию, они уже не первый год выпадают на весну и осень. Нынешнее сокращение (весны 2019-го) нацелено на снижение количества сотрудников предприятия на три тысячи человек. На практике, количество уволенных и уволившихся будет, уверяю, куда большим. Под сокращение попадают, в основном, пенсионеры — сотрудники от 60-ти и выше, но таковых на заводе вскоре уже не останется. Вместе с ними с предприятия уходят знания, почерпнутые из всё более ветшающих советских учебников и справочников, и бесценный опыт, накопленный с тех времён, когда здесь думали о полётах в космос, а не о том, на какие деньги выплачивать в этом месяце ипотечный взнос. Под каждое сокращение выходит приказ, позволяющий сотрудникам уволиться «по соглашению сторон» с выплатой трёх среднемесячных окладов. В теории, такой подход должен стимулировать уходить старшее поколение на пенсию с... «позолоченным» парашютом, давая дорогу следующему поколению. На практике всё куда хуже. И страшнее. Опытные старики пользуются этой возможностью, да. Но уходящий сотрудник забирает с собой не только три оклада — он получает их ценой сокращения места в штатном расписании, которое он занимал. Молодые перспективные сотрудники, которые могли бы встать на его место и улучшить своё материальное положение, оказываются не на пороге карьерного роста, а в тупике.

Опора предприятия — поколение 30-40 лет, успевшее перенять знания и опыт пенсионеров, внезапно понимают, что уже не станут ведущими инженерами, начальниками групп и секторов, заместителями начальника. Что они делают, поняв, что прошедшие десять-двадцать лет жизни они работали только для того, чтобы остановиться в развитии на тупиковой должности с окладом в двадцать пять тысяч рублей? Они уходят. Приказ чётко и ясно говорит, что не имеют значения ни возраст, ни стаж, ни должность. Пенсионеров выгоняют, их преемники, на которых чаще всего уже лежат обязанности по содержанию семьи, уходят сами. Остаются лишь молодые специалисты, которым ещё есть куда расти. Специалисты, порой перспективные, но куда чаще относящиеся к поколению ЕГЭ, неспособные решить задачу, если к ней не прилагаются четыре варианта ответов.

Сокращение в наши дни принято называть «оптимизацией». Правда, не очень ясно, что именно оптимизируется. Одно за другим погибают непрофильные производства и подсобные хозяйства. Снижается качество вспомогательного производства, обеспечивающего основное сложной станковой оснасткой и средствами транспортировки готовых изделий. Уходят метрологи и дефектоскописты, ответственные за точность, надёжность и герметичность сложнейшей космической техники.

В заключение. Я далёк от паники — нынешние времена приучают людей к ежедневным переменам и адаптации. Однако я наблюдаю настроения окружающих меня людей и не могу не опасаться за нечто большее, чем моя собственная судьба. Происходящие на заводе изменения тоже называют адаптацией, говоря, что интересы предприятия выше интересов обычных сотрудников. Но подобные «адаптации» происходили и в прошлом. Они привели к тому, что цеха заводов, подобных нашему, превратились в торговые центры, крытые рынки и офисные здания. Самарский завод имени Масленникова, просуществовавший немногим менее века, некогда давал работу 35 тысячам сотрудников и занимал территорию в несколько кварталов, а теперь превращён в пустырь, за который борются застройщики элитного жилья и офисных комплексов. То же, чуть ранее, случилось и с подшипниковым заводом ГПЗ-4. Глядя на эти фотографии, я начинаю всерьёз опасаться за своё здоровье. Ощущение гибели этих вековых промышленных титанов опустошает. Уверен, их новые хозяева тоже когда-то поставили интересы выживания завода выше интересов людей. Только вот в наше время для выживания заводу выгоднее стать торговым центром.