Не помню по какой надобности, но заинтересовал меня вопрос: что написал Чуковский, кроме запылившихся во времени детских стихов?
Оказалось, что был он критиком и переводчиком, любим и продвигаем в литературный талант друзьями по крови. Прочитав биографию поняла, что она интереснее чем история про одноногого и хромого, вышедшего утром из маминой спальни.
Для меня было открытием происхождение его имени и фамилии. Поэт по маме должен был зваться Николай Васильевич Корнейчуков, а по папе Николай Эммануилович Левенсон. Появился на свет Корней –Николай по причине пылкой страсти Левенсона к симпатичной служанке Катеньке. Имел от неё двоих детей. Вскоре после рождения Николая в 1882 году, отец оставил Екатерину Осиповну с двумя детьми и женился «на женщине своего круга».
Переезд в Одессу оказался для Коленьки счастливым билетом в будущее.
В пять лет его отдали в детский сад мадам Бехтеевой, о пребывании в котором он оставил следующие воспоминания: «Мы маршировали под музыку, рисовали картинки. Самым старшим среди нас был курчавый, с негритянскими губами мальчишка, которого звали Володя Жаботинский. Вот когда я познакомился с будущим национальным героем Израиля — в 1888 или 1889 годах!!!».
Уважение к детсадовскому другу было понятным – с 1901 года Чуковский начал писать статьи в «Одесских новостях». В литературное общество Чуковского ввёл как раз В. Е. Жаботинский.
И это несмотря на то, что окончить даже гимназию Чуковскому так и не удалось: его отчислили, по его собственным утверждениям, из-за низкого происхождения. Об этом он написал в автобиографической повести «Серебряный герб».
Жаботинский также был поручителем жениха на свадьбе Чуковского и Марии Борисовны Гольдфельд. Жизнь началась с хорошего старта и окружения. Хотя детскую травму безотцовщины он пронесёт через всю жизнь и творчество. Во всех его детских сказках обязательно кто-то хотел кого-то убить, съесть, покалечить. Бибигон так вообще был сиротой и защищался от всего мира шпажкой.
По воспоминаниям К. Чуковского, у него «никогда не было такой роскоши, как отец или хотя бы дед», что в юности и в молодости служило для него постоянным источником стыда и душевных страданий.
Посмотрим дальше. Кому из современников предреволюционной России удалось бы выучить английский язык по самоучителю, оказаться единственным в издательстве сотрудником, знающим этот язык и отправленным за счёт издательства с приличным гонораром в Лондон?
Мало кому, только если ты гений, окруженный подходящими друзьями.
Итак, двадцатиоднолетний Чуковский, как единственный корреспондент газеты, знающий английский язык, с окладом в 100 рублей ежемесячно, поплыл с молодой женой в Лондон. Кроме «Одесских новостей» английские статьи Чуковского публиковались в «Южном обозрении» и в некоторых киевских газетах. Но гонорары из России поступали нерегулярно, а затем и вовсе прекратились. Беременную жену пришлось отправить обратно в Одессу. Чуковский подрабатывал перепиской каталогов в Британском музее, заодно основательно ознакомился с английской литературой.
Вернувшись в Россию, Чуковский окунулся в революционные события 1905 года, между манифестациями успел основать сатирический журнал «Сигнал». Среди авторов журнала были такие известные писатели как Куприн, Фёдор Сологуб и Тэффи. После четвёртого номера его арестовали за «оскорбление величества». Его защищал знаменитый адвокат Грузенберг, добившийся оправдания. Чуковский находился под арестом 9 дней.
Освободившись, Корней Иванович укрылся в местечке Куоккала (ныне Репино), где свёл близкое знакомство с художником Ильёй Репиным и писателем Короленко. Именно Чуковский убедил Репина серьёзно отнестись к своему писательству и подготовить книгу воспоминаний «Далёкое близкое». В Куоккале Чуковский прожил около 10 лет.
Робин Бобин Барабек
Скушал сорок человек,
И корову, и быка,
И кривого мясника,
И телегу, и дугу,
И метлу, и кочергу,
Скушал церковь, скушал дом,
И кузницу с кузнецом,
А потом и говорит:
"У меня живот болит!"
Чуковский (сидит слева) в студии Ильи Репина, Куоккала, ноябрь 1910 года. Репин читает сообщение о смерти Толстого. На стене виден неоконченный портрет Чуковского. Фотография Карла Буллы.
Чуковский в 1907 году опубликовал переводы Уолта Уитмена. Книга стала популярной, что укрепило известность писателя в литературной среде. Он стал влиятельным критиком, насмешливо отзываясь о популярных в то время произведениях массовой литературы, например, о книгах Лидии Чарской и Анастасии Вербицкой.
С одесским остроумием защищал футуристов — как в статьях, так и в публичных лекциях — от нападок традиционной критики, хотя сами футуристы далеко не всегда были ему за это благодарны. Познакомился в Куоккале с Маяковским.
"Вон акула Каракула
Распахнула злую пасть.
Вы к акуле Каракуле
Не хотите ли попасть
Прямо в па-асть?"
"Нам акула Каракула
Нипочём, нипочём,
Мы акулу Каракулу
Кирпичом, кирпичом,
Мы акулу Каракулу
Кулаком, кулаком!
Мы акулу Каракулу
Каблуком, каблуком!"
Испугалася акула
И со страху утонула,-
Поделом тебе, акула, поделом!
Перед второй революцией Чуковский с делегацией Государственной думы опять побывал в Англии. Написал предисловие и редактировал книгу Паттерсона «С еврейским отрядом в Галлиполи» (о еврейском легионе в составе британской армии). В том же году Чуковский составил сборник «Ёлка» и написал свою первую сказку «Крокодил».
После революции обстоятельства советского времени сложились так, что Чуковскому пришлось свой талант критика «зарыть в землю», о чём он впоследствии сожалел.
В 1923 году вышли его знаменитые сказки «Мойдодыр» и «Тараканище», в 1924 году «Бармалей».
В феврале 1928 года в «Правде» была опубликована статья Н. К. Крупской «О «Крокодиле» Чуковского»:
Такая болтовня — неуважение к ребёнку. Сначала его манят пряником — весёлыми, невинными рифмами и комичными образами, а попутно дают глотать какую-то муть, которая не пройдёт бесследно для него. Я думаю, «Крокодила» ребятам нашим давать не надо…
Осип Мандельштам, Корней Чуковский, Бенедикт Лившиц и Юрий Анненков, проводы на фронт. Случайная фотография Карла Буллы. 1914 год.
В это время в среде партийных критиков и редакторов вскоре возникает термин — «чуковщина». Чуковский в декабре 1929 года в «Литературной газете» опубликует письмо, в котором «отречётся» от старых сказок и заявит о намерениях изменить направление своего творчества, написав сборник стихов «Весёлая колхозия». Сборник так и не выйдет из-под его пера, а следующая сказка будет написана только через 13 лет. Все другие мои сочинения, сетовал писатель, до такой степени заслонены моими детскими сказками, что в представлении многих читателей я, кроме «Мойдодыра» и «Мухи-Цокотухи», вообще ничего не писал.
Дженни туфлю потеряла.
Долго плакала, искала.
Мельник туфельку нашёл
И на мельнице смолол.
В 1930 году скульптор Р. Р. Иодко создал фонтан «Бармалей» («Детский хоровод», «Дети и крокодил»). Композиция представляет собой иллюстрацию к одноимённой сказке Чуковского. Сталинградский фонтан прославится как одно из немногих сооружений, уцелевших во время Сталинградской битвы.
Наиболее известной книгой, изданной в это время, был сборник детского словесного творчества «От двух до пяти» (1933).
На этом везение в жизни Чуковского окончилось.
Как доносил НКГБ в ЦК, в годы войны Чуковский высказывался: «Всей душой желаю гибели Гитлера и крушения его бредовых идей. С падением нацистской деспотии мир демократии встанет лицом к лицу с советской деспотией. Будем ждать».
1 марта 1944 года в газете «Правда» вышла статья П. Юдина «Пошлая и вредная стряпня К. Чуковского», в которой был устроен разбор изданной в 1943 году в Ташкенте книги Чуковского «Одолеем Бармалея» (Айболития ведёт войну со Свирепией и её царем Бармалеем), и книга эта признавалась в статье вредной:
Сказка К. Чуковского — вредная стряпня, которая способна исказить в представлении детей современную действительность.
«Военная сказка» К. Чуковского характеризует автора, как человека, или не понимающего долга писателя в Отечественной войне, или сознательно опошляющего великие задачи воспитания детей в духе социалистического патриотизма.
Жил да был
Крокодил.
Он по улицам ходил,
Папиросы курил.
По-турецки говорил,-
Крокодил, Крокодил Крокодилович!
2
А за ним-то народ
И поёт и орёт:
- Вот урод так урод!
Что за нос, что за рот!
И откуда такое чудовище?
В преклонные годы К. Чуковский вспомнил о душе, но довольно странно - затеял пересказ Библии для детей. К этому проекту он привлёк литераторов и тщательно редактировал их работу. Пересказ получался странный. В частности, от Чуковского потребовали, чтобы слова «Бог» и «евреи» не упоминались в книге; силами литераторов для Бога был придуман псевдоним «Волшебник Яхве». Книга под названием «Вавилонская башня и другие древние легенды» была напечатана в издательстве «Детская литература» в 1968 году.
Однако весь тираж был уничтожен властями. Обстоятельства запрета издания позже описывал Валентин Берестов, один из авторов книги: «Был самый разгар великой культурной революции в Китае. Хунвейбины, заметив публикацию, громогласно потребовали размозжить голову старому ревизионисту Чуковскому, засоряющему сознание советских детей религиозными бреднями. Запад откликнулся заголовком «Новое открытие хунвейбинов», а наши инстанции отреагировали привычным образом».
Незадолго до смерти писатель увлёкся диссидентством, поддерживал Солженицына, Литвиновых. В 1966 году подписал письмо 25 деятелей культуры и науки генеральному секретарю ЦК КПСС Л. И. Брежневу против реабилитации Сталина.
Умер Корней Иванович 28 октября 1969 года от вирусного гепатита.
Из воспоминаний Ю. Г. Оксмана:
Лидия Корнеевна Чуковская заранее передала в Правление московского отделения Союза писателей список тех, кого её отец просил не приглашать на похороны. Вероятно, поэтому не видно Аркадия Васильева и других черносотенцев от литературы. Прощаться пришло очень мало москвичей: в газетах не было ни строки о предстоящей панихиде. Людей мало, но, как на похоронах Эренбурга, Паустовского, милиции — тьма. Кроме мундирных, множество «мальчиков» в штатском, с угрюмыми, презрительными физиономиями. Мальчики начали с того, что оцепили кресла в зале, не дают никому задержаться, присесть. Пришёл тяжело больной Шостакович. В вестибюле ему не позволили снять пальто. В зале запретили садиться в кресло. Дошло до скандала.
Гражданская панихида. Заикающийся С. Михалков произносит выспренние слова, которые никак не вяжутся с его равнодушной, какой-то даже наплевательской интонацией: «От Союза писателей СССР…», «От Союза писателей РСФСР…», «От издательства „Детская литература“…», «От Министерства просвещения и Академии педагогических наук…» Всё это произносится с глупой значительностью, с какой, вероятно, швейцары прошлого века во время разъезда гостей вызывали карету графа такого-то и князя такого-то. Да кого же мы хороним, наконец? Чиновного бонзу или жизнерадостного и насмешливого умницу Корнея?
Отбарабанила свой «урок» А. Барто. Кассиль исполнил сложный словесный пируэт для того, чтобы слушатели поняли, насколько он лично был близок покойному. И только Л. Пантелеев, прервав блокаду официозности, неумело и горестно сказал несколько слов о гражданском лике Чуковского. Родственники Корнея Ивановича просили выступить Л. Кабо, но, когда в переполненном помещении она присела к столу, чтобы набросать текст своего выступления, к ней подошёл генерал КГБ Ильин (в миру — секретарь по оргвопросам Московской писательской организации) и корректно, но твёрдо заявил, что выступать ей не позволит.
Интересно, а сейчас читают детям его сказки?
Оценили 2 человека
4 кармы